Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 51. Марк Розовский
Шрифт:
— По кому стрельба? — спросил я. — Что-то не вижу ни одного Рабиновича.
— Противник прячется в лесу. Но деться ему уже некуда. Везде наши люди.
Многоголосое «ура» прокатилось по фронтам. Лес горел, как в кино.
Наша гвардия под командованием ефрейтора Веденко, нацепив свастики, пошла в победоносный поход на деревню Жидки.
…Вечером мы все сидели у костра и в честь победы ели шашлыки с мацой, тут как раз откуда ни возьмись появился невоевавший дядька Прохан. Он сказал:
— Поздравляю вас с победой, товарищи!
За что тут же был награжден
Я окинул глазом наши ряды. Федьки не было. Неужели убили, морды?
Нет, он лежал в кювете. Я бросился к нему:
— Федя… родной… ты ранен?
Он пробормотал мне в ответ что-то нечленораздельное. Значит, пьян. Значит, жив!.. Значит, мы еще поохотимся!..
Мы обнялись по-братски. И поцеловались по-мужски.
На следующий день, когда мы все вернулись домой, я спросил Федьку:
— Федя, а что, эти Рабиновичи… я их, правда, ни одного не видел… сами сдались или как?
— Не, — сказал Федька, — ты что, дурак, не понял, что их там и не было?..
— Как не было?
— Все Рабиновичи давно уехали в Израиль.
— А на кого же тогда шла охота?
— На воображаемого врага. Это была тренировка. Вроде маневров, понимаешь?
Я все понял, конечно… Однако до сих пор никак понять не могу: если маневры, зачем тогда лес сожгли?.. Прекрасный русский лес…
1996
Ящичек открыли.
На дне лежала медная позеленевшая пластинка с надписью: «Этим полукреслом мастер Гамбс начинает новую партию мебели. 1865 г. Санкт-Петербург».
Надпись эту Остап прочел вслух.
— А где же брильянты? — спросил Ипполит Матвеевич.
И. Ильф и Е. Петров.
«Двенадцать стульев», глава XXXIII, стр. 308, т. I.
Собр. соч., Москва. 1961, ГИХЛ
Итак, юбилей. 101 год двенадцати стульям. Да-да, тем самым, настоящим, которые из дворца, которые ореховые, эпохи Александра Второго, производства мастера Гамбса, на гнутых ножках…
В этот день весь мир был весел и красив, как Остап на свадьбе с мадам Грицацуевой.
Но кончилось все очень обыкновенно.
…Утром вместе с газетами я вытащил из своего почтового ящика небольшой конвертик, проштампованный столь густо, что было не разобрать обратного адреса, со следующей запиской внутри:
«Уважаемый Марк Григорьевич!
Сэгодня все прогрэссивноэ чэловэчэство торжэствэнно отмэчает сто один год двэнадцати стульэв. Приглашаем Вас принять участиэ в этом юбилеэ на вэчэрэ, который состоится в жэлэзнодорожном клубэ на б. Каланчевской площади. Нач. в 20 ч.
На повэсткэ:
I. Доклад канд. филологич. наук Эллочки Щукиной на тэму «Лэксика романа Ильфа и Петрова».
II. «Нэ только тэлэграммы» /Письма отца Федора в инсцэнированном исполнэнии артистов Тэатра на Таганке/.
III. «Юность моя огнэвая». Мэмуары и вопоминания т. Иванопуло о молодежи двадцатых годов.
IV. Дэмонстрация все эщэ живого Паши Эмильэвича.
В фойэ — дэйствующая выставка гробов мастэра Бэзэнчука.
ОРГОКМИТЭТ
P.S. Нэ прийдётэ — поговорим с Вами тэт-а-тэт.
Привэт».
Я, конечно, растерялся.
Тэм не мэнээ… тьфу… Тем не менее после некоторого размышления записка показалась мне убедительной, ибо была отпечатана на знаменитой машинке с турецким акцентом.
Вообще-то я не очень люблю юбилеи. Чаще всего они бывают похожи на похороны. Разница лишь в том, что на похоронах, как известно, о тебе говорят то, о чем ты никогда и не подозревал, а на юбилее — то, что ты сам вчера утвердил. (При условии, конечно, если ты не умер в день своего юбилея.)
Чтобы проверить, действительно ли «все прогрессивное человечество» справляет сто первую годовщину двенадцати стульев, прочитав заметку, я сразу же включил радио. То, что я услышал, заставило меня окончательно забыть о своих сомнениях.
— Передаем праздничный концерт по заявкам знатных сатириков нашей страны. В программе — оды, элегии и гимны!
После концерта по заявкам у микрофона выступил директор мебельной фабрики «Победа труда» № 28.
— Дорогие друзья! — услышал я типичный елейно-фабричный голос. — За последние сто лет наша мебельная промышленность достигла больших успехов. Наш человек теперь меньше стоит и больше сидит. А с выпуском малогабаритных ванн, комбикресел и диванов-кроватей он уже может сидеть полулежа и лежать полусидя. В заключение разрешите заверить наших сатириков и юмористов: «Двенадцать стульев» — это не предел. Обещаем, что в следующем квартале мы, мебельщики, создадим тысячи, десятки тысяч новых стульев, чтобы жизнь наша стала еще лучше, еще веселее… чем в книгах наших писателей!
На юбилей откликнулось не только радио. Схватив программу телевидения, я прочитал, что сегодня вечером состоится очередная передача Клуба веселых и находчивых.
«Встречаются, — сообщала программка, — команда молодых химиков из города Старгорода и команда недавно построенного в Васюках синхрофазотрона. Участникам встречи будет дано следующее задание: обшарить дно Волги, найти там затонувший еще до войны пароход «Скрябин» и вернуться с ним в телецентр не менее чем за полчаса до конца передачи. Кто сделает это быстрее, тот и выиграл».
Не остались в стороне от юбилея и многие наши газеты и журналы. Легкий на подъем и всегда веселый «Московский комсомолец» в разделе «Из того, что никогда, ни за что, нигде не будет опубликовано» напечатал продолжение романов «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок».
Журнал «Мурзилка» посвятил свой новый номер детям лейтенанта Шмидта, а «Театральная жизнь» дала рецензию на один из новых стульев, поставленных в фойе одного молодого театра. В рецензии, озаглавленной «Не много ли ножек?», ее автор, искусствовед Ляпис, писал: