Анталион
Шрифт:
– Что здесь? – спрашивает он офицера, глядя на меня из-за его спины.
– Ничего, мы возвращаемся.
Блондин не трогается с места. Он, всё так же улыбаясь, осматривает меня с ног до головы. Я чувствую, что краснею ещё сильнее, мне хочется провалиться под землю от его взгляда.
– Идём, Ричи, нам нужно ехать.
Блондин разворачивается, и они вместе идут обратно к машине. Он смотрит на меня через плечо, ещё раз всё с той же ухмылкой. Видимо у меня настолько нелепый вид, что его это забавляет. Я опускаю глаза вниз, чувствуя, что мои щеки всё ещё полыхают.
– Вик, всё в порядке? – слышно как хлопнули двери машины, и завёлся двигатель.
Шум
– Оливия, идём, нам пора на автобус.
Редкими бессонными ночами я часто возвращалась мыслями к тому дню. У меня было множество вопросов, и лишь мои догадки в ответ на них. Этот военный, Вик, так его назвали, когда он сел в машину, он знаком с моей мамой? Иначе, почему он замолчал тот факт, что у меня в руке были деньги? Почему он ничего мне за это не сделал? Мама кивнула ему в ответ, словно они приятели. Это слишком неофициально и даже грубо по отношению к военному. А когда я хотела найти деньги, которые он выкинул в кусты, мама сказала, чтобы я их оставила. Мы ехали, в автобусе молча, она мне ничего не сказала по поводу того, что я так была неаккуратна или неосмотрительна – ни единого упрёка. Она не отвечала на вопросы Ника, за всю дорогу даже не взглянула на него. Я не могла перестать думать об этом, потому что для мамы важна была любая мелочь – всё шло на покупку нормальных продуктов для Ника, и вдруг, она сказала всё оставить.
Дома, после того как брат уснул, я попыталась её расспросить о том, кто был этот парень. Она сказала, что меня это не касается и чтобы я больше никогда об этом не вспоминала. Мне трудно было не думать об этом. Сама не знаю, почему мне так хотелось про него узнать, но чувство, будто я его знаю, меня не покидало.
На вид ему было не многим больше чем мне. Как и всем остальным в машине. На службу обычно поступают сразу после школы. Либо военная академия, либо военная полиция. Страна в состоянии постоянных военных действий, как заверяют новостные сводки. Сначала, задолго до рождения моих родителей, были войны с другими государствами, войны за территорию и ресурсы.
История переписывалась, государства исчезали с карт, на их месте появлялись новые или оставались пустоши разоренные войной. Климат стал портиться: начались волны миграций, люди убегали с разоренных и бесплодных земель в поисках лучшего места для жизни. Начались вспышки вирусов. Каждый год вирус мутировал, но всё действительно стало серьёзно, когда новая мутация привела к тому, что возникла эпидемия, унёсшая множество жизней. От первой вспышки умерло очень много людей: выживших, среди тех, кто заразился, почти не было. Власти ввели комендантский час по всей стране, все кто оказывался вне дома после девяти вечера – отправлялись на общественные работы. Поэтому была введена только электронная оплата. Официально – это было сделано, чтобы избежать контакта с наличными, которые могли стать распространителем инфекции от одного человека к другому.
Не смотря на большое количество времени, которое прошло после вспышки, власти так и не сняли ограничения. Государству стало удобно контролировать граждан с помощью отслеживания. Камеры наружного наблюдения, предоставляли все сведения о человеке и его передвижениях. Был введен запрет передвижения между городами – это разрешалось только военным отрядам. Государственный банк отслеживал все переводы денег, и предоставлял данные военной полиции. Наручные проекторы – коммуникаторы, в виде браслета на запястье – заменили все средства связи. Они собирали данные о человеке и отправляли так же в военную полицию. Коммуникатор не давал приватности: то, что говорил звонящий – слышали все. Одно неосторожное слово в разговоре и можно оказаться за решеткой. Весь город был словно одной большой клеткой.
Везде была пропаганда армии, оказаться в рядах которой было великой честью. Но, в тоже время, это было лучше, чем оставаться гражданским – выбора, куда пойти работать было мало. Хорошо, если кто-то из родственников мог помочь, в большинстве случаев работу именно так и получали. Поэтому неудивительно, что все предпочитали пойти на службу. К тому же военным многое сходило с рук. Поэтому между страхом погибнуть в военных действиях или работой на заводе, например, мои ровесники выбирали первое. Я же с самого детства мечтала стать тем, кто спасает человеческие жизни, тем, кто действительно необходим людям. Моей главной целью было стать врачом, как моя мама. Я мечтала быть как она, я восхищалась ею. Она была моим кумиром. А потом всё кардинально изменилось.
Мама нервно помешивает суп, постоянно посматривая на часы. Сегодня готовит она, пока я занята уроками. Она выглядит раздражённой и уставшей, после дополнительной ночной смены. Под глазами залегли тёмные круги, которые не проходили уже несколько лет, а на лбу были хорошо видны глубокие борозды морщин, из-за того, что она часто хмурится. Мама сильно осунулась за эти годы, плечи опустились, а из-за уставшего вида она выглядела старше своих лет.
– Ма, всё-таки, кто был этот Вик? Откуда он тебя знает?
Я сижу, поджав ноги за столом на кухне, пытаясь безуспешно вникнуть в суть задания по химии – перед глазами вновь стоит он.
– Ты можешь заняться делами?
– Мне просто интересно поч…
– Тебя это не должно интересовать! Не суй свой нос не в свои дела! – Она перешла на крик.
– Я тебе уже сказала, чтобы ты отстала от меня с глупыми вопросами и не отвлекала от дел! – Она бросила готовить и уже просто кричит на меня.
– Что тебе не понятно?!
Я молчу, потому что мне нечего сказать. На глаза наворачиваются слезы от обиды: с Ником она так не разговаривает.
– Иди, забери брата. И отдай миссис Гилберт деньги – мы ей должны. Будь внимательнее, не доставай деньги при всех.
Она поворачивается вновь к плите. Это значит, что возражения не принимаются – придётся идти за братом.
Я складываю все тетради в рюкзак и забираю его с собой. У меня в планах не возвращаться домой, а пойти готовиться домой к Хейзл. Вместе мы хотим поступать в медицинский колледж, и вдвоём разобраться в заданиях будет проще. Забираю деньги, которые мама положила на стол, не глядя на меня. Выхожу на улицу, и вся обида постепенно проходит. Впервые за этот месяц стоит такая прекрасная погода – до этого были дожди. Путь предстоит не близкий, а мне как раз есть о чем подумать.
Итак, мама знает этого военного, это точно. Потому что она не переспросила, о ком я спрашиваю, значит, она знает его имя. А ещё она сама думает постоянно о том дне, потому что вопрос о нём не застал её врасплох. И в событиях того дня винит меня – её слова про то, чтобы я не доставала деньги при всех были напоминанием для меня. Я, правда, виновата: если бы на его месте оказался кто-то другой, то на нас завели дело. При обыске обнаружили бы много наличных, и тогда мама точно лишилась работы. Именно она единственный источник доходов в нашей семье. Моего отца уже давно нет в живых, а отец Ника вернулся к своей первой семье.