Антиглобалист
Шрифт:
– Ну, зачем?! – вопили мужики, со всех сторон. – Ведь это не демократично.
– Исходя из того что производят современные поп музыканты, мне кажется я оказал милость не только себе – отвечал виновник событий.
А то, что касается радиоприемника, и порчи чужого имущества, то уже с первой зарплаты Витя лично приобрел на рынке новый приемник, и ещё лучше по звучанию предыдущего, и вручил обиженным коллегам.
Ребята были благодарны. Музыку включали, но реже. Все больше старались разговаривать, все извлекли из той ситуации правильный урок. И это объединяло коллектив больше. А почему он это сделал? Да кто его знает? Ну не хотел он в тот момент слушать музыку, и за это желание он был готов заплатить из своего кармана. Он был своеобразный, как это модно сейчас говорить, наставник, его методы были порой топорны и, как говорят, по колхозному, примитивны и примитивны, но они
По мнению Давида, он делал все правильно, привносил в серые будни хоть какое-то разнообразие, веселье, умел поднять настроение, и делал это как раз в самые тяжелые моменты рабочего дня, словно чувствовал, что нужно ребят разрядить и поддержать: «Ану, Студент, врежь по этой наглой морде! Кто учил его так парковаться? – Кричал он в сторону очередного водителя, который подъезжал на погрузку, и смотрел перепуганными глазами на Витю. – Что ты вылупился? Ты видел его, Студент? Иди, вмажь ему!» Или вот еще случай, когда проходила мимо ворот какая-нибудь красотка в откровенном наряде, Витя кричал ей «О-о, худоба пошла! Еще короче юбку не могла одеть? Нечего Студента от работы отвлекать!» и так далее, и все в том же духе. Давиду не все шутки нравились, но ребята смеялись.
Конечно, Витя был не главным. Над ним стоял другой начальник, кладовщик по совместительству Саныч, ровесник Вити, крепкий мужик, честный и строгий, ветеран афганской войны, бывший в горячих точках. Его все уважали и боялись. Он умел видеть людей насквозь, эдакий человек рентген. Все новоприбывшие грузчики проходили первый день стажировки у него на складе, он то и отбирал рабочих и направлял в дальнейшие бригады, которых здесь было несколько. Саныч подмечал за работником абсолютно все, начиная от вредных привычек, повадок, состояние здоровья, психологическим типом человека, и его умственными способностями, которые, на удивление требовались, ведь часто бригады перебрасывали на строительные работы, где нужна была не только сила и выносливость, но и смекалка, и знание ремесел.
Возвращаясь к истории с дракой, на которую звал Витя, те ребята, что не пошли на драку, которых Витя в дальнейшем именовал как Булан Старший и Булан Младший, были определены Санычем с самого начала как неблагонадежные, склонные к сплетням и подставам. Ведь поработав всего один день, и соприкоснувшись с суровым характером Вити, когда грузили поддоны, эти ребята успели пожаловаться на Витю Санычу, а тут такой номер не прокатывает. Не нравится – ответь один на один, не прав – терпи. Об этом, сгоряча, когда шли на работу в тот вечер Витя тоже сказал: «А, трусите идти, я знал что вы не пойдете, не зря мне Саныч сказал, что вас не стоит брать в бригаду.»
Что бы дополнить картину персонажами, мне нужно рассказать ещё о некоторых членах этой бригады.
Дядь Валик, по кличке Политолог. Умный и мудрый мужик, инженер, попавший под волну сокращений, и пришедший сюда, с целью прокормить семью. О таких говорят в наше время «неудачник», но здесь он был правой рукой Вити, рассудительный и честный. Его грешком было скорее то, что он любил ввязываться в политические и всевозможные диспуты и споры, а в целом мужик был толковый и ценился среди коллектива.
Петя, парень из Западной Украины, молчаливый, часто психующий по мелочам, зажатый скрытный, но трудолюбивый и делающий очень хорошо свою работу, временами сильно набожный, особенно когда трезвый. Такое складывалось впечатление, что он никогда не устает, и готов работать сутками, все потому, что он умел скрывать усталость, терпеть и работать на износ.
Илья по кличке Студент, о котором уже упоминалось раньше, пришедший на подработку на лето. Сильный молодой парень, занимающийся в университете смешанными единоборствами, не пьющий не курящий, его часто можно было застать после работы с книгой в руках. Витя часто просил его прочитать какой-нибудь стих, или набить кому-нибудь морду. Морды Илья никому так и не набил, но, во время просьб лицо делал суровое, так что водители и в самом деле пугались, а коллеги по работе смеялись.
Как я уже упоминал, были двоюродные братья Юра и Валера Буланы. Женя, лет тридцати пяти, со своими друзьями ровесниками Сашей и Сережа. Они работали чуть дальше на отдельной банке с цементом.
Вася, мужичек лет сорока, на погрузчике. Леха и Костя на фасовке песка. Игорь Лыгорий бывший пожарный лет сорока. А также другие фасовщики и грузчики с других бригад с которыми пересекались реже, так как работали они отдельно и жили дальше в отдельных вагончиках.
Короче, Давиду там нравилось с самого начала. Хоть физически было трудно, но по духу команды, по веселью, царившему на протяжении рабочего дня, спектру разнообразных тем перемолотых во время работы, ничего не могло сравниться с этой работой. Тут был свой негласный устав, свои правила, своя философия. Порой, Давиду казалось, что он попал не в бригаду грузчиков, а на Запорожскую Сечь 16-го 17-го столетия. Давид знал, что работа эта временна, наверное, это знание придавало ему сил трудиться и не сдаваться. А к самой работе он относиться не как к физически тяжелой. Больше как к спорту и социальному проекту, в котором можно было не только проявить себя, но и понаблюдать за другими людьми и их поведением.
Это был жаркий летний сезон, и этот день не стал исключением. Ровесники Студента где-то отдыхали, проводили время в кругу друзей и близких, а здесь молодые парни пахали не покладая рук, превращаясь в настоящих мужчин, и это немного угнетало Илью, и создавало иллюзию того, что здесь он ограничен, а свобода где-то там, в другом месте. Но пройдет время, и он будет скучать по этим дням, словно это были одни из лучших годов его жизни. Подобное чувство испытывал и Давид.
В глазах Давида богаче был тот, кто честно зарабатывал. И если можно было поставить на весы его системы ценностей, например одноклассника Сашу, которого Давид случайно встретил на днях в городе (а тот сделал вид, что не узнал его). Сашу, у которого отец совладелец крупной агрофирмы. Который дал сыну образование, купил в городе квартиру, магазин для торговли, дорогой автомобиль, и продолжает поддерживать сына деньгами. А на другую чашу весов поставить Петю грузчика, на котором висело двое младших брат школьник и сестра студентка, которым Петька высылал почти всю свою зарплату каждый месяц. Или Илью Студента, который вместо летних каникул вкалывал не покладая рук, что бы оплатить свое образование, общежитие, и военную кафедру, и вообще жизнь, чтобы не пришлось просить у своих бедных родителей, которые еще тянут младшую сестру. То в двух случая на весах перевешивали Илья и Петька, потому что Давид измерял людей по достоинству приложенной ими силы во благо еще кого-то, а не только себя, ну и тем, как себя вели при этом люди по отношению к окружающим.
Тем более Давид был сердит на одноклассника Сашу, потому что тот просто отморозился при встрече, увидев простой и неказистый вид некогда соседа по школьной скамье. Давид презирал тех, кто делит людей по социальному признаку, лицемерно улыбается, и заискивает, перед финансово богатыми лишь зная факт их богатства, пытается как-то подмазаться и угодить, в дальнейшем надеясь на возможную выгоду или полученные новые знакомства и связи, от людей финансово сильного. А Сашка был именно таким, как и большинство детей из богатых семей. Их изначально приучают к тому, что они особенные. Все начинается с рождения: с особенных палат, в которых рождаются эти дети. С родительских домов, в которые приносят детей, в которых их воспитывают. С шелковых простыней, в которые их заворачивают, и игрушек которые им дарят. Все начинается с особых привилегированных школ и вузов, в которых учатся они и им подобные, в лучшем случае заграничных, где они раз и навсегда усваивают «кто есть кто» в этом мире. И понятно, когда дети олигархов от рождения, не видавшие другой жизни четко ограждали себя от бедных классов, их так воспитали. Но, еще больше Давид презирал тех, кто выбился, как говорят «из грязи в князи», забывал всех тех, кто был рядом, как о страшном сне, забывал о родине, и не редко осуждал и проклинал её, а заодно и всех кто был с ним в эту родину запечатан, словно в консервную банку, а бедности боялся больше всего на свете. И, наверное, по причине этого страха, и по причине неистовой любви к деньгам, сам, некогда, будучи бедным, начинал презирать всех бедных и обездоленных, относясь к ним, как к людям низшего сорта.
Давид смотрел на работу простых парней своих ровесников, и понимал, что дружить всегда легче с людьми финансово бедными. Потому что здесь хоть и подымается, но гораздо реже вопрос денег, а людей оценивают по их качествам.
«Наши люди почти массово носят крестики на груди, и забывают, что тот, кто пригвождён к кресту был плотником, а не бизнесменом. А созидательный труд превыше зарабатывания денег ради денег. Формула сознания сегодняшнего человека «больше зарабатываю, потому что у меня больше алчности, которую нужно кормить» совершенно не делает его выше сортом. Мир ушел в плоскость измерения оценивания друг друга материальными благами. Мир опошлился, и пошлость выдал за норму поведения