Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин
Шрифт:
Илье Клебанову — 50
07.05.01
«Уважаемый товарищ…» Затерто.
«Дорогой мой!..» Фальшиво.
«Гражданин начальник»?
Тот случай, когда не знаешь, как обратиться.
«Господин вице-премьер…» Что-то из французского романа.
«Мой юный друг»? Я же старше. Нет, нет. Руководство не бывает младше.
Короче, Илья!
Случайно узнал, что у тебя дата. Или на «ты» — нехорошо? Хотя совместные застолья у общих друзей типа Витьки Лошака дико сближают и растапливают льды.
В принципе, обращение должно содержать объединяющий момент. Пол, возраст, место жительст… Так вот же! Вот же оно!
Землячок!
Мы же оба оттуда, с тех гранитных берегов, у нас общие мосты, решетки и Медный всадник, великое произведение Церетели.
А кто оттуда — у всех все общее. Ну, вплоть до оборонки. Я ведь тоже положил на нее лучшие питерские годы — ну, года три отдал. По нормальной-то профессии я, конечно, электрик, а по военной-то — конечно, подводник, что разглашать тебе, Илья, не имею права. Скажу одно — насчет той горькой подлодки я тебе сострадаю. Потому что теперь все вешают на нас, питерских. Хотя америкашки там, конечно, не просто так плескались, тут твои адмиралы молодцы, четко доложили. А тем более
Но сейчас не об этом.
Сейчас — о том, что оба мы с брегов Невы, где по возможности блистали, мой читатель. Ив этой связи — о самом нежном. О фотоаппарате «Смена», украсившем юные годы. Он был прост, как тогдашняя жизнь. Надежен, как пионерский галстук. Кого мы им только не снимали! И где теперь все эти люди и девочки? Ты помнишь — «Сделано на ГОМЗе». Сидящим за столом дамам намекаю: ГОМЗ — это ЛОМО, а ЛОМО — это… Илья, ты меня понял. А дилетантам типа Витьки Лошака разжевываю: ЛОМО — это место, где делают такие штуки, про которые мы с Ильей не имеем права, тем более до горячего.
Но сейчас не об этом.
Сейчас о том, что москвичи делятся на бывших питерцев и тех, кто им завидует. Затесавшиеся одесситы типа Витьки Лошака только оттеняют сказанное.
Так что Пулковские высоты и Васильевский остров вчера — это Николина Гоpa и Васильевский спуск сегодня.
Тут как-то пришла скорбная мысль. Что из бывших питерцев остался последним, кто так ни черта и не возглавил. Остальные со скромным обаянием взяли вокзалы, телеграф и счетную палату. Под восторг населения, зачарованного умением среднего невского пацана не только войти в сложноподчиненное предложение, но и выйти из него почти там же. Вообще, Илья, курс отечества на ближайшие годы — это четкая дикция. В связи с чем в груди щемящее чувство одиночества и острое желание что-нибудь курировать. Особенно по ночам.
Но сейчас не об этом.
Сейчас о твоей дате. Не буду врать — могло быть лучше. Например, девятнадцать. Или тридцать два. Но и пятьдесят — большая удача. Вспомни тех, кто видел Ленина. Вспомни Джамбула, он пел еще дольше. Пятьдесят — это в шесть раз меньше, чем Питеру, трехсотлетие которого мы будем отмечать с тем же размахом. Вдумайся, Невскому проспекту было уже 250, когда ты еще не знал, что будешь отмечать свой «полтинник» с крутыми ребятами типа Витьки Лошака. Не говорю уже о Мише Швыдком, который хотя и не питерский, но по культуре приближается — ты же видел, как он запивал «Кристалл» «Будвайзером»…
Но сейчас не об этом.
Честно говоря, как прошедший через подобное, хотел просто приободрить, но ты, скорее всего, уже и так бодрый. Так что, подозреваю, мне все это было приятнее сказать, чем тебе услышать
В любом случае, будь здоров.
Неси с честью все, что сможешь, туда, куда захочешь.
Смотри, как сложилось — тебя некоторые любят, а остальные вынуждены любоваться.
Практически судьба Питера.
С чем и поздравляю.
03.05.98
Моему другу Аркадию, который войдет в историю как человек, знающий наизусть тексты всех советских песен, включая ненаписанные;
Моему другу Аркадию, который досматривает любой фильм до конца, не уходя из зала даже после того, как Мэри говорит Джону:
«Почему бы тебе не выпить немного виски?».
Моему другу Аркадию, который в любое время суток говорит одновременно по двум телефонам и смотрит четыре телевизора, где идут четыре выпуска одних и тех же новостей, печатая при этом сразу на двух компьютерах: на одном — сценарий, на другом — заявку на другой сценарий;
Моему другу Аркадию, который обладает героической женой, которая имела отвагу иметь от него двух детей, которые имеют склонность иметь проблемы, которые кто-то должен решать, и Аркаша их решает, а у них опять проблемы, а он их решает, а у них…
Моему другу Аркадию, который на первое ест мясо, а на второе — мясо, но много, а на третье — компот из бараньей косточки;
Моему другу Аркадию, который входит во все комиссии, советы, комитеты и гильдии, который куда ни придешь, а он уже там; который член всего, что существует, но при этом ничего из этого не приватизировал, что выдает его общественную тупость, которую многие принимают за личную скромность;
Моему другу Аркаше, который одалживает деньги у своих читателей, чтобы отдать их деньги своим издателям, чтобы издать на эти деньги свою книгу, чтобы затем продать ее читателям, чтобы отдать долги издателям;
Моему другу Аркадию, который есть главный автор знаменитых кинокапустников, что не принижает нормальные фильмы, где он тоже главный автор;
Моему другу Аркадию, который деятель каких-то там искусств, и чего-то там профессор который, не удивлюсь, если орденоносец, что, впрочем, не слишком оскорбило бы его.
Моему другу Аркадию Инину 60 лет,
что арифметически не имеет смысла, но фактически дает мне повод выразить ему свое восхищение и светлую надежду на наше с ним общее будущее.
20.04.02
Опять Одесса! Опять, опять, опять апрель!
Все сходится! Мы опять совпали в той же точке.
Не помню, что было — юморина, фестиваль или мой день рождения. Но помню, что надежды протрезветь не было. Помню, как вдруг из тумана — голубые глаза в твидовом пиджаке.
Что сразу насторожило? Во-первых, он стоял вертикально. Во-вторых, улыбался дружелюбно. В-третьих, было неясно — откуда он. Для одессита мало острил, для москвича мало матерился. Он смахивал на члена палаты общин, забывшего английский.
Мы выбрали друг друга сразу. Подтвердив, что жизнь есть праздник выбора, где ежесекундно решаешь — белое или красное, ехать или плюнуть, свобода или семья.
Кстати о Маринке. Стоит ей глянуть лучистыми глазами на Витяню, которого она сурово зовет Тюшей, как Тюшино лицо принимает выражение безнадежной духовности. И тогда Маринка ведет Tюшу в консерваторию, где, проведя два часа в адских наслаждениях, Тюша понимает: он сделал правильный выбор.
Возможно, это и есть его главный дар — умение выбирать. Точный выбор — неизменно превосходный результат. Практически, «Unckle Ben’s».
Снайперски выбрав из всех нормальных профессий ту, что он выбрал, Витяня стартовал в «Вечерней Одессе» с разгромной заметкой о коррупции среди двух сантехников Жовтневого района. Потрясенное начальство, поняв, с кем имеет дело, сделало свой выбор — и хлопчика приютила Россия.
Москва. Утро.
Витяня подходит к окну своего кабинета, смотрит на «наше все» и думает о читателях. И это взаимно. Поэтому-то за этим столом сегодня и собрались все читатели его газеты. И все ее писатели тоже.
Умение выбирать — его глубинное качество. А внешний имидж нашего Витяни — демократ-трудоголик, осознавший тщетность борьбы за идеалы, но не могущий дозволить себе выйти из борьбы.
Спросишь его, бывало:
— Витяня, ты куда?
— В Париж, — ответит он с мужеством декабриста, ссылаемого в Сыктывкар.
Кстати. Выбирая маршрут, выбираешь способ перемещения. На пути к сегодняшней вершине Витяня успел сменить трамвай на «жигуль», «жигуль» — на «опель», «опель» — на «мерс», «мерс» — на джип, а джип — на крылья родины, которые принесли его сюда, где сгрудились мы, благодарные ему за все в совокупности, и каждый — за свое.
Витяня! Я благодарен тебе за мою дочь, которую ты своими руками вырвал из роддома. Я благодарен тебе за твою дочь. Когда ей было десять лет, она обещала выйти за меня замуж — хорошо, что в ней вовремя проснулась твоя смекалка. Я особо благодарен тебе за то, что подарил мне Боречку Литвака. До сих пор не знаю, как отдариться, хотя, говорят, где-то в уссурийской тайге видели что-то похожее…
И в завершение, Витяня.
Я не помню тебя некорректным. Могу это простить.
Не помню тебя неискренним. Могу примириться.
Не помню тебя неталантливым. Готов проглотить даже это.
Но я что-то не припомню тебя радостно напившимся
А это уже пробоина. Сегодня ты обязан завести на эту пробоину пластырь, как сказал бы один наш с тобой общий компетентный друг. Но пока ты не приступил, окинь взглядом всех, кто сейчас здесь. Посмотри на эти пока еще лица. И запомни: ты можешь с нами поссорился, но не сможешь от нас отделиться. Потопу что мы тебя — выбрали. На долгие годы, Витяня.
Аминь!
* * *
Безбрежна жизнь. Бессмертна смерть. Иллюзий — ни на грош: Из ниоткуда ты пришел И в никуда уйдешь. Мгновенья вечности — века Промчатся без следа. В бездонной млечности Земля Застынет глыбой льда. А где-то вспыхнет мир иной — Чужого бытия… А с этой глыбы ледяной Писать вам буду я.IX. Практически народ
Александр ШИРВИНДТ
Мне лично на слух из всех моих друзей-писателе ближе всех по духу (по слуху, по духу — шикарно!) Михаил Мишин. Он импонирует мне идентичностью сценического пребывания… Строг, ироничен, непроницаем в лице, хорошо держит паузу и удар антисмеховой реакции в зале. Горд, красив, строен, интеллигентен и знает английский.
За исключением последнего пункта, мы дико похожи…
Семен АЛЬТОВ
Помимо всего прочего, у Миши поразительная способность к языкам. В 80-х, в Польше (наша с ним первая загранице), он с ходу заговорил по-польски.
В варшавском кинотеатре мы жадно пожирали «Крестного отца». Миша интеллигентным шепотом мне переводил, боясь помешать залу. Шипели со всех сторон. И вдруг сзади крикнули: «Землячок, громче, а то нам не слышно!»
Оказалось, зал набит туристами из Союза.
Думаю, дать Мише в молодости хорошенькую китаянку — и к вечеру он заговорил бы по-китайски. Во всяком случае, она бы поняла, чего он хочет.
Абсолютный слух в сочетании с абсолютным чувством юмора позволили Мише блестяще переводить зарубежные пьесы, превращая их в российские театральные шлягеры…
Ксения ЛАРИНА
Если бы его популярность не была столь велика, то его вполне можно было бы принять за безработного физика. Вариант — работающего, но регулярно не получающего зарплату.
…Он всегда знает больше, чем уверяет. Он никогда не бывает скучным и злым. Он любит простые предложения и нетрадиционные знаки препинания…
…Легкая усталость ему к лицу. Ему ничего не стоит соблазнить женщину, в нем есть нечто демоническое…
(Вот это мне нравится! Что ж раньше~то молчала, Ксюша?! — ММ)
Спасибо, Шура!
Спасибо, Сеня, спасибо, Ксюша!
Насчет языков — все легенды
Что знал по-испански — все позабыл…
По-польски и забывать нечего было.
Китаянки не попадались.
Лишь тень пассивного английского позволяет ковыряться с театральным переводом
Но нравится!
И задача захватывает и процесс:
снимаешь одежду из чужих слов
с безъязыкого смысла
и пытаешься одеть его (смысл)
в платье родной речи —
чтоб нигде не топорщилось и сидело как влитое.
Я — дилетант.
Но осторожный.
Берусь только за то, с чем, думаю, смогу справиться.
Может, и включил бы в эту книжку пару пьес
(их-то, в основном, и перевожу),
но — антология, господа.
Считается, тут должно быть только свое.
А переводы, может, издам когда-нибудь отдельно.
Тогда и восхититесь
С тем, что исполнялось на эстраде, — проще.
Тут все собственное.
Желающие могут приступать к восторгам
прямо сейчас.
Но могут и позже
Согласен на любой вариант.
Я, товарищи, рад нашей встрече. Такие встречи нас с вами сплачивают. На таких встречах думается о многом, и прежде всего о венике. Из легенды, когда помирал отец и вызвал к себе сыновей, сломал перед каждым отдельный прутик от веника, потом сложил прутики вместе — и веник уже не сломался. И мы, товарищи, сейчас, как никогда, должны сплочаться, чтоб быть таким вот легендарным веником.
Вместе с тем мы слышим такие разговоры, что у нас тут трещины, что какие-то разрывы, что между прутиками конфликты, что одни — толще, другие — тоньше. Что, мол, у кого-то тут есть какие-то привилегии. Что можно сказать, товарищи? Мне тут правильно подсказывают: это хуже обмана. Это юмор. Потому что у нас тут одна привилегия: быть в первых рядах. И отдавать: все знания, весь опыт, весь ум отдавать, всю честь и совесть нашей эпохи — все отдавать людям, народу практически.
Ведь бывает обидно, ведь буквально не спишь, не ешь, — ну практически не ешь — решаешь вопросы. Ведь все время вопросы, и надо эти вопросы решать, все время мотаешься с вопросами — то в исполком, то опять в исполком, то по вопросам исполкома. Причем машин не хватает. И напрасно думают, что у нас тут все разъезжают на черных «Волгах». Вот мне тут подсказывают, инструктор Сидоренкова до сих пор ездит в серой. И хотя она требовала, мы ей твердо сказали, чтоб не надеялась — только в конце года. А наш «рафик» мы вообще отдали детскому саду, тем более он без двигателя, чтоб развивалась у детей смекалка. То есть трудности есть, товарищи, но мы не жалуемся.