Чтение онлайн

на главную

Жанры

Антология реалистической феноменологии
Шрифт:

Проследим этот случай еще несколько далее: я отворачиваюсь от предмета, обращаюсь к собеседнику и говорю: «Этот предмет красный». Что здесь имеет место? Убеждение, которого я достиг ранее, может длиться и далее, я могу придерживаться его, даже если больше не вижу перед собой предмет. С этим убеждением я обращаюсь к другому человеку и произношу указанные слова. Но все обстоит не так, словно бы здесь не было ничего, кроме убеждения в положении дел и произнесения определенных слов. Произнося слова, я нечто подразумеваю [meine], я подразумеваю то предметное, что они обозначают, а именно я подразумеваю его полагающим, утверждающим образом. Это полагание или утверждение представляет собой весьма примечательный акт. Даже если я говорю: «Является ли этот предмет красным?», – то, подразумевая, я нацеливаюсь на предметное – на то же самое предметное, что и предложение «Этот предмет является красным». Но здесь мы имеем не утверждающее, а вопрошающее нацеливание. При внимательном рассмотрении обоих случаев то, что специфически присуще утверждению, проступает со всей ясностью. Или возьмем случай, когда кто-то высказывает утверждение «A есть b», а я с пониманием повторяю это суждение, не разделяя, однако, это утверждение. Совершенно тождественное положение дел подразумевается в обоих случаях, но в первом случае оно утверждаясь полагается. [243] Оставим в стороне вопрос, каким образом можно позитивно охарактеризовать повторение утверждения, осуществляемое с пониманием; в любом случае об утверждении здесь не может идти речь. Таким образом, мы видим, что есть своеобразные акты полагания или утверждения; они имеют место во всяком позитивном суждении, которое мы выражаем.

Мы будем разыскивать это утверждение в высказанном суждении; но мы должны остерегаться попытки редуцировать его к чисто языковой стороне. Надо признать, что утверждение без языкового одеяния нигде не может быть обнаружено. Но это не означает, что они тождественны друг другу. Утверждение существует как в собственном, озвученном, так и во внутреннем, безмолвном, проговаривании [Sprechen]. Проговаривание в том и другом случае характеризуется совершенно различным образом – нам, правда, надо опасаться того, чтобы рассматривать внутреннее проговаривание всего лишь как языковое представление, так как представление озвученного проговаривания и внутреннее проговаривание, очевидно, совершенно различны. В то время как проговаривание модифицируется таким своеобразным образом, утверждение, которому оно дает выражение, остается совершенно тем же самым как в случае внешней, так и в случае внутренней речи [Rede]. Каким бы еще образом ни уточнять характеристику этой модификации, можно сказать: специфический момент утверждения, конечно, не подчиняется этой модификации, и это в достаточной мере показывает сколь ошибочным было бы отождествление утверждения с проговариванием.

243

Из последующих рассуждений станет ясно, что нельзя характеризовать оба случая как «только произнесение» слов, различие между которыми заключается только в том, что в первом случае в основании [этого произнесения] лежит убеждение, которое отсутствует во втором случае.

Но согласно обычному словоупотреблению с не меньшим, а даже, пожалуй, большим успехом, чем убеждение, суждением можно назвать утверждение, которое теперь начинает мало-помалу обрисовываться перед нами. Таким образом, мы сталкиваемся здесь с двумя понятиями суждения, которые скрываются за многозначным термином «признание». Наряду с признающей оценкой и признающим согласием есть еще и второй случай признания, выраженного в суждении. В сущности, кажется, что употребление языка позволяет лишь утверждение назвать признанием; поскольку же утверждение и убеждение постоянно спутываются, то последнее одновременно также подпадает под этот термин. Теория суждения Брентано дает нам этому пример. Он говорит о суждении как признании, и это указывает нам, прежде всего, на утверждение – если мы не подменяем полностью те значения, которые входят в сферу теории суждения. Однако, с другой стороны, Брентано говорит о степенной градации суждения, и это, как легко заметить, немедленно вводит нас в совершенно иную сферу. В своей «Психологии» Брентано говорит даже об «интенсивности» суждения по аналогии с интенсивностью чувства. [244] Позднее он несколько изменил свою позицию. «Неверно, – говорится в работе «О происхождении нравственного познания», [245] – что так называемая степень убеждения есть степень интенсивности суждения, о которой можно говорить по аналогии с интенсивностью радости и боли». Но степени суждения Брентано все же продолжает признавать, как и прежде. Аналогичным образом и Виндельбанд говорит о градуированной подразделимости «чувства убеждения» или «достоверности». [246] Применительно к утверждению такого рода предположение не имеет вообще никакого смысла. Нечто либо утверждается, либо не утверждается; степеней же утверждения не бывает. Конечно, можно говорить о нерешительном, неохотном утверждении; ясно, однако, что такое утверждение не становится в таком случае менее значительным или меньшим утверждением. Совершенно иначе обстоят дела в случае убеждения. Здесь, действительно, имеет смысл говорить о ступенях или степенях. Наряду с убеждением есть предположение и сомнение; согласно этому все ниже падает «степень достоверности». Таким образом, в этой связи Брентано мог иметь в виду суждение не в смысле утверждения, а в смысле убеждения; поэтому он и выбрал такое выражение в приведенном выше месте. Опасная двусмысленность понятия признания обнаруживается здесь совершенно отчетливо, поэтому в дальнейшем мы будем полностью избегать этого выражения и в случае «полагающего» суждения всегда говорить об утверждении. Одновременно здесь обнаружилось первое фундаментальное различие между убеждением и утверждением, которое мы намереваемся провести еще несколько далее.

244

[Psychologie vom empirischen Standpunkte. In zwei B"anden. Erster Band. Leipzig, 1874], S. 292.

245

S. 57.

246

S. 186.

В психологических и логических рассуждениях мы часто находим сопоставление суждения с другими более или менее родственными актами сознания. Суждение в одном случае противопоставляется сомнению и предположению, в другом случае – вопросу или пожеланию. Если мы присмотримся поближе, то окажется, что термин суждение функционирует здесь в двойном, теперь нам известном смысле. Не следует относить предположение и сомнение к утверждению; и то, и другое в качестве различных уровней достоверности располагаются, скорее, подле убеждения. С другой стороны, акты, которые находят свое выражение в словах «Есть ли А b?» или «Если бы А все же было b!», несомненно, занимают свое место не подле убеждения, а подле утверждения.

Все это лишь косвенные указания на различие двух наших типов суждения. Прямое и окончательное подтверждение может нам дать здесь – как и в других случаях – только непосредственное восприятие. Но здесь перед нами обнаруживается с несомненной отчетливостью: с одной стороны – это убеждение, которое возникает в нас при виде предмета; нечто такое, что иногда называют чувством, а иногда и позицией сознания, – во всяком случае некоторое состояние сознания. С другой стороны – это утверждение, которое не «возникает» в нас, но «выносится» нами, которое совершенно отлично от любого чувства, от любого состояния; что можно характеризовать, скорее, как спонтанный акт.

И то, и другое – убеждение, как и утверждение – реализуются во времени; можно указать момент времени, в которое они начали существовать. Но в то время, как мы можем говорить о некоторой продолжительности убеждения, утверждение по своей сущности не допускает временной длительности; оно не протекает во времени, но обладает точечным бытием.

Мы далеки от того, чтобы констатировать абсолютное отсутствие отношений между убеждением и утверждением; они потому и смешиваются постоянно, что между ними существуют весьма тесные отношения. Невозможно утверждение, не сопровождающееся лежащим в его основании убеждением, причем и убеждение и утверждение относятся к чему-то строго тождественному. Напротив, вовсе не необходимо, чтобы каждое убеждение фундировало некоторое утверждение, и вовсе исключено, чтобы в основании убеждения лежало утверждение. В противоположность нашему первому положению можно было бы указать на факт лжи, для которого существенно то, что имеет место утверждение без убеждения. Ближайшее рассмотрение показывает, однако, что в случае лжи вообще не может идти речь о подлинном утверждении. Здесь имеет место своеобразная модификация утверждения, как бы мнимое утверждение, которое лишено собственной жизни и аналогию которому мы можем обнаружить в тех мнимых вопросах, какие мы часто ставим в светских [konventioneller] беседах. Подлинное вопрошание исключает убеждение в бытии того, о чем спрашивается, точно так же, как подлинное утверждение исключает неверие в то, что утверждается. Обычный вопрос, задаваемый в том случае, когда мы точно знаем то, о чем спрашиваем, не является подлинным вопросом; и точно так же ложь, когда утверждается нечто такое, во что не верят, не является подлинным утверждением. Мы не станем далее входить в эти достаточно важные сами по себе взаимосвязи. Для нас они, в конце концов, должны еще раз совершенно отчетливо продемонстрировать функцию убеждения и утверждения, а также их различие. Такого рода сущностные отношения, очевидно, возможны и постижимы лишь тогда, когда речь идет не о чем-то тождественном, получающем различное выражение, а о двух хорошо отделимых друг от друга образованиях. Это различие мы постараемся проследить и далее.

Брентано, как известно, с максимальной четкостью отделил друг от друга представление и суждение, но в то же время он связал их друг с другом тесным отношением, выдвинув тезис о том, что в основании любого суждения с необходимостью лежит представление. Любое признание и отвержение, если следовать Брентано, с необходимостью предполагает представление того, что признается или, соответственно, отвергается. Предмет суждения, таким образом, представлен в сознании дважды: во-первых, как представленный и, во-вторых, как признаваемый или отвергаемый. – Если мы теперь, со своей стороны, зададимся вопросом об отношении между представлением и суждением, то мы, разумеется, должны будем различать здесь два самостоятельных вопроса; то, что относится к суждению в смысле убеждения, совсем не обязательно должно относиться к суждению в смысле утверждения. Сперва, правда, можно указать на то, что относится равным образом и к тому, и к другому. Невозможно никакое убеждение и никакое утверждение, которое не было бы убеждением «в чем-то» и утверждением «чего-то»; отношение к предметному, к которому относится убеждение и с которым сопрягается утверждение, существенно для того и другого. Мы можем говорить здесь об интенциональном характере обоих видов суждения, но мы должны избегать извлекать из этой интенциональности поспешные заключения.

Интенциональность переживания означает, что оно имеет «направление на» предметное, а это в свою очередь предполагает, что это предметное каким-то образом «наличествует» для сознания. Однако это наличие [Vorhandensein] в самом широком смысле не имеет характера представления или, по крайней мере, не обязательно должно иметь такой характер. [247] Конечно, нелегко строго ограничить понятие представления. Гуссерль показал, сколь обширными эквивокациями оно обременено. [248] Если мы воздержимся от расхожего значения понятия представления, когда о нем говорится в противоположность восприятию, тогда о нем можно говорить в том смысле, который в равной мере включает в себя восприятие, воспоминание, воображение и другие родственные акты. Точное понимание выражения «пред-ставление» служит нам для ограничения этого весьма обширного класса актов. Представленным является для нас все предметное, которое мы имеем «пред» собой, или – чтобы избежать напоминания о пространственном образе – которое «присутствует» [ «pr"asent»], которое для нас есть «вот» [ «da»]. Для меня присутствует лист бумаги, который я воспринимаю, Миланский собор, который я себе живо представляю, прошедшее переживание скорби, о котором я вспоминаю, ландшафт, который я воображаю в фантазии. Все эти акты фундаментально различны, но тем не менее все то, что в них постигается, находится для меня «вот здесь», оно находится предо мной, в этом точном смысле оно мной «представлено».

247

Брентано, правда, говорит о представлении «в наиболее широком смысле слова», ibid., S. 15.

248

Log[ische] Untersuchungen, Bd. II, [Halle a. S., 1901] S. 463 ff.

Это понятие представления простирается далеко за пределы сферы чувственно воспринимаемых предметов, откуда оно берет свое начало. И красота произведения искусства, которую я чувствую, есть для меня вот здесь [da]; и точно так же число 2, природу которого я живо представляю [vergegenw"artige] себе в представлении любых двух отдельных предметов, присутствует для меня именно в этом живом представлении. Мы никоим образом не игнорируем полноту феноменов, которую следует здесь различать. Если мы возьмем только чувственное восприятие, то сразу станет ясно, что «собственно», на переднем плане воспринимаемое есть совершенно иначе «вот здесь», чем данный при этом фон, а то и другое, в свою очередь, отличается от небольшого фрагмента, который особенно занимает мое внимание. Тем не менее о «вот-бытии»

[ «Dasein»] мы можем, очевидно, говорить во всех этих случаях, [249] и точно так же обстоят дела, когда мы обращаемся к совершенно иного рода сфере представляемых, вспоминаемых, воображаемых, чувствуемых и мыслимых (наподобие чисел) предметов. Все они для меня «вот здесь», и это дает возможность объединить в одну группу акты, схватывающие эти предметы, и все прочие акты, интендированная предметность которых присутствует для меня в аналогичном смысле. Можно было бы поставить вопрос, не охватывает ли это определение вообще все акты, которые относятся к предметному, и не «есть» ли каждый таким образом интендированый предмет вместе с тем для меня «вот» [ «da-sei»]. Однако это далеко не так; ограничив теперь класс интендирующих актов, предметный коррелят которых ни в каком смысле не является пред-ставленным, мы в то же время можем надеяться пролить свет на предшествующие рассуждения.

249

Это «быть-вот» [da-sein] нельзя, правда, путать с отчетливо мне противопоставленном «быть-напротив» [gegen"uber-sein], о котором в случае фонового восприятия, разумеется, не может быть и речи. (Ср. Th. Conrad, [ «Wahrnehmung und Vorstellung», M"unchner Philosophische Abhandlungen, Leipzig, 1911] S. 57.)

Мы ориентируемся на языковые выражения. Например, я перечисляю горы Германии, я называю их кому-то другому или же проговариваю их для самого себя. Возможно, я быстро проговариваю друг за другом большое число названий. Но здесь, само собой разумеется, имеет место нечто большее, чем только произнесение; произнося слова, я подразумеваю [meine] нечто, я подразумеваю именно горы, которые обозначаются этими названиями. При абсолютном незнании языка мы ограничиваемся этими произносимыми словами, не понимая их, т. е. не подразумевая под словами именно тех предметов, которые соответствуют словам. Напротив, тот, кто произносит слова с пониманием, нацеливается с их помощью или сквозь них на нечто иное, и это иное есть то, что здесь важно. Здесь имеют место акты со спонтанной направленностью на предметное; для любого непредвзятого наблюдателя нетрудно усмотреть, что ни о каком присутствии этих предметов, ни о каком «представлении» их в указанном выше смысле не может быть речи. Конечно, эти предметы могут присутствовать, я могу называть горы и одновременно живо представлять их в восприятии или воспоминании. В таком случае они, конечно, представлены, но можно тотчас заметить, что это сопутствующее представление обычно не имеет места или, по крайней мере, не должно иметь места с необходимостью. Но и в тех случаях, когда предмет, обозначенный именем, представлен, мы всегда должны отличать от этого представления еще и акт подразумевания [Akt des Meinens], который связан с произнесением имени. Но и здесь дело обстоит не так, словно бы нет ничего, кроме представления гор и одного только произнесения слов. Внимательное наблюдение обнаруживает, скорее, следующее: представление есть акт особого рода, простое рецептивное «обладание» предметом, которое может иметь большую или меньшую длительность. Когда к этому присоединяется еще и произнесение имени, то – если это имя произносится с пониманием – с ним сплетается один из тех своеобразных актов, которые мы назвали подразумеванием или нацеленностьюна. Таким образом, наряду с представлением выступает подразумевание, которое отличается от представления уже в силу того, что оно всегда облачено в языковое одеяние, и что для него существенна спонтанность направленности и точечная временная природа. Представление и подразумевание в нашем случае, конечно, не изолированы друг от друга. Тот же самый предмет, который представляется, одновременно подразумевается. Эта тождественность пункта отношений обоих актов не должна, конечно, подталкивать нас к тому, чтобы отождествить эти акты, позволяя незаметному точечному акту подразумевания раствориться в длящемся акте представления. Они существуют, скорее, друг подле друга, и в зависимости от обстоятельств вся совокупная ситуация выражается или так, что поначалу только представленный предмет затем еще и схватывается в акте подразумевания, или так, что поначалу только подразумеваемый предмет затем еще и обретает данность в акте представления.

Поделиться:
Популярные книги

Газлайтер. Том 15

Володин Григорий Григорьевич
15. История Телепата
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Газлайтер. Том 15

Первый кадр 1977

Арх Максим
4. Регрессор в СССР
Фантастика:
альтернативная история
7.50
рейтинг книги
Первый кадр 1977

Довлатов. Сонный лекарь 2

Голд Джон
2. Не вывожу
Фантастика:
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Довлатов. Сонный лекарь 2

Большая Гонка

Кораблев Родион
16. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Большая Гонка

Ваше Сиятельство 7

Моури Эрли
7. Ваше Сиятельство
Фантастика:
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Ваше Сиятельство 7

Новый Рал

Северный Лис
1. Рал!
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.70
рейтинг книги
Новый Рал

Сын Петра. Том 1. Бесенок

Ланцов Михаил Алексеевич
1. Сын Петра
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.80
рейтинг книги
Сын Петра. Том 1. Бесенок

Толян и его команда

Иванов Дмитрий
6. Девяностые
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.17
рейтинг книги
Толян и его команда

Егерь

Астахов Евгений Евгеньевич
1. Сопряжение
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
7.00
рейтинг книги
Егерь

Неудержимый. Книга XIV

Боярский Андрей
14. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга XIV

Оружейникъ

Кулаков Алексей Иванович
2. Александр Агренев
Фантастика:
альтернативная история
9.17
рейтинг книги
Оружейникъ

Чайлдфри

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
6.51
рейтинг книги
Чайлдфри

Обыкновенные ведьмы средней полосы

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Обыкновенные ведьмы средней полосы

Измена. Жизнь заново

Верди Алиса
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Жизнь заново