Антиквар
Шрифт:
— А пожалуй что, я и согласен, — сказал он медленно. — Когда сможете привезти?
— Вот это уж теперь не раньше, чем в следующие выходные, — сказал Евтеев не без грусти. — Мы же все, Василий Яковлевич, бюджетники, на службу ходить обязаны, а на поезде туда-сюда как раз оба выходных и убьёшь…
— У вас что, машины ни у кого нет? — с искренним удивлением спросил Смолин, глянул на пиджачок-галстук гостя и печально покивал. — Ну да, Предивинск… Да и времена для интеллигентных людей не лучшие…
— Увы, увы… Так что — только через неделю.
Смолину такие сроки категорически
— Вот что, — сказал он решительно. — Я и сам могу к вам приехать. Сегодня у нас суббота… По вторник включительно всё расписано, и уже не переиграть… В среду, где-то к обеду, я могу у вас быть. Пойдёт?
— Отлично просто! Вот, я вам пишу мой служебный телефон, на часок-то под каким-нибудь предлогом вырваться смогу…
Одним словом, смело можно сказать, что расстались лучшими друзьями — точнее, надёжными партнёрами. Вот только Смолин, проводив нежданного партнёра, задумался не о грядущих прибылях, а о вещах гораздо более неприятных.
Ему пришло в голову, что всё это время он как-то пренебрегал вполне очевидным следом, нежданно-негаданно подвернувшимся на глаза. Прямо-таки демонстративно торчавшим на видном месте. Фарфор в той квартирке. Подбор фигурок выдавал человека не случайного, явно коллекционера со вкусом — а это-то и был след. В Шантарске просто-напросто не могло обитать не известных Смолину серьёзных коллекционеров чего бы то ни было — такова уж специфика ремесла. По хорошему фарфору серьёзно прутся человек семь… да, пожалуй что, именно семь, после кончины Липкина. Дедуктивно рассуждая, среди них как раз и может оказаться некто энергичный и решительный, всерьёз вознамерившийся положить лапу и на картины вдовы, и, быть может, на что-то ещё, вздумавший забогатеть резко и беззастенчиво.
С уверенностью можно исключить только двоих — зато сразу. Профессор Хаит и генерал Дробышев — просто-напросто не те люди, тут и к бабке не ходи. Впутаться в это дело для них было бы так же противоестественно, как для Смолина, скажем, лапать первоклассницу на детской площадке.
А вот остальные пятеро… Чисто теоретически рассуждая, любой из них достоин оказаться под подозрением — не в силу некоей криминальной биографии (в общем, ничего подобного у всех пятерых), а просто оттого, что, рассуждая цинично, способны. Теоретически способны, и всё тут…
Шарецкий… Анжеров… Благоволин… Погосян… Лурих… Да, вот именно. Представляя их себе, вспоминая то и это, можно допустить, что любой из них, чересчур уж встроенный в нашу рыночную экономику, может и не удержаться, когда замаячит серьёзный куш. В особенности когда не предвидится ни мокрухи, ни чего-нибудь столь же неаппетитного, некоего перебора…
Потом ему пришло в голову, что список подозреваемых всё же следует расширить. Наш Икс может оказаться другом-приятелем кого-то из пятёрки — солидным, не вызывающим подозрений близким другом, коему и предоставят в распоряжение квартиру для встреч с юной феминой. Как это у культурных людей водится. Друг приличный, девочка приличная… Что ж, это тоже след — но гораздо более запутанный. Чёрт, ну мы же не сыскари, в самом-то деле! За что ни возьмись, всё получится по-дилетантски, кто ж знал, что однажды придётся заниматься такими вещами в своём городе…
Ничего толкового не шло на ум, хоть тресни — где искать, как? К тому же с номером машины до сих пор загвоздка…
Так и не родив мало-мальски дельных мыслей по поводу всех тягостных загадок, он взял телефон:
— Глыба? Ты сегодня, часом, ничего… пэтэушного не планируешь? Вот и ладненько. У меня сегодня в гостях дама, так что побудь уж, если не трудно, ушибленным антинародными реформами бывшим профессором философии… Ну да, в таком ключе. Кстати, любопытные как, торчат? Нету? Ну, совсем хорошо…
…Дастархан Смолин готовил у себя в мансарде — не роскошный, но и отнюдь не напоминавший мимолётный банкет в подъезде на подоконнике. Коньячок откупорил, лимон порезал, поставил вверх ногами две антикварных стремянных чарочки с донышками в виде волчьих голов. Незаменимая штука в некоторых обстоятельствах — налитую до краёв, её уже невозможно поставить на стол, упадёт, и всё разольётся, так что волей-неволей приходится пить до дна. Какое-то интересное предчувствие у него начало формироваться относительно гостьи: отчего-то на сей раз очаровательная звёздочка журналистики вопреки своему обычному тинейджерскому стилю и юбку фасонную приодела, чуть ли не до колен, и блузка оказалась достаточно вычурной, и вся она была продуманная, словно в оперу собралась. С женщинами такие метаморфозы спроста не происходят.
А может быть, суровая действительность проще, подумал Смолин с усталым цинизмом, меленько пластая ветчину острейшим австрийским десантным кинжалом «Глок», прикупленным ввиду его исключительной полезности в домашнем хозяйстве. Может быть, майор Летягин эту красоточку и подослал, дабы выведала всё, что возможно. Или, если не так пессимистично, девочка попалась шустрая, прекрасно сообразила, что напала на золотую жилу, проникла туда, куда посторонних пускают раз в сто лет, да и то по случайности. Вот и намерена преуспеяния для застолбить за собой хлебное местечко — со всей свойственной нынешней молодёжи практичностью…
«А какая нам, собственно, разница?» — подумал он спокойно. Нам с ней детей не крестить, да и не влюбляться романтично, куда уж в наши-то годы, да и характерец у нас не тот… Мы люди простые, мы момент ловим…
Убедившись, что с сервировкой покончено, он на цыпочках подошёл к лестничным перилам и прислушался. Внизу вольно и гладко, как русская народная песня в исполнении мастера своего дела, разливался тенорок Глыбы:
— Все великие цивилизации, не мешает вспомнить, гибли исключительно от внутренних противоречий, пусть даже в иных случаях и представлялось, что виной всему внешние факторы…