Антаподосис. Книга об Оттоне. Отчет о посольстве в Константинополь

Луетпранд Кремонский

XX. Побудил же [Генриха] к столь гнусному и тяжкому преступлению граф Эберхард⁴⁵. Ведь, во время первого мятежа [Эберхарда] Генрих, как и положено, оказывал поддержку своему брату, королю и государю, изо всех сил беспокоя его врагов. Но, так как беспечность часто приносит несчастье не только тем, кто стремится к временным благам, но и тем, кто посвятил себя вечному и живет в созерцании внутреннего благочестия, и, как говорит Вегеций Ренат в книге о воинском деле: «в опасности большая беззаботность обычно влечет за собой более тяжкие последствия»⁴⁶, вышло, что когда Генрих пребывал в некоем замке, слабо заботясь о своей безопасности, названный Эберхард, собрав большое войско, осадил его и, прежде чем брат-король смог оказать [Генриху] помощь, захватил [замок], после чего ушел восвояси, увезя с собой как немалые богатства, так и самого [принца]⁴⁷. Король, стремясь отомстить за бесчестье своего брата, а скорее за свое собственное, изо всех сил начал преследовать названного Эберхарда и его сторонников.

XXI. Эберхард же, отвратив от верности королю Гизельберта, герцога Лотарингии, оказал [Оттону] с его помощью немалое сопротивление. Несмотря на то, что жена этого Гизельберта была сестрой короля⁴⁸, он был одушевлен надеждой самому получить корону и был поэтому расположен скорее оказывать королю сопротивление, чем, как следовало бы, помогать ему против его врагов. Однако, увидев, что и таким образом не в состоянии [успешно] сопротивляться королю, они, вняв мудрому с точки зрения людей, но глупому с позиции Бога совету, обратились к Генриху с такого рода словами:

XXII. «Если ты клятвенно обещаешь следовать нашим советам, то мы тебя не только отпустим, ибо ты наш пленник, но более того, сделаем тебя нашим государем, если, конечно,

ты хочешь стать королем». Однако они говорили это не потому, что действительно собирались так поступить, а чтобы с его помощью им было легче одолеть короля.

XXIII. Король же располагал несколькими весьма храбрыми армиями, а именно: войском Германа⁴⁹, герцога Швабии, брата его Удо⁵⁰ и Конрада⁵¹, имевшего прозвище «Мудрый». Будучи связаны с Эберхардом узами родства, они все же предпочли умереть, - если бы так сложились обстоятельства, - за правду вместе с законным королем, нежели вопреки справедливости торжествовать вместе со своим родичем. Итак, Генрих, будучи обманут данным ему обещанием, быстро собрал своих людей и всеми силами стал помогать [мятежникам], сражаясь против короля. Но, поскольку записано, что «злоба обманывает сама себя»⁵², хотелось бы немного на этом задержаться и рассказать, каким образом обманула [Генриха] его злоба. Так вот, Эберхард не мог отвратить Гизельберта от верности королю и привлечь на свою сторону, пока не обещал сделать королем его самого. В свою очередь, Гизельберт надеялся обмануть Генриха таким образом, чтобы, победив с его помощью короля, в дальнейшем его устранить и самому овладеть королевским троном. Однако Эберхард изначально задумал иной план. Ведь, победив короля, он рассчитывал их обоих лишить королевской власти и самому ее захватить, как это можно заключить из его слов, сказанных им своей жене незадолго до смерти. Лаская жену у себя на груди, он сказал: «Радуйся пока на груди графа; скоро ты будешь веселиться в объятиях короля». Но действительность показала, что все вышло совсем не так, и злоба обманула сама себя.

XXIV. Итак, [Генрих], как мы уже сказали, воодушевленный, а скорее обманутый такого рода обещанием, собрал войско и вместе с Гизельбертом и Эберхардом выступил против короля. Король, не испугавшись их численности, но уповая на милость Божью, весело двинулся им навстречу. Но, чтобы ты знал, насколько легко Богу побеждать многих с помощью немногих, и что никто не спасется от избытка своей силы⁵³, услышь о повторении Господом древнего чуда.

Воины короля, достигнув Рейна у места под названием Биртен, начали уже переправляться через реку, не зная, что Генрих вместе с названными графами уже здесь. Лишь очень немногие сошли с кораблей, едва успев вскочить на коней и взять в руки оружие, когда узнали, - не услышав от кого-то, а увидев собственными глазами, - что отряды вышеназванных [графов] уже здесь и спешат им навстречу. Тогда они обратились друг к другу с такой речью: «Величина этой реки, как вы знаете, не позволяет нашим товарищам прийти к нам помощь, нам же, - даже если бы мы захотели, - не позволит вернуться назад; не секрет, насколько смешным будет, - особенно нашим землякам, - если храбрые мужи сдадутся врагам, не сопротивляясь, избегнут смерти, выкупив свою жизнь ценою вечного позора. И, несмотря на то, что невозможность бежать, - что иной раз сильно вредит самому врагу, - и мысль о вечном позоре, - если бы мы стали молить о милости, - дают нам уверенность в предстоящей борьбе, есть причина, а именно - стремление к правде и справедливости, которая особо побуждает нас сражаться. Ведь если в сражении с неправдой рухнет земной наш дом, мы обретем на небе вечный и нерукотворный»⁵⁴. Придя от этих слов в возбуждение, они в яростном натиске бросились на врага. Король пришел к выводу, что столь великой силой [духа] его люди обязаны божественному вмешательству; не имея возможности из-за разделявшей их реки собственноручно помочь им, он вспомнил, что народ Господень победил напавших на него амаликитян посредством молитв Моисея, раба Божьего⁵⁵; тотчас же соскочив с коня, король вместе со всем народом стал, проливая слезы, молиться пред победоносными гвоздями, которыми руки Господа нашего и спасителя Иисуса Христа были прибиты [ко кресту] и которые ныне вложены в [священное] копье. Насколько сильна, - по словам блаженного Иакова⁵⁶, - оказалась молитва праведного мужа, ясно показал исход дела. Ведь во время молитвы [короля] ни один из его людей не был убит, тогда как все враги обратились в бегство; причем некоторые из них так и не поняли, почему они бежали, ибо из-за крайней малочисленности преследователей не могли видеть врагов. Многие были убиты, а Генрих - тяжело ранен в руку, и хоть твердость тройного панциря не дала лезвию добраться до мяса, сила полученного удара причинила такой ушиб, что никакие заботы врачей так и не смогли его вылечить; поэтому [Генрих] ежегодно страдал от периодических сильных болей. Это, как говорили уже гораздо позже, и стало причиной его преждевременной смерти⁵⁷. Но, поскольку речь зашла о священном копье, будет уместно рассказать, каким образом оно попало к [Оттону].

XXV. Король Бургундии Рудольф, в течение нескольких лет правивший в Италии, получил это копье в дар от графа Самсона⁵⁸. Оно значительно отличалось по виду и фигуре от прочих копий, будучи изящно изготовлено совершенно новым способом и имея в середине наконечника отверстия по обеим его сторонам. Вместо выступов в средней части копья, вплоть до его изгиба располагались два очень красивых лезвия. Как утверждают, копье это принадлежало еще Константину Великому, сыну святой Елены, которая нашла животворящий Крест. Посредине копейного острия, которое выше я назвал наконечником, расположен крест, составленный из гвоздей, которыми были прибиты ноги и руки Господа нашего и искупителя Иисуса Христа⁵⁹. И вот, король Генрих, услышав, что Рудольф владеет столь бесценным даром небес, отправил к нему послов, пытаясь приобрести [копье] за какую угодно цену, чтобы иметь в нем непобедимейшее оружие против зримых и незримых врагов и постоянно побеждать их с его помощью. Когда же король Рудольф заявил, что никогда и ни при каких условиях этого не сделает, король Генрих, - поскольку не смог смягчить [Рудольфа] дарами, - постарался запугать его разного рода угрозами. Так, он обещал все его королевство опустошить огнем и мечом. И, поскольку то, о чем просили, было драгоценностью, тем краеугольным камнем, посредством которого Бог соединил земное с небесным, создав из обоих одно, сердце короля Рудольфа смягчилось и он лично передал праведному королю то, чего тот по праву добивался. Ибо там, где царит мир, нет места вражде. Ведь даже Пилат и Ирод сделались друзьями между собой в тот день, когда тот, кого они распяли, шел от первого ко второму, хотя прежде они были во вражде друг с другом⁶⁰. Сколь велика была любовь, с какой король Генрих принял названный бесценный дар, стало видно как из некоторых его поступков, так и, -особенно ясно, - из того, что он почтил [Рудольфа], сделавшего ему этот дар, не только золотом и серебром, но и немалой частью провинции Швабии⁶¹. Бог же, который смотрит на то, что в душе каждого⁶², обращает внимание не на количество даров, а на добрую волю и воздает за то, показал различными знаками уже в этом временном [мире], сколь велика награда, коей почтил Он благочестивого короля за упомянутое дело в вечности; так, неся перед собой сей победоносный знак, [Генрих] всегда устрашал и обращал в бегство восставших против него врагов. Итак, благодаря этому случаю, а скорее по Божьей воле король Генрих овладел этим священным копьем, которое, умирая, оставил вместе с королевством и прочим наследством своему сыну, о котором мы сейчас ведем речь. А с каким почтением относился тот к этому бесценному дару, доказывает не только нынешняя победа, но и удивительное изобилие божественных даров, о котором мы еще скажем⁶³. Итак, приведя в ужас и обратив в бегство [врагов], король вернулся домой, не столько радуясь победе, сколько восхваляя божественное милосердие.

XXVI. Хотелось бы несколько задержаться на этом и рассказать, что произошло это не случайно, но согласно Божьей воле. Что будет для нас более ясным, чем, если мы расскажем о явлении Господа и спасителя нашего Иисуса Христа после Его воскресения женщинам и ученикам. Фома хорошо знал о верности Петра, о любви Иоанна, который во время вечери возлег на грудь учителя⁶⁴; он слышал, что они поспешили к [Его] гробу и ничего, кроме плащаницы, там не нашли; узнал он также о видении ангелов, которые явились женщинам и сообщили, что Он жив. И что же? Положим, зная женскую слабость, он не поверил женщинам. Но скажи, святой Фома, - говорю я, - если ты не веришь также 2-м ученикам, спешившим к замку Эммаус, которым Он не только открылся, но и открыл писания, повествующие о Нем самом, более того - благословил, согласно обычаю, хлеб, преломил и дал его им, то отчего не желаешь ты оказать доверие всем [прочим] своим товарищам, которым Он явился через закрытые двери? Разве не помнишь ты, -говорю я, - что твой господин и учитель, которому ты обещал умереть вместе с ним,

предсказал все это перед своими муками? Ведь он говорил: «Вот мы восходим в Иерусалиму и совершится все, написанное через пророков о Сыне Человеческом. Ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его; и в 3-й день Он воскреснет»⁶⁵. Почему же ты сомневаешься в Его воскресении, когда видел, что Он, как и предсказывал, был предан язычникам, бит, оплеван и распят? Но не беда, что старался ты потрогать твоего Бога собственными руками. Ведь сам царь наш от века, устрояющий спасение посреди земли⁶⁶, который знает обо всем еще до того, как оно случится, предвидел, что многие погибнут из-за подобного заблуждения и, будучи добр и милостив, сказал [Фоме]: «Протяни палец твой и вложи руку твою в ребра мои; и не будь неверующим, но верующим»⁶⁷. ’ , экзауда де тома агие, что значит, убедись же, святой Фома, и устрани от нас своим неверием всякое сомнение. «Господь мой,-сказал он, - и Бог мой». О, сомнение, достойное всяческой похвалы! О, неверие, которое веками должны все восхвалять! Ведь, если бы ты не усомнился, я не верил бы столь крепко. Если бы мы рассказали тогда о вере учеников [Его] и уверовавших женщин еретикам, которые лживо утверждали, что Господь наш Иисус Христос не воскрес во плоти, они благодаря дьявольскому коварству противопоставили бы нам многочисленные аргументы против. Но услышав, что усомнившийся Фома трогал тело, прикоснулся к шрамам от ран и, тотчас же откинув неверие, воскликнул: «Господь мой и Бог мой», те, кто раньше много кричали, казалось, сразу же онемели, как рыбы, ибо поняли, что то была истинная плоть, которую можно потрогать, и истинный Бог, который вошел через закрытые двери. И то, что Фома усомнился, было не случайностью, но проявлением Божьей воли.

Таков, благочестивейший король, именно таков был замысел божественного провидения, которое желало столь неожиданной, - по причине малочисленности воинов, - победой показать смертным, насколько угоден Богу тот, кто молитвой заслужил [право] одержать столь славную победу при помощи столь малого [войска] . Возможно, - а скорее всего так оно и есть, - что ты прежде не знал, сколь сильно любит тебя Бог; позже он дал тебе это понять, почтив столь славной победой. Ведь мы ничего не знали бы о тех добродетелях, которыми обладали святые мужи, о том, как держались они в виду испытания их Богом, если бы они не доказали это [своими делами]; мы можем заключить сие из слов ангела, сказанных Аврааму, когда тот хотел принести в жертву своего сына; ведь он сказал ему: «Не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь я знаю, что боишься ты Господа»⁶⁸, то есть я сделал это известным тебе самому и последующим [поколениям]. Ведь Господь знал, какой сильной любовью любит его святой патриарх Авраам еще до того, как тот хотел принести ему в жертву сына; но сам любящий не знал, как сильно он Его любит, пока принесением в жертву любимого сына не доказал это самым ясным образом. Мы можем также доказать это утверждение со слов блаженного Петра: «Господи, - сказал он, - с тобой я готов и в темницу и на смерть идти». А Господь сказал ему: «Говорю тебе, Петр, не пропоет петух в эту ночьу как ты трижды отречешься, что не знаешь меня»⁶⁹. О, святой Петр, тот, кто создал тебя, знал тебя лучше, чем ты сам. Ты полагал, что обладаешь истинной верой; но тот, кто знает все, еще прежде чем оно случится, предсказал, что ты трижды отречешься от него. Позже, помня эти Его слова, на Его вопрос: «Любишь ли ты Меня?», ты объявил Ему о своей любви, дав такой скромный ответ: «Господи, Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя⁷⁰. По моему убеждению, я люблю Тебя больше, чем самого себя, если только любя Тебя, можно любить себя. Соответствует ли это, как я полагаю, истине, Ты, который создал меня таким, каков я есть, и наделил праведнейшей любовью, дабы я любил Тебя, знаешь лучше, чем я сам». Итак, добрый король, случилось это не ради твоей веры, но ради веры тех убогих, которые думают, что победа зависит только от численности [войска], а в человеческих делах все решает случай. Ведь мы знаем, что даже если бы ты перешел [реку] с 12-тысячными легионами и одержал победу, то приписал бы ее не себе, но Господу. Причина Его желания дать тебе возможность победить благодаря молитве малым числом состоит в том, дабы всех, кто полагается на Него, заставить любить Его еще сильнее и одновременно показать, сколь сильно Он тебя любит тем, кто этого еще не знал. Но оставим это и вернемся к нашему рассказу.

XXVII. В пределах Эльзаса есть замок, который зовется на местном наречии Брейзах и укреплен как благодаря Рейну, омывающему его наподобие острова, так и благодаря естественной неприступности самого места. Эберхард разместил в нем большое количество своих воинов, с чьей помощью не только овладел большей частью названной провинции и внушил ей страх, но и жестоко разорял [земли] верных королю [вассалов]. Наконец, добрый король, беспокоясь об [ущербе] своих людей, а не о своем собственном, собрал войско и вступил в Эльзас, чтобы осадить названный замок. Когда он туда пришел, большинство епископов, вняв убеждениям Фридриха⁷¹, архиепископа Майнцкого престола, бывшего тогда вместе с королем, покинули ночью разбитые ими по кругу палатки и, бросив короля, тайно бежали каждый в свой город; сам же Фридрих коварно остался [при короле]. Воины короля, заметив это, обратились к [Оттону] с такого рода речью: «Пора тебе, король, подумать о своем спасении; оставь это место и уходи в Саксонию. Для тебя не секрет, что брат твой Генрих ведет против тебя войну; если он узнает, что с тобой такое малочисленное войско, то нападет столь внезапно, что и бежать не удастся. Так вот, лучше пополнить войско и опять вернуться, чем погибнуть жалким образом или с позором бежать». На это неустрашимый король ответил им, как некогда говорил своим людям Иуда, по прозвищу Маккавей: «Не говорите так! Ведь если пришел наш час, давайте доблестно умрем, не омрачив позором нашу славу⁷². Лучше принять смерть за правду и справедливость, чем, избежав ее, жить в позоре. Наконец, если тем, кто противится Божьим установлениям⁷³, полагаясь только на свою численность, а не на Бога, угодно, сражаясь за неправое дело, умереть и сойти в вечный мрак Эреба, то нам тем более по нраву еще яростнее биться, - ибо боремся мы за правое дело, - и, сражаясь, умереть, если выпадет сей жребий всякой плоти. Ведь обратить тыл перед решающим сражением из-за малочисленности своего войска, значит для тех, кто сражается за правду, усомниться в Боге». Сказав это, он не только отговорил их от предполагаемого бегства, но и побудил доблестно сражаться.

XXVIII. На одно только, славный отец, обрати самое пристальное внимание; ты удивишься, когда услышишь, что [король умел] побеждать не только врагов, но и порывы своей души. Ведь и грешники с Божьего соизволения могут иной раз победить врага; соблюдать же непоколебимую силу духа, то есть не превозноситься в успехах и не падать духом при неудачах, дано лишь избранным. Итак, услышь, с каким пылом веры положился [Оттон] в столь бурное время на камень, которым был Христос⁷⁴. В то время при нем находился некий очень богатый граф, чье довольно значительное войско украшало армию короля. Видя, что очень многие покинули королевское войско, перейдя [к врагу], он, видя в человеке лишь внешнее, а не внутреннее, молча стал размышлять сам с собой примерно так: «Я без сомнения получу у короля все, чего бы ни попросил в этой сумятице, особенно теперь, когда нам предстоит жестокая война, и он боится, как бы я его не покинул». Итак, отправив послов, он умолял короля уступить ему некое, очень богатое поместьями аббатство под названием Лорш, дабы, пользуясь его землями, - ибо он и его вассалы нуждались в земле, - служить королю с большим успехом. Король же, будучи наделен хитростью не только голубя, но и змеи, не мог не заметить его коварного умысла, а потому дал послам такого рода ответ: «То, что я думаю об этом деле, я предпочитаю сообщить [графу] лично, а не через послов». Услышав его ответ послам, [граф] преисполнился великой радостью, ибо надеялся добиться того, о чем просил. Поэтому, не медля прибыв к королю, он просил его высказать свое решение относительно этого дела. А король при всем народе сказал ему следующее: «Должно повиноваться больше Богу, нежели людям⁷⁵. Ведь кто, пребывая в здравом уме, не понял, что ты высказал здесь не смиренную просьбу, но угрожающее требование? Записано: Не давайте святыни псам⁷⁶. И, хоть это было сказано отцами [церкви] в ином, духовном смысле, я считаю, что дам святыню псам в том случае, если те церковные земли, которые были переданы воинам Божьим благочестивыми людьми, я отдам воинам светским. Тебе же, кто просит столь дерзко и беззаконно, я заявляю при всем народе, что ты не получишь от меня ни это, ни что-либо иное. И если сердце велит тебе уйти вместе с прочими неверными [вассалами], то чем скорее [ты уйдешь], тем будет лучше». Услышав это, граф покраснел, выдав тем самым тайну своего сердца, - ибо лицо есть зеркало души, - и, тотчас бросившись королю в ноги, признался в том, что грешен и тяжко провинился [перед королем].

Итак, оцени теперь, с какой твердостью крушит Божий воин не только видимых, но и невидимых врагов. Ведь древний враг, убеждая подняться против него самых сильных князей, даже брата подстрекая отобрать у него королевство, полагал, что не причинит этим [Оттону] большого вреда, ибо все это - внешний ущерб; потому и побудил он названного графа требовать для себя наследство святых, чтобы король тотчас вызвал на себя гнев Божий, как только незаконно передаст своим вассалам достояние рабов Божьих. Но, поскольку ему это не удалось, [сила] святого короля, за которого ради [проявленной] им стойкости в испытании сражался сам Бог, возросла, о чем мы сейчас и расскажем.