Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
– У вас беда, мамаша?
– Дочь заболела, Таня. Очень плохо ей.
– Значит, в районную больницу вас надо подбросить?
– Нет.
– Куда же?
– Таня далеко отсюда. В Сухуми. Не знаю, как туда добираться.
Шофёр свистнул.
– Извините, мамаша, что мне не по дороге. До райцентра подкину, а оттуда вам придется на попутных добираться до Ижевска, если самолетом полетите. Или до Глазова - если по железной дороге. Советую ехать поездом. В такую погоду на аэрофлотские крылья нельзя рассчитывать... Чем же заболела ваша дочь? Не холеру, случаем, подцепила
– Что вы! Обыкновенный грипп. Какое-то осложнение.
– Грипп?... Ну-ну, бывает, бывает!
– И шофёр надолго умолк, раскуривая "Беломор".
Грузовик проскочил несколько деревень, миновал лес и остановился у перекрестка, перед резным крылечком придорожного кафе. Несколько грузовых машин стояло на обочинах дороги, слева и справа. Шофёр распахнул дверцу своего фургона. Спрыгнул на землю и уже оттуда, обращаясь к Галине Ивановне, сказал:
– Вот мы и в райцентре. Отсюда до Глазова рукой подать, каких-нибудь километров сорок с гаком. Подождите, мамаша, я сейчас вам устрою поездку на перекладных.
Убежал. Ворвался в кафе. Его шумно приветствовали водители, сидящие за столиками.
– А, Вася! Здорово!
– Откуда? Куда?
– Давно не виделись! Садись!
– Ша, братва! Некогда! Кто идёт в Глазов?
– Ну я, - неохотно откликнулся краснолицый, толстогубый, лохматоголовый парень.
– А что, есть попутчик?
– Надо подвезти одну женщину.
– Молодую? Симпатичную? Разговорчивую?
Вася снял с головы шапку, сунул её в лицо лохматому парню:
– Ну, ты, заткнись! У неё несчастье.
– Несчастных не возим, Васёк. Своего несчастья хватает. Так и передай.
– Эх ты, мурло!
– Ну-ну, потише на поворотах! От такого слышу.
– Ребята, кто на Глазов?... Я спрашиваю, кто идёт на Глазов?
Молчали водители. Вася нахлобучил шапку, вышел на улицу.
Мать сидела в кабине грузовика-фургона в той же скорбной позе, в какой оставил её Вася, безучастная ко всему на свете. Уныло смотрела на белую дорогу и ничегошеньки не видела. Чуть-чуть оживилась, когда шофёр открыл дверцу.
– Вы не замёрзли?
Она отрицательно покачала головой.
– Может быть, желаете закусить, чайку попить?
– Мне надо в Глазов, сынок. На поезд.
– Нет попытных машин. Придётся подождать.
– А ты не можешь подвезти? Я заплачу. Как за такси.
– Что вы, мамаша! Я бы вас бесплатно доставил, но не имею права. Путёвка не туда, не в Глазов, выписана. Автоинспектор водительское удостоверение отберёт за самовольное изменение маршрута. Калымство припишет. Так что извините. Водительские права - это мой хлеб насущный. Я им кормлюсь. Мать кормится, сестрёнки, дед. Не имею права голодными их оставить.
Галина Ивановна молча вылезла из кабины. Стояла на дороге под косыми струями мокрого снега. Беспомощно оглядывалась вокруг. Потом решительно вступила в белёсую мглу. Шофёр Вася проводил её печальными глазами и вдруг заорал не своим голосом:
– Куда же вы?... Поворачивайте! Садитесь! Поедем! Риск - благородное дело. Так мой столетний дед говорит.
Стремительно уходила под колеса дорога на Глазов. Неистово работали щетки, сгребая воду и снег с ветрового стекла. Грузовик-фургон мчался по лужам, врезывался в снежную завесу, вскакивал в глубокую колею, буксовал на горке, проскакивал железнодорожный переезд за мгновение до того, как на нём появлялся поезд.
Вася остановился у вокзала, снял шапку, вытер платком мокрое лицо, счастливыми глазами посмотрел на мать.
– Успели всё-таки! В одно дыхание отмахали такую дистанцию. Здорово!
– Спасибо, сынок.
Галина Ивановна в нерешительности: как отблагодарить парня? Полезла в карман. Вася схватил её за руку:
– Да вы что?! Ни за какие деньги я бы сюда не поехал. Ради вас рисковал. Ради вашей дочери.
– Ну, ещё раз спасибо. Жить тебе, сынок, и жить. Как твоему деду. Сто лет. И ради тебя в случае беды вот этак рискнёт кто-нибудь. Спасибо.
– Передайте привет дочери. Пусть скорее выздоравливает. Как зовут её?
– Таня.
Ему ещё хотелось поговорить с ней, но он торопливо кивнул:
– Идите, мамаша. Счастливо вам добраться.
Пассажирский поезд мчался по заснеженным полям со скоростью восемьдесят, если не больше, километров в час. Мелькали леса, перелески, белые деревни, высоковольтные линии, дороги, железнодорожные переезды, будки путевых обходчиков. И столбы, столбы. Белая пыль вилась под колесами. Гудела, сотрясалась земля. А Галине Ивановне казалось, что поезд недостаточно быстро пробивался к Москве. Некому её разубедить, некому приглушить тревогу. Одна в купе. Кутаясь в сырой платок, сидела в углу скамьи, раздавленная тоской и тревогой, и невидящими глазами смотрела в белое окно и час, и два, и три...
Приближался какой-то большой город. Гигантский мост перекинут через широкую, ещё не замёрзшую Волгу. Поезд остановился перед вокзалом Ярославля.
В купе к Галине Ивановне вошли две очень серьёзные девушки. Быстренько уселись и, не раздеваясь, стали читать газеты. Одна из них вдруг вскрикнула:
– Ты посмотри, какая она!... Молоденькая. Красивая. Девятнадцать лет. Моя ровесница.
Вторая пассажирка тоже охнула.
– Ой, как только у них рука поднялась!
– Бандитская лапа на кого угодно поднимется.
Сердце матери до сих пор было глухо ко всему, что её окружало. Теперь же оно мгновенно откликнулось на чьё-то горе. Галина Ивановна стремительно обернулась к своим спутницам.
– Беда-то какая страшная. Убили!... Где?... Кого убили?
Девушки передали её газету. Увидев фотографию дочери, Галина Ивановна закричала на весь вагон и потеряла сознание.
Поезд мчался.
Шумная площадь трёх вокзалов в Москве. Пробиваясь сквозь людскую толчею, ярославские девушки вели под руки убитую горем мать. Подошли к многолюдной стоянке такси. Машины подходили редко. Одна из девушек подошла к длинной очереди, схватила за руку человека в берете, стоявшего первым, и, захлебываясь словами, быстро-быстро сказала ему: