Антология современной польской драматургии
Шрифт:
В настоящей антологии читатель найдет пьесы о молодых акулах капитализма, страдающих депрессией, трудоголизмом и несчастных в личной жизни, — «Тирамису» Овсянко, «Абсент» Фертач, «Коронацию» Модзелевского, а также комедию «Тестостерон» Сарамоновича. А пространство «униженных и оскорб-v ленных» представлено в пьесах Демирского («Не удивляйся, когда придут поджигать твой дом»), Мана («111»), Прухневского («Люцина и ее дети»), Сали («Теперь мы будем хорошими») и Войцешека («Made in Poland»).
Естественно, не все драматурги занимаются критикой системы и социальной проблематикой. Магду Фертач и Михала Вальчака больше интересует тема эмоциональных контактов, проблемы самоидентификации, отношения полов. Их пьесы — это путешествие
Наряду с попытками описать действительность после падения коммунизма в новой драматургии все популярнее становится тема отношения к новейшей истории XX века. Появление таких пьес связано с приходом к власти национал-католической коалиции (2005–2007), которая провозгласила идею «исторической политики», основанную на толковании польской истории в антикоммунистическом духе. В 2006 году Польским телевидением под воздействием правых сил была открыта «Сцена факта», на которой идут спектакли, создаваемые по формуле документальной драмы. За основу берутся архивные материалы 1940–1950-х годов, то есть времен сталинского террора и борьбы с независимым подпольем в ПНР. В частности, в этих спектаклях отражена деятельность оппозиции, история ее преследования, судебных разбирательств, коррупционных афер. Идеализируемый частью польского общества коммунистический период показан в черном свете.
Этот цикл спектаклей пользуется огромным успехом (на некоторых побывало от 1,5 до 2 миллионов зрителей), однако с художественной точки зрения «Сцена факта» оставляет желать лучшего. Если раньше боровшееся за независимость страны подполье представлялось как банда, а сотрудники службы безопасности — как герои-освободители, то сейчас роли поменялись: оппозиционеры выглядят невинными жертвами, а их преследователи — палачами-садистами, действующими по указке русских.
Реакцией на манипулирование историей в пропагандистских целях стало появление пьес о том, что на самом деле происходило в XX веке, то есть о тех фактах прошлого, которые пытаются предать забвению. К их числу относится документальный спектакль Яна Кляты «Трансфер!» (2006) с участием настоящих немцев и поляков, которых после 1945 года заставили покинуть родные края. Постановка вызвала бурные споры, поскольку впервые судьбы палачей приравнивались к судьбам их жертв. На сцене стоят рядом немцы, изгнанные из Силезии и Восточной Пруссии, и занявшие их дома поляки, переселенные из восточных областей Польши, в свою очередь занятых Советским Союзом. Одни говорят о русских, насилующих немецких женщин, другие — о цивилизационном шоке, который вызвала у них горячая вода в немецких ванных. Клята подчеркивает общность судеб этих людей, установив над ними платформу, на которой актеры, играющие вождей Большой тройки (Сталина, Черчилля и Рузвельта), делят послевоенный мир. Немцы и поляки — жертвы истории.
О тяжелом наследии войны и памяти рассказывается также в пьесе Магды Фертач «Trash Story» (2008). Действие происходит в бывшем немецком доме на западе Польши, где поселилась польская семья и где живет дух умершей немецкой девочки Урсули, которую мать повесила в 1945 году, чтобы та не попала в руки советских солдат. Фертач смешивает вчерашний и сегодняшний день, сравнивает последствия Второй мировой войны и войны в Ираке, на которой воюет сын нынешних обитателей дома. Письма из Ирака в сопоставлении с письмами отца Урсули с Восточного фронта — яркое свидетельство того, какую травму наносит человеку любая война.
Новой темой стала ответственность поляков за холокост. Дискуссии на эту тему начались с публикаций социолога Яна Томаша Гросса, который в книгах «Соседи» (2001) и «Страх» (2008) описал участие поляков в убийствах и преследованиях евреев во время войны и сразу после нее.
Книги эти стали потрясением для польских читателей, воспитанных на мифологии жертвы. Тему подхватили многие драматурги. Петр Ровицкий написал «Привязанность» (2008) — современную версию пьесы С. Анского «Дибук», мистической драмы, в которой дибук — душа умершей невесты — вселяется в тело любимого. В драме Ровицкого дибук еврейской девочки, убитой соседями, через несколько лет вселяется в тело бандита, который хочет изменить свою жизнь и готовится к свадьбе. Окружающие думают, что он свихнулся, когда тот начинает плакать и говорить на идише. Дибук меняет его жизнь и заставляет вернуться к забытому прошлому городка, в котором все оказываются в той или степени виновными.
Лучшей пьесой из этого цикла является «Наш класс» (2008) Слободзянека, премьера которой состоялась в «National Theatre» в Лондоне в 2009 году. Ее герои — одноклассники из небольшого польского городка, поляки и евреи. В пьесе, действие которой разворачивается на протяжении 80 лет (от межвоенного периода до наших дней), показаны люди, не сумевшие противостоять истории и совершившие ужасные преступления. В основу легла история описанного Гроссом погрома в городке Едвабне в Восточной Польше, где в 1941 году поляки загнали в овин и заживо сожгли несколько сот своих соседей-евреев.
Слободзянек показывает всю сложность человеческих судеб, которые были соседями, одноклассниками, а затем — палачами и жертвами. Драматург анализирует деструктивное влияние на героев истории и идеологии, как фашистской, так и коммунистической. Насилие и ненависть присутствуют с обеих сторон: уцелевший в погроме еврей после войны становится офицером службы безопасности и мстит полякам, своим прежним одноклассникам. В пьесе красной нитью проходит мотив школьных уроков, на которых герои постигают азы религии, польского языка, математики, географии, биологии и физики. Однако их жизнь вступает в глубокое противоречие со школьными истинами.
История, особенно Вторая мировая война, становится все более популярной темой в польской драматургии, так же как хаос и утрата ценностей после падения коммунизма. Обе темы лучше всего сочетаются в пьесе Масловской «У нас все хорошо» (2008). На первый взгляд, это еще одна пьеса об униженных и оскорбленных. Действие происходит в «многоэтажном человеческом доме» в Варшаве. Герои — три поколения одной семьи, влачащей полунищенское существование: прикованная к инвалидной коляске бабушка, мать, разгружающая товар в супермаркете, и дочь — Маленькая металлическая девочка. Бабушка представляет поколение довоенной интеллигенции, ныне деградировавшей, мать — разочарованный рабочий класс, живущий на грани прожиточного минимума, дочь — молодое поколение, не отождествляющее себя со своей нацией и «списывающее мысли из Интернета». Между героинями нет взаимопонимания, они говорят на разных языках, и каждая живет в своем мире. Их бессвязная, невнятная речь напоминает гротескные диалоги из пьес Вернера Шваба, клеймящих австрийское мещанство.
Воображением героинь завладели СМИ. Масловская мастерски показывает фальшь языка телереклам, глянцевых журналов и таблоидов, противопоставляет потребительские мечты реальности, в которой у семьи нет средств на удовлетворение минимальных нужд. За образом нищеты общества и культурной деградации стоит вопрос о национальной идентификации, о том, что сегодня объединяет поляков. Общей для всех оказывается лишь по-прежнему живая память о Второй мировой войне и Варшавском восстании. В одной из сцен Масловская переносит действие в прошлое. Металлическая девочка, оказавшаяся на развалинах разбомбленного варшавского дома в 1944 году, разыскивает среди обломков части тел своих родных, будто желая восстановить навсегда утраченное единство.