Антология сатиры и юмора России XX века. Том 17

Губерман Игорь Миронович

Когда однажды ночью я умру, то близкие, надев печаль на лица, пускай на всякий случай поутру мне все же поднесут опохмелиться.

Глава 3

ВОЖДИ ДОРОЖЕ НАМ ВДВОЙНЕ,

КОГДА ОНИ УЖЕ В СТЕНЕ

Ни вверх глядя, ни вперед, сижу с друзьями-разгильдяями, и наплевать нам, чья берет в

борьбе мерзавцев с негодяями. Пахан был дух и голос множества, в нем воплотилось большинство: он был великое ничтожество, за что и вышел в божество. Люблю за честность нашу власть, нигде столь честной не найду, опасно только душу класть у этой власти на виду. Гавно и золото кладут в детишек наших тьма и свет, а государство тут как тут, и золотишка нет как нет. Как у тюрем, стоят часовые у Кремля и посольских дворов; пуще всех охраняет Россия иностранцев, вождей и воров. Ждала спасителя Россия, жила, тасуя фотографии, и, наконец, пришел Мессия, и не один, а в виде мафии. Сбылись грезы Ильича, он лежит, откинув тапочки, но горит его свеча: всем и всюду все до лампочки. Я верю в совесть, сердце, честь любых властей земных. Я верю, что русалки есть, и верю в домовых. Сын учителя, гений плюгавый — уголовный режим изобрел, а покрыл его кровью и славой — сын сапожника, горный орел. Какая из меня опора власти? Обрезан, образован и брезглив. Отчасти я поэтому и счастлив, но именно поэтому — пуглив. Наши мысли и дела — белее снега, даже сажа наша девственно-бела; только зря наша российская телега лошадей своих слегка обогнала. Духовная основа русской мощи и веры, нрав которой так неистов, — святыней почитаемые мощи крупнейшего в России атеиста. Чувствуя нутром, не глядя в лица, пряча отношение свое, власть боится тех, кто не боится, и не любит любящих ее. Господи, в интимном разговоре дерзкие прости мои слова: сладость утопических теорий — пробуй Ты на авторах сперва. Ох, и смутно сегодня в отчизне: сыро, грязь, темнота, кривотолки: и вспухают удавами слизни, и по-лисьи к ним ластятся волки. В первый тот субботник, что давно датой стал во всех календарях, бережно Ильич носил бревно, спиленное в первых лагерях. Не в том беда, что наглой челяди доступен жирный ананас, а в том, что это манит в нелюди детей, растущих возле нас Для всех у нас отыщется работа, всегда в России требуются руки, так насухо мы высушим болота, что мучиться в пустынях будут внуки. Есть явное, яркое сходство у бравых моих командиров: густой аромат благородства сочится из ихних мундиров. Египет зарыдал бы, аплодируя, увидев, что выделывает скиф: мы создали, вождя мумифицируя, одновременно мумию и миф.

Глава 4

СКОЛЬ ПЫЛКИ РАЗГОВОРЫ О ГОЛГОФЕ

ЗА РЮМКОЙ КОНЬЯКА И ЧАШКОЙ КОФЕ

Он был заядлый либерал, полемизировал с режимом и щедро женщин оделял своим заветным содержимым. Устав от книг, люблю забиться в дым либерального салона, где вольнодумные девицы сидят, раскрывши рты и лона. Не славой, не скандалом, не грехом, тем более не устной канителью — поэты поверяются стихом, как бабы проверяются постелью. Весь немалый свой досуг до поры, пока не сели, мы подпиливали сук, на котором мы висели. Кишит певцов столпотворение, цедя из кассы благодать; когда продажно вдохновение, то сложно рукопись продать. Такая жгла его тоска и так томился он, что даже ветры испускал печальные, как стон. Мои походы в гости столь нечасты, что мне скорей приятен этот вид, когда эстет с уклоном в педерасты рассказывает, как его снобит. Дай, Боже, мне столько годов (а больше не надо и дня), во сколько приличных домов вторично не звали меня.