Антинародная мудрость
Шрифт:
– Здравствуйте! – поприветствовал я богатыря. Несмотря на сильное волнение, мой голос совсем не дрожал. Чего нельзя было сказать о моей левой коленке. Причем, в отличие от древнего французского императора, в ее дрожании я не ощущал никакого великого признака.
– Из чьих будешь? – вопрошал страж поля.
И правда, из чьих? И почему снова буду?
Может, сработает подсказка деда Игната?
– Из городских, – осторожно отвечаю.
– А…
Никогда не думал, что столько пренебрежения можно вложить в один-единственный звук!
– А пошто идешь? – не унимался защитник сорняков.
– Так купаться, – говорю.
– Ну, иди, – любезно разрешил он. – Купайся. Только далеко не заплывай. А то течением унесет, неровен час, впадешь в Каспийское море.
Богатырь криво усмехнулся, должно быть, оценив собственную шутку. Моря на астероиде не было.
Я вежливо улыбнулся в ответ и «послушно в путь потек». А богатырь остался стоять на боевом посту, без видимых усилий жонглируя палицей и напевая себе под нос мотивчик, смутно напоминающий «Плач Ярославны».
Затылком я чувствовал его взгляд. Пару раз мне хотелось обернуться, но я сумел подавить это желание.
Я не стал учитывать богатыря и увеличивать счет матча.
Вдруг еще обидится…
Не прошел я и пятидесяти шагов, как меня заставил остановиться очень громкий и резкий свист. Он раздавался не сзади, где остался богатырь, а чуть впереди слева, где возвышалась невысокая гора. Казалось, что звук идет как раз с ее вершины. И звук этот был невероятной силы. Я и не подозревал, что люди могут так свистеть!
– Ну, вот и Соловей-разбойник нарисовался, – пробурчал я, резко оборачиваясь на свист и с удивлением ощущая в своей левой руке рукоятку бластера.
И ведь уже второй раз за день! Надо бы последить за своими рефлексами, так и пристрелить кого-нибудь не долго!
Но пристреливать, как оказалось, было некого. По крайней мере, беглым взглядом окинув горный склон, я не обнаружил на ней ни одной стоящей мишени. С другой стороны, я не обнаружил и какого-либо естественного укрытия, за которым мог бы притаиться неведомый чемпион по художественному свисту.
Мне оставалось только недоуменно пожать плечами.
Я сложил руки рупором и прокричал, если быть откровенным, не слишком надеясь на ответ:
– Ааааааууу!
– Уууаааааа! – ответом мне было эхо.
Только очень странное эхо. Не исключено, впавшее в детство.
Предпринимаю еще одну попытку. В голову не приходит ничего лучшего, чем:
– Я – Дима!
Мне просто хотелось продемонстрировать невидимому наблюдателю свою вежливость, представившись первым.
– Амид я! – донеслось издалека.
Так я узнал, что у эха… или у эхо… тоже может быть имя. Необычное имя, химическое.
Я задумался. Если уж местное эхо ведет себя так странно, повторяет все мои слова задом наперед, то можно предположить, что и свистело тоже оно. Наскучило ему сидеть в полной тишине, вот оно и решило привлечь собеседника громким свистом.
Оборачиваюсь в сторону богатыря и понимаю, что ему сейчас нет никакого дела до моей переклички с эхом… с эхо. В данный момент богатырь совершал крайне непонятные с моей точки зрения действия. Его боевой шлем лежал в траве у его ног, а сам он самозабвенно молотил по шлему палицей. В движениях богатыря присутствовала особенная стать.
Да, с этой стороны поддержки не жди.
Слово всплыло в памяти само. Думаю, оно надежно хранилось там с какой-нибудь лекции по курсу «Русские писатели-классики XX века».
– Абырвалг! – крикнул я, ни к кому, в сущности, не обращаясь.
Ответ пришел с пятисекундным запаздыванием и застал меня уже в пути.
В первый раз у меня возникло сомнение в том, что все, происходящее вокруг, срежиссировано специально для меня. Слишком много было лишних, необязательных деталей.
Спектакль ли все это? Играю ли я в нем роль зрителя? А главное – кто управляет действием?
В этих бесплодных раздумьях я вышел к берегу реки. Река оказалась неширокой, но очень быстрой. Упавшие с деревьев листья и мелкие веточки пропадают из поля зрения с поразительной скоростью.
Когда стоишь у самого берега, перспектива «впасть в Каспийское море» уже не кажется столь фантастической.
Сначала – купание, решил я, рыба далеко не убежит. У нее же нет ножек.
Откладываю удочку в сторону. Импровизирую на тему детского стишка: «Трусы и скафандр лежат на песке, а Дмитрий подходит к опасной реке.» Трогаю воду пальцами ноги. Холодная, но терпеть можно.
Пусть другие бросаются в речку с разбега. Я захожу медленно, шаг за шагом, тщательно проверяя дно и привыкая к температуре воды. Главное – погрузиться по ватерлинию, дальше будет проще.
Когда вхожу в реку по пояс, течение внезапно исчезает. Река останавливает свое движение. Небольшая палка, еще секунду назад проплывавшая мимо, теперь лежит в воде смирно, не колыхнется.
Беру палку в руку и некоторое время тупо разглядываю. Похоже, сегодня я обречен оставаться именно с этим выражением лица. Налюбовавшись вдоволь, бросаю палку в воду. Палка падает на поверхность и замирает.
Ладно, думаю. Искупаюсь как-нибудь в другой раз.
Делаю шаг к берегу – и река оживает. Палка, кружась и покачиваясь, уносится вдаль со скоростью срочной телеграммы.
Делаю шаг вперед – течения как не бывало.
Шаг назад – как бывало.
– Да ну вас к черту! – говорю я и ухожу под воду с головой.
Наплескавшись в свое удовольствие в стоячей воде, выбираюсь на берег. Быстро обсыхаю под ласковыми лучами солнца.
И с чего это дед Игнат вздумал пугать дождем?
<