Антиметро
Шрифт:
– А долго сторожить-то? То есть, ждать твоего возвращения?
– Долго! Ровно восемь часов, – Артём мельком взглянул на циферблат наручных часов. – Сейчас у нас пять двадцать девять. Утра, надо думать… Если через восемь часов, то есть, в тринадцать тридцать, я не вернусь, то смело заваривай ворота «термитками» и беги с докладом к подполковнику… Что так таращишься? Чего-то недопонял?
– Дык…, – Лёха ладонью правой руки начал отчаянно «лохматить» шлем на затылке. – Целых восемь часов… Что я буду делать всё это время?
– Сторожить, ясен пень. Скучно? Ну, тогда свистни…
– В смысле?
– Призывно свистни. Типа – нетерпеливый благородный олень во время весеннего гона… Не въехал, старлей? Ну, голые старухи услышат и со всех ног прибегут – на срочное и внеплановое спаривание. Чтобы, понятное дело, время убить с толком… Только я – лично – тебе, братец, не советую!
– Чего – не советуете? – Лёха громко икнул и неожиданно перешёл на «вы».
– Вступать с этими нетипичными бабушками в полноценные половые отношения. В плане – по взрослым понятиям…
– Почему это? – глупо улыбнулся Никоненко.
– По капустному кочану, безжалостно обгрызенному голодными весенними гусеницами! Или тебе, боец отважный, жизнь не мила? Вдруг, у подземных старушек – триппер вековой? Или же сифилис хронический, вовсе неизлечимый? Не говоря уже о тамбовских зубастых вшах и ушлых южноафриканских мандавошках… Не, брат! Ты, первым делом, этих пожилых особ доставь на «Лесную». Пусть их профессор Василий Васильевич осмотрит тщательно, анализы всякие возьмет, нужные справки – по всей форме – составит.…А, вот, когда Борис Иванович Мельников эти справки завизирует и печать – нужную – приложит, вот, тогда-то.…Пожалуйста, пользуй на здоровье! Не жалко…
– Гы-гы-гы! – с полуминутным опозданием загоготал Лёха классическим «грушным» смехом. – Ты, майор, прям, как Виталий Павлович шутки шутишь! Быть тебе – непременно, со временем – полноценным генералом… Кстати, ты знаешь, что у Палыча есть молоденькая и симпатичная племяшка? Люди говорят – чистое золото. Вот бы, тебе приударить за ней – для активного развития карьеры. Хоть – армейской карьеры, хоть – писательской… Не, это я просто так, от легкомысленной лейтенантской дури. Не бери, Тёмный, лишнего в голову… Всё я понял. Выполню, блин! Иди смело, только… Может, повоешь – для начала – в этот волчий ход, а? Чтобы ливийские шакалы гарантированно разбежались. Ну, что тебе стоит?
Артём, сложив ладони рупором, завыл, как учил – в своё время – мудрый Аль-Кашар, безостановочно и монотонно шепча про себя слова заветного заговора-молитвы: – «Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые исчадия Преисподней – ушли навсегда! Сделай так, молю! Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти…».
Крепкий шлепок по плечам, неслабый удар в солнечное сплетение. Сгруппировался-среагировал, понятное дело. Но рот, всё же, пришлось закрыть.
– Ну, кха-ха-ха! Блин подгоревший… И какого чёрта? – рассерженно спросил, борясь с приступом кашля, Артём. – За каким, спрашивается, хреном?
– Дык…, тебя же было не остановить, – сообщил Лёхин голос. – Всё выл и выл, как заезженная пластинка. Пять минут, семь, десять… Мне даже страшно стало. Показалось, что из боковушки выползает самый натуральный и осязаемый ужас… То есть, его верные флюиды, сформировавшиеся в единую субстанцию. В плотную такую и очень надоедливую. Мать её сублимическую…
Глава седьмая
Тайное подземелье и предчувствие 2033-го года
Они, как и полагается, перекурили это дело.
– Пойдёшь, Тёмный? – запихивая окурок в полупустую пачку, тусклым голосом спросил Лёха. – Не боязно, часом?
– Конечно, боязно, – честно признался Артём. – А вот, ты что-то там плёл про генеральскую племяшку, за которой мне надлежит ухлёстывать – для эффективного карьерного роста… Чего морду отворачиваешь в сторону? Смотри у меня! В глаз прилетит – не заметишь. В том смысле, что ослепнешь сперва, и только потом осознаешь… Так что, имей в виду, харя кандальная, по возвращению – я из тебя все жилы выну. Типа – на кулак намотаю и сожрать заставлю… С чего это, вдруг, пошли такие дурацкие разговоры? Никогда, вроде, повода не давал – даже – малейшего…
– Дык, я-то здесь причём? – удивился Никоненко. – Это всё подполковник Мельников… То бишь, языком чесал намедни. А ему, ясен пень, Горыныч наболтал. Он же у нас – самый знающий…
– Ладно, я почапал, благословясь… Посматривай тут!
– Ни пуха, ни пера…
– К чёрту!
Артём, несуетливо перемещая фонарь из стороны в сторону, шагал – в среднем темпе – по странному боковому туннелю. Сперва он хотел ограничиться прибором ночного видения, но упрямый внутренний голос настоял на своём, мол: – «Ни фига цвета не различаются! Вот, плесень на шпалах и стенах, она каких колеров, а? Как это – зачем различать цвета и оттенки? В таких насквозь непонятных и тревожных местах важна каждая мелочь. Вернее, в таких мутных местах мелочей, и вовсе, не бывает.… Ну, включи, пожалуйста, фонарик! А приборчик, наоборот, подними наверх, чтобы не мешался…».
Ход неожиданно повернул в сторону и Артём, чуть не наступив на непонятный тёмный предмет, непроизвольно шарахнулся в сторону.
– Мать его растак! – он негромко выругался, присаживаясь на корточки и подсвечивая фонарём. – Обычной рваной тряпки испугался, храбрый и опытный спецназовец… Впрочем, не совсем обычной, а щедро усеянной жирными и шустрыми вшами. Гадость-то какая! Б-р-р-р! Это, судя по всему, обыкновенная вязанная женская кофта. Только ужасно старая и дырявая. Следовательно, голые бабульки Лёхе Никоненко не привиделись… Да, уж! Дела. На одну каверзную загадку стало больше…
– Карр! – раздалось откуда-то сверху.
Он – в очередной раз – отпрянул в сторону и мгновенно вытащил из наплечной кобуры браунинг – одной рукой (во второй-то находился фонарь) управляться с автоматом было несподручно.
– Ну, и кто тут у нас? – тихонько пробормотал Артём, плавно водя по сторонам светло-жёлтым лучом. – Отзовись, не трону!
На широком боковом наросте сталактита (или сталагмита?) сидела большая чёрная ворона. Вернее, иссиня-чёрный огромный ворон. Птица, склонив голову набок, с любопытством косила на Артёма круглым, ярко-янтарным глазом с узким чёрным зрачком.