Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский
Шрифт:
На седьмом круге соперник слева упал. Так тебе, «Адидас», так тебе!.. Трибуна встретила его падение страшным лошадиным хохотом и свистом. Мне показалось, что многие зрители просто пьяны. Другие курили огромные сигары, сидя в ложах, закинув одну заднюю ногу на другую. Дым шел от трибуны голубыми кудлатыми столбиками, и мне это было противно — я вообще не люблю курящих, но курящих, дымящих и при этом еще и ржущих жеребцов, которые устроились в этой жизни гораздо лучше меня, я не выношу особенно.
Восьмой этап выиграл мой
— Дави!.. Дави его!.. Е-го-го!.. Е-го-го!.. Е-го-го!.. — слышалось с трибуны. Впрочем, может быть, это же относилось ко мне.
Мы пошли на последний, девятый, круг. Ибо ударил колокол, предупреждавший о близком конце. Я понял, что у меня нет шансов. Никаких.
И тут соперник справа допустил сбой. Он переместился на мою дорожку и стал теснить меня. Я не дал ему превосходства и не уступил. Тогда, пытаясь обогнать меня на вираже, он подставил мне ногу. Это было, во-первых, неспортивно, во-вторых, подло, в-третьих, и подло, и неспортивно. Я чуть не шлепнулся, но удержался в беге. Глаза мои чуть не вылетели из орбит, с такой силой я наподдал сопернику под зад. То есть под круп.
Внезапно я увидел перед собой линию финиша.
Рванулся вперед и…
И откинул копыта.
— Вставай, вставай! — друг Витя дышал мне в лицо. — Ты выиграл… нет, мы выиграли гонку!.. Никто не верил, что ты сможешь… Ты ведь не профессионал и не был заявлен… Но я, зная тебя лучше всех, сделал ставку на тебя… Это большая победа!..
Витя считал деньги, большие деньги, очень, между прочим, большие деньги, и делился со мной.
Вокруг ликовала толпа. Люди прыгали от радости, обнимались, плясали под музыку, пили шампанское и поили им лошадей из ведер…
А я… я смотрел на все это безумие и думал об одном: нет, никогда, слышите, никогда в жизни я больше не пойду на ипподром.
Надысь позвонил приятель мой, Федька Косой, и сказал:
— Поехали с нами на охоту в субботу?..
— А на кого охотиться будем?
— На Рабиновичей.
Честно говоря, я не охотник. У меня и ружья-то своего нету.
— Это ничего, — сказал Федька. — Выдадим. У нас этого добра навалом.
— Договорились тогда.
— Только бутылку с собой возьми, — сказал
Федька. — А лучше две..
— Я три возьму, — пообещал я.
— Тогда бери четыре — не ошибешься, — произнес Федька. — У нас народ вообще-то непьющий, но стрелять на трезвую голову — никакого удовольствия. Тем более по Рабиновичам. — И повесил трубку.
Утром в субботу пришлось встать в четыре утра, в пять мы встретились всей компанией на вокзале, а ровно в семь сорок охота началась.
— Где мы? — спросил я, оглядывая живописную природу средней полосы России.
— Это деревня Жидки, — объяснил Федька, — заповедная зона.
— Красиво тут.
— Рабиновичи в плохих местах не обитают.
Подивившись названию деревни, я впервые в жизни взял в руки охотничье ружье.
— Познакомься, это два наших егеря. Баркаш и Макаш.
Два угрюмых бородатых типа в валенках и телогрейках стояли в сугробе и ждали.
— А это Василий, наш проводник. Он же знатный экскурсовод-краевед из общества «Память».
Передо мной стоял длинноволосый отрок, почему-то похожий на молодого Распутина до его дружбы с Николаем II.
— Здорово, Невзор! — сказал Василий, обнимая знакомого на лицо парня из нашей компании. — Давненько не виделись. Разве что по телевизору на тебя смотрю не нагляжусь.
— Да я сейчас всего двенадцать раз в день мелькаю. Да и то по восьми каналам. Зажимают, еврейские падлы. — Невзор зло сплюнул и вскинул телекамеру на плечо. Значит, и здесь будет снимать.
Я осмотрел компанию. Трое в пыжиковых шапках. Значит, бывшие работники ЦК. Двое в дубленках. Значит, из торговли. Двое в черных очках и дубленках. Значит, из искусства. Один в рясе. Значит, из КГБ.
В сторонке стоял приехавший на «Вольво» самостоятельно «новый русский».
— Кто это, Федька?
— Академик Корч. Главный антисемит Советского Союза.
— Надо же!.. А я и не знал, что есть такое звание.
— Это не звание, — объяснил Федька. — Это призвание.
— А академик он каких наук?
— Никаких. Самозванец.
— Как так?
— А вот так. Провозгласил Академию Черной Сотни — АЧС — на самом деле неограниченное товарищество с ограниченной ответственностью, богатейшая, между прочим, организация, и стал ее Почетным Председателем.
— А раньше кем он был?
— Кто?.. Корч?.. Да обыкновенный антисемит-надомник.
— Интересные у вас люди, — на всякий случай похвалил я. — Все как один.
— И один, как все. Жаль, сегодня дядьки Прохана нет. Вот классный мужик.
— А это кто еще такой?
— Писатель.
— А что он написал?
— Он написал, что слово «Европа» — пархатое, оно не случайно начинается и на три буквы и также не случайно кончается. А больше и не надо, — только и успел сказать Федька, потому что в это время заиграла труба и ударил царь-колокол.
— Отряд, стройся! — крикнул то ли Бар каш, то ли Макаш.
— Смирррно!
Да я и так присмирел. Больше всего меня удивили военные команды. Вроде бы охота, а на самом деле война.
— Василий, ты идешь в разведку. Невзор заходит с тыла, а Корч ведет своих людей в лоб и с фланга, — услышал я голоса полевых командиров. — Водочку разлить. Знамя вынести. Патронов не жалеть.
В тот же миг я увидел, как на ветру волшебно заколыхалось черное знамя. Вспыхнула сигнальная ракета. Где-то вдали застрочил пулемет. Ухнула гаубица.