Антология современной польской драматургии

Старосельская Ксения Яковлевна

Ну, так мы пошли. Давай, Джина, одевайся. Это настоящие деньги, не на принтере отпечатанные. Купишь себе на них чего-нибудь клевое. Термомикс. Рекомендуем. У нас с Джиной в Румынии есть такой, стоящее дело. Сам печет хлеб. Джина идет утром в поле, собирает зерновые. Потом мы замешиваем это в термомиксе, и хлебушек готов. Свеженький, никаких тебе пищевых добавок вроде Е 1939 и Е 1968, вот это, я понимаю, УДОВОЛЬСТВИЕ.

ДЖИНА. Эй, ты что, спятил? Я устала, как загнанная кляча, это ж какие-то дебри, какие-то ежевичные заросли.

ПАРХА. Пошли.

Они уходят.

ВОДИТЕЛЬ.

И вот под конец, гражданин следователь, и произошло, собственно, самое страшное. Он приставил мне к горлу нож и потребовал деньги и ключи, а она целилась в меня из вынутого из сумочки пистолета, скорее всего предварительно сняв с предохранителя. Они хотели убить меня и обокрасть. Требовали драгоценности, разную бижутерию, бытовую технику, а конкретнее, домогались термомикса, каковым я не располагал и не располагаю, имелся он только у моей тещи, с которой я не поддерживаю контактов, уж не знаю, как они об этом узнали. Откуда? Мне кажется, они, должно быть, заранее за мной следили, на протяжении многих лет, у меня давно уже появились кое-какие подозрения, что за мной наблюдают. После чего они скрылись в лесу без единого слова, даже не поблагодарив, не оставив мне в знак благодарности никаких денег, ни ломаного гроша. И я хочу, чтобы в протокол занесли, что, если их задержат, на что я надеюсь, я смогу еще раз посмотреть им в глаза. Но простить не смогу. Не смогу. Не захочу. Нет, никогда. Вы записали? Не смогу. Вот и хорошо.

АКТ ВТОРОЙ

Сцена первая

Вечер. ДЖИНА и ПАРХА идут по шоссе в состоянии психофизиологического транса и плачут.

ПАРХА. Пожалуйста. Пожалуйста. Ну, пожалуйста. Не цепляйся за меня, когда идешь, меня от этого колбасит. За что? За что?

Как это — я дал ему пять тысяч и плеер мп3?! Как — дал? Да еще кому? Этому чокнутому водиле? Нет, ты так не шути. Отдал? Задарма? Да ведь он ненормальный, он же псих! И ты мне ничего не сказала, не спросила, зачем я это делаю. Я сказал, что я — Волшебник Изумрудного Города? Какой волшебник? Может, это ты ему сказала? Ну не я же!

Точно, помню, я чувствовал себя волшебником, но это же не повод ни с того ни с сего сразу что-то ему давать.

И ты мне позволила, ничего не сказала и позволила, чтобы я ему вот так вот их отдал??! Пять тысяч??? Ты что, дура??? Думаешь, мне их что, Дед Мороз под елочку положил? Да я их кровавым потом зарабатывал. И сам это отдал? Может, продал? Может, я ему их продал? Нет, бред какой-то. Бред. Бред.

Где этот пакет? Сорри, Джина. И что это вообще за имя, ничего лучше ты не могла придумать? Вы что, индейцы? Перуанцы? Регина? А фамилия у тебя Сальве? (Поет.) Salve, Regina… [6] Сорри, ха-ха. Вот за что себя люблю, так это за то, что даже в полной, бля, жизненной просрации, на дне дна, чувство юмора из меня все равно бьет фонтаном.

6

«Славься, царица» (лат.) — церковный гимн.

Нет, нет, нет. Давай успокоимся и поговорим серьезно, все это ненужные эмоции,

просто надо кое-что выяснить. Значит, так, была тусовка, факт, мы нехило закинулись. Насколько я понимаю, именно там мы и познакомились. Нет, наркотики все-таки вредная штука, отвал башки. Ничего не помню, можно мне втюхать что угодно. Но откуда у меня вообще взялись пять тысяч? Снял со счета??? Ага.

Это исключено, невозможно. Если бы я их снимал, то помнил бы. И отдал ему? Всё? И ты мне позволила это сделать? И даже десятки не осталось??! Поищи-ка в пакете, наверняка они там, я должен выпить кофе, привести себя в порядок, принять душ. Дай мне какое-нибудь зеркальце, что ли, у меня завтра в восемь съемки. А этот плеер мп3, с ним что? Его я тоже отдал? Исключено. У меня там было всё. Все любимые песни. А телефон у меня где? Как это — у тебя нет? Посмотри там, в сетке. Должен быть. И документы. Как — нету?! Как — нету?! Давай сюда. Должны быть.

А может, это ты спиздила, а? Нет, ну, не обижайся, я просто так спросил, я же тебя не знаю, вижу первый раз в жизни, я теперь никому уже не доверяю. Мне завтра к восьми на работу, съемки у меня в восемь утра, понимаешь? Ты понимаешь, что это значит? В восемь у меня съемки, и если я, бля, там не появлюсь, это, бля, кончится плачевно. Катастрофой. Не могу поверить. Ты-то вообще работаешь где-нибудь? Ты понимаешь, что это значит?

ДЖИНА. Нет.

ПАРХА. Тогда откуда взяла деньги на это классное развлечение, а? Может, тоже я тебе дал?

ДЖИНА. Не знаю, я в банкомате взяла.

ПАРХА. А они туда с неба спустились и тебя ждали?

ДЖИНА. Не-е-ет, наверно, это были алименты.

ПАРХА. Какие еще алименты?

ДЖИНА. Ну, пошла я в банкомат, думала, там нет ничего, честное слово. А там пятьсот злотых. Ну, наверно, алименты, я так думаю. Короче, купила себе кебаб и еще кое-что, а потом эта тусовка…

ПАРХА. Эй, погоди, что за алименты? На ребенка?

ДЖИНА. Ну, на ребенка.

ПАРХА. А что ты сделала с ребенком?

ДЖИНА. С каким ребенком?

ПАРХА. Откуда я знаю, с каким, ну, с этим, со своим, ты же говорила, у тебя есть ребенок, насколько я помню.

ДЖИНА. А, да, точно…

ПАРХА. Точно! Точно! У тебя есть ребенок.

ДЖИНА. Я его где-то оставила. Подожди. А, так я же его в садик отвела, наверно… нет?

ПАРХА. Когда это?

ДЖИНА. Ну, не знаю. С утра.

ПАРХА. Как это с утра? С какого утра?

ДЖИНА. А, да, действительно.

ПАРХА. Вот именно.

ДЖИНА. Позавчера, наверно. То есть нет, наверно, вчера, это было вчера, да? Не сегодня же.

ПАРХА. Ну и что? Он там что, остался? Ха-ха.

ДЖИНА. Слушай, у тебя попить чего-нибудь есть?

ПАРХА. Только не нервничай, перестань себя накручивать. Я просто так спрашиваю, меня это вообще не колышет, слышишь, я тебя первый раз в жизни вижу.

ДЖИНА. Не знаю, откуда мне вообще знать. Может, моя мать забрала. Она его иногда забирает, когда я не могу.

ПАРХА. Тогда ой.

ДЖИНА. Не задавай мне таких вопросов, на которые я теперь все равно не могу ничего поделать.

ПАРХА. Вот тут ты права.