Антикиллер
Шрифт:
Но беззаботность его была наигранной. Схватка с Баркасом сулила неприятности для обоих.
Прозрачная жидкость до половины наполнила хрустальные стаканы.
– За твой успех на выборах, Иван Павлович, – торжественно провозгласил Лыков.
– Спасибо! – механически произнес Воронцов.
До выборов следовало дожить. И он лихорадочно обдумывая, как это сделать.
А юрист Хасьянов сидел за маленьким столиком в подвале дачи Байкова
Лис был непривычно для самого себя респектабелен: легкие серые брюки, голубая рубашка с короткими рукавами, мягкие туфли серой замши. В отдалении на стуле висел удлиненный пиджак с двумя шлицами и красный, с абстрактным узором галстук. Он разделся перед тем, как приступил к убеждающей части беседы с адвокатом.
– Все! Теперь точно все!
Хасьянов положил ручку, размял дрожащие то ли от напряжения, то ли от страха пальцы.
– И про судью? – грозно спросил Лис.
Адвокат кивнул.
– Но я-то ничего не делал! Я юрист – мне поручили, я пошел! Что мне теперь будет?
– Не станешь хвостом крутить – отделаешься легким испугом. Посидишь, конечно, немного – от трех до десяти дней, пока разберутся, кто за тобой стоит. В изоляторе я тебе нормальные условия обеспечу. Не санаторий, ясное дело, но зато останешься жить... Поползешь назад – сдохнешь! Ты меня понял?!
– Понял, понял!
Хасьянов сжался на стуле.
– Только мне все равно конец... Иван Павлович не простит. А у него такие головорезы...
– Все правильно, – согласился Лис. – Поэтому ты теперь кровно заинтересован, чтобы твой Иван Павлович отправился за решетку. Или куда подальше. А значит, должен мне помогать не по обязанности, а от всей души. Ведь с этой минуты мы с тобой самые лучшие друзья, почти братья... Лис протянул руку, адвокат шарахнулся в сторону, но на этот раз зря.
– Не бойсь, дурашка, – Лис обнял его за плечи. – Я-то и есть твой защитник. А Воронцов – наоборот, злейший враг. Так?
Вместо ответа юрист зарыдал навзрыд.
– Успокойся, – привычно произнес новый друг, наливая в стакан теплую мутноватую воду.
– Когда по твоим наводкам судью убивали, банкира расстреливали, акции у людей отнимали, ты же не плакал?
Давясь, Хасьянов выпил противную воду.
– Вот и хорошо. А сейчас откровенно, без записи расскажи мне, своему лучшему другу, обо всем, что происходило в вашем кубле за последнее время... В кабинете Хондачева музыкально промурлыкал телефон.
– Ну и охранника ты себе подобрал! – не здороваясь, выпалил Одилян.
– Коренев? Он не охранник. Он старший консультант службы безопасности, – спокойно уточнил Хондачев, не обращая внимания на возбужденный тон члена правления.
– Он ничуть не уступает тому бандиту, который заставил меня продать акции! – возмущенно
– Вряд ли. Уверен, что старший консультант не требовал ничего противозаконного.
– Он заставил меня написать заявление!
Хондачев усмехнулся. Одилян мог обратиться в милицию только под стволом пистолета.
«Интересно, как Филипп его убедил?» – подумал банкир и тут же получил ответ на мысленный вопрос.
– Ткнул в зубы пистолет и пообещал вышибить мозги! И он не шутил!
– Скорей всего это была детская игрушка. Но почему тебя надо заставлять? Ведь у тебя угрозами отняли акции...
– А теперь меня вообще прихлопнут! – истерически взвизгнул Одилян.
– Старший консультант этого не допустит, – вразумительно произнес председатель правления. – К тому же аналогичные заявления написали Петровский, Басилов и Трефилов...
– Он и их заставил?!
– Убедил. Коренев обладает даром убеждения. Я тоже письменно рассказал об угрозах и вымогательстве. А сейчас письменные показания дает тот хорек, что приходил нас запугивать.
Одилян помолчал.
– Вот даже как! Ты решился на войну... Но имей в виду, я в этом не участвую! И когда меня вызовут, откажусь от того, что написал!
– Дело твое, – голос председателя оледенел. – Но старшему консультанту это не понравится.
– Угрожаешь?
– Нет. Но, отказавшись от заявления, ты срубишь сук под самим собой. Причем окончательно.
– Что за намеки?
– Никаких намеков, объясняю предельно прямо. Кто ты такой?
– Как кто? Член правления «Золотого круга», и ты это знаешь!
– А где твои акции?
Одилян растерянно замолчал.
– Акции утрачены. Потеряны или проданы – значения не имеет. Хотя согласись, только законченный идиот может в таком положении добровольно продать свой пакет!
Молчание в трубке продолжалось.
– Значит, ты – бывший член правления! Мы созываем внеочередное собрание акционеров и тебя переизбирают в связи с утратой акций. Конечно, учредительный взнос ты получишь обратно. Целых двести тысяч!
– Меня вынудили их продать, – голос Одиляна теперь звучал удрученно.
– Тогда ты должен добиваться признания продажи недействительной! Жаловаться, возмущаться, писать заявления...
– Но...
– И твердо придерживаться показаний, которые дал старшему консультанту!
Наступила долгая пауза.
– Хорошо. Извини, я немного погорячился...
На сверхконтрастном, с повышенной разрешающей способностью и углубленной цветностью экране метрового «Хитачи» Иван Павлович Воронцов выглядел чрезвычайно респектабельно. И говорил веско, уверенно, не пользуясь текстом. Тядом стоял Лыков, и каждый зрительно понимал: кандидат вхож в коридоры власти, а значит, сможет выполнить обещание и сделать то, что среднему россиянину обещали десятки лет – накормить вкусно, сытно и дешево.