Антиглобалист
Шрифт:
– Что же это за время такое? – Говорила покойная бабушка Давида, пенсионерка и бывшая работница этого завода Надежда Петровна. – Завод, построенный еще в Российской Империи при царе, переживший Первую Мировую войну, Гражданскую войну, Вторую Мировую Войну при немцах, переживший советскую власть и развал Советского Союза, и при этом, ни разу не остановив свою работу, не смог пережить нашу демократическую независимость, а по факту, олигархию. Да, все требует вложений, инвентаризации, умение побеждать в конкурентной борьбе, несомненно. Предприятиям, как и районным центрам в которых были эти предприятия, областям и всей стране в целом недоставало рук людей любящих свое дело, любящих свой народ и свою страну, не хватало людей хозяйственных, честных, работящих. А наше правительство предало свой народ, и народ, оставшийся без отца и матери, по сути, остается сиротой, кинулся творить беззакония, и продолжает творить беззакония. Каждый остался сам по себе. Нет единства, и той силы, что бы угнаться
Ведь по факту, что бы ты ни сделал, хоть немного попытайся изменить что-то в этой стране в разрез к текущей программе к лучшему, и ты сразу попадешь в разряд террористов, преступников, сепаратистов, врагов. Для этого они и разорили в стране большие предприятия, во-первых, чтобы наша страна уже никогда не выбралась из списка стран третьего мира, а во-вторых, чтобы люди не повторили революцию. Не ту революцию, на которой гибнут митингующие, а к власти резко приходят уже конкретные очередные олигархи или их ставленники. Нет, конкретную такую революцию, с полной зачисткой этого режима и этих порядков. Они не допустят этого. Им выгоднее, что бы у нас был мелкий предприниматель, а не предприятия с многотысячным количеством сотрудников, которых легче поднять на баррикады. С нас сделали покорное стадо баранов, которое будет терпеть все истязания. Антиглобалистов они же нарекут врагами и террористами, и еще через СМИ натравят общество на них, и общество обманутое, поверит им, и погубит восставших, и заклеймит их.
Я не знаю, как народ может освободиться, от этих оков. Но знаю одно, этот политический режим «демократической» олигархии, это самое плохое, что когда-то переживала наша родина.
Давид допивал чай, вспоминая слова дяди и бабушки, и его взгляд и внимание переключалось на открытую, перед ним на столе Библию которую с утра оставил предусмотрительно брат. Давид знал, что Георгий специально так сделал, и поэтому прочел строки, первые попавшиеся на глаза: "Буду ходить в непорочности моего сердца посреди дома моего. Не положу пред очами моими вещи непотребной; дело преступное я ненавижу: не прилепится оно ко мне. Сердце развращенное будет удалено от меня; злого я не буду знать. Тайно клевещущего на ближнего своего изгоню; гордого очами и надменного сердцем не потерплю. Глаза мои на верных земли, чтобы они пребывали при мне; кто ходит путем непорочности, тот будет служить мне. Не будет жить в доме моем поступающий коварно; говорящий ложь не останется пред глазами моими. С раннего утра буду истреблять всех нечестивцев земли, дабы искоренить из града Господня всех делающих беззаконие». Давид задумался над тем, что вот такого, как написано в этой книге, правителя не хватает его стране, таких чиновников, и таких граждан. «Но где же их взять»? – Думал наш герой. И ответ сразу же приходил на ум – «Воспитать. Но кто воспитает их?».
Собравшись на работу, спускаясь по ступенькам подъезда, Давид обратил внимание на почтовый ящик всегда забитый газетами о здоровье, рекламами от агентов недвижимости, прайсами товаров близлежащих торговых центров, рекламой пиццерий, парикмахерских, и время-от-времени, приглашениями на чудесные исцеления от очередных заезжих протестантов».
В общем, в ящике часто накапливалась какая-то макулатура, но там не было писем, от друзей, как в старые добрые времена студенчества, когда Давид жил в общежитии, и время от времени забирал из почтовой полочки письма от друзей и близких. С тех времени прошло уже много лет, и люди перестали писать друг другу, у всех были мобильные телефоны, но и звонки от старых друзей стали для Давида редкостью. Он махал рукой в сторону ящика, словно там стояли все те, кто о нем позабыл, он игнорировал прошлое, и шел, прочь выйдя на улицу, шагая в сторону маршрутки.
«Наверное, проблема все-таки во мне» – Думал он – «Я не стремлюсь всем понравиться. А электронная почта все убила. Убила мгновение ожидания, когда письмо еще в дороге, и есть опасение, что какой-то почтальон-неудачник потеряет его. Или когда письмо уже получил, и к моменту его раскрытия в душе все триста раз переворачивается от желания прочесть и узнать «ну как там мои дорогие?», когда внутри все вертится пропеллером, словно собачий хвост, когда собака усмотрит в руках хозяина хорошо поджаренный кусок мяса.
Выйдя на улицу, Давид прошел несколько сот метров, спустился в метро, проехал четыре станции и понял, что есть временной зазор, а значит можно выйти и посмотреть на реку. На нужной станции вышел на мост. Подолгу смотрел вдаль. Думал о том, как изменился этот мир, как будто сам жил здесь несколько сотен лет. Казалось, если бы кусок хлеба не зависел от денежной единицы, и экономического кризиса; если бы стремление человечества к материальной наживе не было настолько уж алчно, если бы не было той новой культуры, которая надламывает мораль, навязывает моду на другую, паразитирующую, а не созидательную жизнь; если бы не было рекламных щитов и бумажной музыки, то люди были бы другими, и может быть стали более счастливы, по-настоящему.
Мир смешивался в какую-то кабалу: на улице можно было встретить бездомного, и успешного бизнесмена проезжающего на дорогущем авто стоимостью чей-то пожизненной зарплаты, причем бездна между обоими классами вырастала с каждым годом все сильнее. Интеллигенция исчезала и стиралась либо в безработице, либо в бюрократии и коррупции, мало оставалось хороших врачей, учителей, инженеров. Все они растворились в странах европейского союза, или затухли, словно гирлянда на елке в черной дешевой работе. И Давид думал о том, что потенциал в народе есть, да вот нет возможности его раскрыть. Даже на размышления время было ограничено, он чувствовал рамки, в которое его загнали потребности и обстоятельства. Он стремился более всего найти выход. Глянул напоследок на реку, а потом на небо, словно там был его собеседник, и направился в сторону работы. Впереди был тяжелый рабочий день. Надо было действовать.
Стоит рассказать немного о его сфере деятельности Давида, а также о людях, с которыми он работал.
Давид пришел в коллектив не так давно по меркам существующей фирмы. Он работал здесь неполный год. Этого времени было достаточно, что бы втянуться в работу и показать неплохой результат. Давид был грузчиком, и суть работы его бригады заключалась в том, что нужно было фасовать цемент по мешкам и грузить их на подъезжающие грузовые автомобили. Часть этих автомобилей принадлежала фирме, на них развозили оптовые заказы по городу, другая часть машин принадлежала другим фирмам, частникам, а также обычным горожанам, пожелавшим купить цемент здесь, по более дешевой цене, напрямую.
Фасовщики и грузчики получали зарплату от выработки каждые две недели, всю сумму делили между всеми членами бригады поровну, не считая бригадира Витю, которому по праву полагалось больше. Условия труда были неравными, молодых, как правило, ставили на погрузку, что было более сложным трудом, старшие мужики становились на фасовку. Участь грузчика выпала и на Давида, потому что он, спустя почти год с момента прихода считался новеньким, так как все кто приходил после него дольше одного двух дней не выдерживали и увольнялись. Исключением стал только Илья по кличке Студент, который работать начал прошлым летом, потом с сентября ушел на учебу, а теперь в июне снова примкнул к старому коллективу. Давиду он нравился своим задором, юношеским максималистом, чистотой мыслей, наивностью и добротой. Разница в их возрасте составляла десять лет, может, поэтому находить общий язык им удавалось легче. Илья держался в обществе старших на равных, с самого начала своей работы вселил уважение и доверие к себе. Наверное, потому что умел держаться ровно в подобном обществе не то из-за пережитого прошлого, о котором всегда говорил коротко, невнятно и смутно, не то из-за врожденных качеств лидера. Работу он принял достойно, как и предыдущие сферы деятельности до этого. Парень он был волевой и сильный, с крепким здоровьем, закаленным в трудах с детства, и в непоколебимом характере «уж если упрется во что-то, то дело доведет до конца» говорили о нем, кому доводилось с ним сотрудничать.
Между грузчиками была негласная игра, кто погрузит за день больше тонн цемента. Мешки были по 25 килограмм, вроде немного, но при условии, что нормой за смену была погрузка свыше 100-ти тонн, работать приходилось на износ.
Давид установил с Ильей Студентом в этом месяце рекорд 157 тонн, до них двоих никто столько не грузил. Конечно, все тело ломило на протяжении нескольких дней после этого, и работу нужно было продолжать в том же режиме каждый день, но ребята выдержали, чем заслужил уважение со стороны большинства членов бригады. От количества и скорости погрузки зависели объёмы продаж. Вот почему режим работы здесь был интенсивным. Ну и зарплата ребят зависела от выработки.