Антология ярославской поэзии

Антология

«Блистают златистые звёзды…»

Блистают златистые звёзды;Прекрасно далёкое небо;Прекрасна земля, озарённая небом…,И вот из соседнего домаНесутся отрадные звуки —В них горе, и радость, и к небу стремленье.Гляжу я на звёзды, внимаю я звукам…Мне хочется в небо!1847–1856

Ранним утром

Отворить окно; уж солнце всходит,И, бледнея, кроется луна,И шумящий пароход отходит,И сверкает быстрая волна…Волга так раскинулась широко,И такой кругом могучий жизни хор,Силу родины так чувствуешь глубоко;В безграничности теряется мой взор.Сердце будто весть родную слышит —В ней такая жизни глубина…Оттого перо лениво пишет —Оттого, что так душа полна.1847–1856

Николай Некрасов

На Волге

(Отрывок)

2

Я рос, как многие, в глуши,У берегов большой реки,Где лишь кричали кулики,Шумели глухо камыши,Рядами стаи белых птиц,Как изваяния гробниц,Сидели важно на песке;Виднелись горы вдалеке,И синий бесконечный лесСкрывал ту сторону небес,Куда, дневной окончив путь,Уходит солнце отдохнуть.Я страха смолоду не знал,Считал я братьями людей,И даже скоро пересталБояться леших и чертей.Однажды няня говорит:«Не бегай ночью – волк сидитЗа нашей ригой [16] , а в садуГуляют черти на пруду!»И в ту же ночь пошёл я в сад.Не то чтоб я чертям был рад,А так – хотелось видеть их.Иду. Ночная тишинаКакой-то зоркостью полна,Как будто с умыслом притихВесь Божий мир – и наблюдал,Что дерзкий мальчик затевал!И как-то не шагалось мнеВ всезрящей этой тишине.Не

воротиться ли домой?А то как черти нападут,И потащат с собою в пруд,И жить заставят под водой?Однако я не шёл назад.Играет месяц над прудом,И отражается на нёмБереговых деревьев ряд.Я постоял на берегу,Послушал – черти ни гугу!Я пруд три раза обошёл,Но чёрт не выплыл, не пришёл!Смотрел я меж ветвей деревИ меж широких лопухов,Что поросли вдоль берегов,В воде: не спрятался ли там?Узнать бы можно по рогам.Нет никого! Пошёл я прочь,Нарочно сдерживая шаг.Сошла мне даром эта ночь,Но если б друг какой иль врагЗасел в кусту и закричал,Иль даже, спугнутая мной,Взвилась сова над головой —Наверно б, мёртвый я упал!Так, любопытствуя, давилЯ страхи ложные в себеИ в бесполезной той борьбеНемало силы погубил.Зато добытая с тех порПривычка не искать опорМеня вела своим путём,Пока рождённого рабомСамолюбивая судьбаНе обратила вновь в раба!

16

Рига – хозяйственная постройка для сушки зерна.

3

О Волга! после многих летЯ вновь принёс тебе привет.Уж я не тот, но ты светлаИ величава, как была.Кругом всё та же даль и ширь,Всё тот же виден монастырьНа острову, среди песков,И даже трепет прежних днейЯ ощутил в душе моей,Заслыша звон колоколов.Всё то же, то же… только нетУбитых сил, прожитых лет…Уж скоро полдень. Жар такой,Что на песке горят следы,Рыбалки [17] дремлют над водой,Усевшись в плотные ряды;Куют кузнечики, с луговНесётся крик перепелов.Не нарушая тишиныЛенивой, медленной волны,Расшива движется рекой.Приказчик, парень молодой,Смеясь, за спутницей своейБежит по палубе: онаМила, дородна и красна.И слышу я, кричит он ей:«Постой, проказница, ужоВот догоню!..» Догнал, поймал —И поцелуй их прозвучалНад Волгой вкусно и свежо.Нас так никто не целовал!Да в подрумяненных губахУ наших барынь городскихИ звуков даже нет таких.В каких-то розовых мечтахЯ позабылся. Сон и знойУже царили надо мной.Но вдруг я стоны услыхал,И взор мой на берег упал.Почти пригнувшись головойК ногам, обвитым бечевой,Обутым в лапти, вдоль рекиПолзли гурьбою бурлаки,И был невыносимо дикИ страшно ясен в тишинеИх мерный похоронный крик —И сердце дрогнуло во мне.О Волга!.. колыбель моя!Любил ли кто тебя, как я?Один, по утренним зарям,Когда ещё всё в мире спитИ алый блеск едва скользитПо тёмно-голубым волнам,Я убегал к родной реке.Иду на помощь к рыбакам,Катаюсь с ними в челноке,Брожу с ружьём по островам.То, как играющий зверок,С высокой кручи на песокСкачусь, то берегом рекиБегу, бросая камешки,И песню громкую поюПро удаль раннюю мою…Тогда я думать был готов,Что не уйду я никогдаС песчаных этих берегов.И не ушёл бы никуда —Когда б, о Волга! над тобойНе раздавался этот вой!Давно-давно, в такой же час,Его услышав в первый раз,Я был испуган, оглушён.Я знать хотел, что значит он, —И долго берегом рекиБежал. Устали бурлаки,Котёл с расшивы [18] принесли,Уселись, развели костёрИ меж собою повелиНеторопливый разговор.«Когда-то в Нижний попадём? —Один сказал. – Когда б попастьХоть на Илью…» – «Авось придём, —Другой, с болезненным лицом,Ему ответил. – Эх, напасть!Когда бы зажило плечо,Тянул бы лямку, как медведь,А кабы к утру умереть —Так лучше было бы ещё…»Он замолчал и навзничь лёг.Я этих слов понять не мог,Но тот, который их сказал,Угрюмый, тихий и больной,С тех пор меня не покидал!Он и теперь передо мной:Лохмотья жалкой нищеты,Изнеможённые чертыИ выражающий укорСпокойно-безнадёжный взор…Без шапки, бледный, чуть живой,Лишь поздно вечером домойЯ воротился. Кто тут был —У всех ответа я просилНа то, что видел, и во снеО том, что рассказали мне,Я бредил. Няню испугал:«Сиди, родименькой, сиди!Гулять сегодня не ходи!»Но я на Волгу убежал.Бог весть что сделалось со мной?Я не узнал реки родной:С трудом ступает на песокМоя нога: он так глубок;Уж не манит на островаИх ярко-свежая трава,Прибрежных птиц знакомый крикЗловещ, пронзителен и дик,И говор тех же милых волнИною музыкою полн!О, горько, горько я рыдал,Когда в то утро я стоялНа берегу родной реки,И в первый раз её назвалРекою рабства и тоски!..Что я в ту пору замышлял,Созвав товарищей-детей,Какие клятвы я давал —Пускай умрёт в душе моей,Чтоб кто-нибудь не осмеял!Но если вы – наивный бред,Обеты юношеских лет,Зачем же вам забвенья нет?И вами вызванный упрёкТак сокрушительно жесток?..1860

17

Рыбалки – чайки.

18

Расшива – деревянное парусное речное судно.

Рыцарь на час

(Отрывок)

Если пасмурен день, если ночь не светла,Если ветер осенний бушует,Над душой воцаряется мгла,Ум, бездействуя, вяло тоскует.Только сном и возможно помочь,Но, к несчастью, не всякому спится…Слава Богу! морозная ночь —Я сегодня не буду томиться.По широкому полю иду,Раздаются шаги мои звонко,Разбудил я гусей на пруду,Я со стога спугнул ястребёнка.Как он вздрогнул! как крылья развил!Как взмахнул ими сильно и плавно!Долго, долго за ним я следил,Я невольно сказал ему: славно!Чу! стучит проезжающий воз,Деготьком потянуло с дороги…Обоняние тонко в мороз,Мысли свежи, выносливы ноги.Отдаёшься невольно во властьОкружающей бодрой природы;Сила юности, мужество, страстьИ великое чувство свободыНаполняют ожившую грудь;Жаждой дела душа закипает,Вспоминается пройденный путь,Совесть песню свою запевает…Я советую гнать её прочь —Будет время ещё сосчитаться!В эту тихую, лунную ночьСозерцанию должно предаться.Даль глубoко прозрачна, чиста,Месяц полный плывёт над дубровой,И господствуют в небе цветаГолубой, беловатый, лиловый.Воды ярко блестят средь полей,А земля прихотливо одетаВ волны белого лунного светаИ узорчатых, странных теней.От больших очертаний картиныДо тончайших сетей паутины,Что, как иней, к земле прилегли —Всё отчетливо видно: далечеПротянулися полосы гречи,Красной лентой по скату прошли;Замыкающий сонные нивы,Лес сквозит, весь усыпан листвой;Чудны красок его переливыПод играющей, ясной луной;Дуб ли пасмурный, клён ли весёлый —В нём легко отличишь издали;Грудью к северу, ворон тяжёлый —Видишь – дремлет на старой ели!Всё, чем может порадовать сынаПоздней осенью родина-мать:Зеленеющей озими гладь,Подо льном – золотая долина,Посреди освещенных луговВеличавое войско стогов —Всё доступно довольному взору…Не сожмётся мучительно грудь,Если б даже пришлось в эту поруНа родную деревню взглянуть:Не видна её бедность нагая!Запаслася скирдами [19] , родная,Окружилася ими онаИ стоит, словно полная чаша.Пожелай ей покойного сна —Утомилась, кормилица наша!..Спи, кто может, – я спать не могу,Я стою потихоньку, без шумуНа покрытом стогами лугуИ невольную думаю думу.Не умел я с тобой совладать,Не осилил я думы жестокой…В эту ночь я хотел бы рыдатьНа могиле далёкой,Где лежит моя бедная мать…В стороне от больших городов,Посреди бесконечных лугов,За селом, на горе невысокой,Вся бела, вся видна при луне,Церковь старая чудится мне,И на белой церковной стенеОтражается крест одинокий.Да! я вижу тебя, Божий дом!Вижу надписи вдоль по карнизуИ апостола Павла с мечом,Облачённого в светлую ризу.Поднимается сторож-старикНа свою колокольню-руину,На тени он громадно велик:Пополам пересёк всю равнину.Поднимись! – и медлительно бей,Чтобы слышалось долго гуденье!В тишине деревенских ночейЭтих звуков властительно пенье:Если есть в околотке больной,Он при них встрепенётся душойИ, считая внимательно звуки,Позабудет на миг свои муки;Одинокий ли путник ночнойИх заслышит – бодрее шагает;Их заботливый пахарь считаетИ, крестом осенясь в полусне,Просит Бога о ведреном [20] дне.Звук за звуком, гудя, прокатился,Насчитал я двенадцать часов.С колокольни старик возвратился,Слышу шум его звонких шагов,Вижу тень его; сел на ступени,Дремлет, голову свесив в колени.Он в мохнатую шапку одет,В балахоне убогом и тёмном…Всё, чего не видал столько лет,От чего я пространством огромнымОтделён, – всё живёт предо мной,Всё так ярко рисуется взору,Что не верится мне в эту пору,Чтоб не мог увидать я и той,Чья душа здесь незримо витает,Кто под этим крестом почивает…Повидайся со мною, родимая!Появись лёгкой тенью на миг!Всю ты жизнь прожила нелюбимая,Всю ты жизнь прожила для других.С головой, бурям жизни открытою,Весь свой век под грозою сердитоюПростояла ты, – грудью своейЗащищая любимых детей.И гроза над тобой разразилася!Ты, не дрогнув, удар приняла,За врагов, умирая, молилася,На детей милость Бога звала.Неужели за годы страданияТот, кто столько тобою был чтим,Не пошлёт тебе радость свиданияС погибающим сыном твоим?..Я кручину мою многолетнююНа родимую грудь изолью,Я тебе мою песню последнюю,Мою горькую песню спою.О прости! то не песнь утешения,Я заставлю страдать тебя вновь,Но я гибну – и ради спасенияЯ твою призываю любовь!Я пою тебе песнь покаяния,Чтобы кроткие очи твоиСмыли жаркой слезою страданияВсе позорные пятна мои!Чтоб ту силу свободную, гордую,Что в мою заложила ты грудь,Укрепила ты волею твёрдоюИ на правый поставила путь…Треволненья мирского далёкая,С неземным выраженьем в очах,Русокудрая, голубоокая,С тихой грустью на бледных устах,Под грозой величаво-безгласная —Молода умерла ты, прекрасная,И такой же явилась ты мнеПри волшебно светящей луне.Да! я вижу тебя, бледнолицую,И на суд твой себя отдаю.Не робеть перед правдой-царицеюНаучила ты музу мою:Мне не страшны друзей сожаления,Не обидно врагов торжество,Изреки только слово прощения,Ты, чистейшей любви божество!Что враги? пусть клевещут язвительней.Я пощады у них не прошу,Не придумать им казни мучительнейТой, которую в сердце ношу!Что друзья? Наши силы неровные,Я ни в чём середины не знал,Что обходят они, хладнокровные,Я на всё безрассудно дерзал,Я не думал, что молодость шумная,Что надменная сила пройдёт, —И влекла меня жажда безумная,Жажда жизни – вперёд и вперёд!Увлекаем бесславною битвою,Сколько раз я над бездной стоял,Поднимался твоею молитвою,Снова падал – и вовсе упал!..Выводи на дорогу тернистую!Разучился ходить я по ней,Погрузился я в тину нечистуюМелких помыслов, мелких страстей.От ликующих, праздно болтающих,Обагряющих руки в кровиУведи меня в стан погибающихЗа великое дело любви!Тот, чья жизнь бесполезно разбилася,Может смертью ещё доказать,Что в нём сердце неробкое билося,Что умел он любить…1860–1862

19

Скирды – снопы, уложенные для хранения под открытым небом.

20

Ведреный – ясный, безоблачный, погожий.

Крестьянские дети

(Отрывок)

Однажды, в студёную зимнюю пору,Я из лесу вышел; был сильный мороз.Гляжу, поднимается медленно в горуЛошадка, везущая хворосту воз.И, шествуя важно, в спокойствии чинном,Лошадку ведёт под уздцы мужичокВ больших сапогах, в полушубке овчинном,В больших рукавицах… а сам с ноготок!«Здорово, парнище!» – «Ступай себе мимо!» —«Уж больно ты грозен, как я погляжу!Откуда дровишки?» – «Из лесу, вестимо;Отец, слышишь, рубит, а я отвожу».(В лесу раздавался топор дровосека.)«А что, у отца-то большая семья?» —«Семья-то большая, да два человекаВсего мужиков-то: отец мой да я…» —«Так вот оно что! А как звать тебя?» – «Власом». —«А кой тебе годик?» – «Шестой миновал…Ну, мёртвая!» – крикнул малюточка басом,Рванул под уздцы и быстрей зашагал.На эту картину так солнце светило,Ребёнок был так уморительно мал,Как будто всё это картонное было,Как будто бы в детский театр я попал!Но мальчик был мальчик живой, настоящий,И дровни, и хворост, и пегонький конь,И снег, до окошек деревни лежащий,И зимнего солнца холодный огонь —Всё, всё настоящее русское было,С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы,Что русской душе так мучительно мило,Что русские мысли вселяет в умы,Те честные мысли, которым нет воли,Которым нет смерти – дави не дави,В которых так много и злобы и боли,В которых так много любви!1861

Накануне светлого праздника

(Из стихотворений, посвященных русским детям)

I

Я ехал к РостовуВысоким холмом,Лесок малорослыйТянулся на нём:Берёза, осина,Да ель, да сосна;А слева – долина,Как скатерть ровна.Пестрел деревнями,Дорогами дол,Он всё понижалсяИ к озеру шёл.Ни озера, дети,Забыть не могу,Ни церкви на самомЕго берегу:Тут чудо-картинуЯ видел тогда!Её вспоминаюОхотно всегда…

II

Начну по порядку:Я ехал весной,В Страстную субботу,Пред самой Святой.Домой поспешаяС тяжелых работ,С утра мне встречалсяРабочий народ;Скучая смертельно,Решал я вопрос:Кто плотник, кто слесарь,Маляр, водовоз?Нетрудное дело!Идут кузнецы —Кто их не узнает?Они молодцыИ петь, и ругаться,Да – день не такой!Идет кривоногийГуляка-портной:В одном сюртучишке,Фуражка как блин, —Гармония [21] , трубка,Утюг и аршин!Смотрите – красильщик!Узнаешь сейчас:Нос выпачкан охрой [22] И суриком [23] глаз;Он кисти и краскиНесёт за плечом,И словно ландкарта [24] Передник на нём.Вот пильщики: сайкуУгрюмо жуютИ, словно солдаты,Все в ногу идут,А пилы стальныеУ добрых ребят,Как рыбы живые,На плeчах дрожат!Я доброго всем имЖелаю пути;В родные деревниСкорее прийти,Омыть с себя копотьИ пот трудовойИ встретить СвятуюС весёлой душой…

21

Гармония – гармонь.

22

Охра – краска от светло-жёлтого до жёлто-коричневого цвета.

23

Сурик – красная краска.

24

Ландкарта – географическая карта.

III

Стемнело. БолтаяС моим ямщиком,Я ехал всё тем жеВысоким холмом,Взглянул на долину,Что к озеру шла.И вижу – долинаМоя ожила:На каждой тропинке,Ведущей к селу,Толпы появились;Вечернюю мглуОгни озарили:Куда-то идётС пучками горящейСоломы народ.Куда? Я подуматьО том не успел,Как колокол громкоОтвет прогудел!У озера яркоГорели костры —Туда направлялись,Нарядны, пестры,При свете горящейСоломы, – толпы…У Божьего храмаСходились тропы —Народная массаСдвигалась, росла.Чудесная, дети,Картина была!..20 марта 1873

Горе старого Наума

Волжская быль

(Отрывок)

I

Науму паточный заводИ дворик постоялыйДают порядочный доход.Наум – неглупый малый:Задаром сняв клочок земли,Крестьянину с охотойВ нужде ссужает он рубли,А тот плати работой —Так обращен нагой пустырьВ картофельное поле…Вблизи – Бабайский монастырь,Село Большие Соли,Недалеко и Кострома.Наум живёт – не тужит,И Волга-матушка самаЕго карману служит.Питейный дом его стоитНа самом перекате;Как лето Волгу обмелит,К пустынной этой хатеТропа знакома бурлакам:Выходит много «чарки»…Здесь ходу нет большим судам;Здесь «паузятся» [25] барки.Купцы бегут: «Помогу дай!»Наум купцов встречает,Мигнёт народу: не плошай!И сам не оплошает…Кипит работа до утра:Всё весело, довольно.Итак, нет худа без добра!Подумаешь невольно,Что ты, жалея бедняка,Мелеешь год от года,Благословенная река,Кормилица народа!7-10 августа 1874

25

Паузить – перегружать груз с большого судна, которое не может преодолеть мелководье.

Леонид Трефолев

Дубинушка

(Картинка из бывшего-отжившего)

По кремнистому берегу Волги-реки,Надрываясь, идут бурлаки.Тяжело им, на каждом шагу устаютИ «Дубинушку» тихо поют.Хоть бы дождь оросил, хоть бы выпала теньВ этот жаркий, безоблачный день!Всё бы легче народу неволю терпеть,Всё бы легче «Дубинушку» петь.«Ой, дубинушка, ухнем!» И ухают враз…Покатилися слёзы из глаз.Истомилася грудь. Лямка режет плечо…Надо «ухать» ещё и ещё!…От Самары до Рыбинска песня одна;Не на радость она создана:В ней звучит и тоска – похоронный напев,И бессильный, страдальческий гнев.Это – праведный гнев на злодейку-судьбу,Что вступила с народом в борьбуИ велела ему под ярмом, за грошиДобывать для других барыши…«Ну, живее!» – хозяин на барке кричитИ костями на счётах стучит……Сосчитай лучше ты, борода-грамотей,Сколько сложено русских костейПо кремнистому берегу Волги-реки,Нагружая твои сундуки!1865