Анубис
Шрифт:
— Может, лучше поговорим снаружи?
Грейвс молча пожал плечами и направился к выходу, походя бросив Могенсу предостерегающий взгляд, чтобы тот не вздумал последовать за ними.
А Могенс и не думал. Если у Грейвса какие-то осложнения с властями, его это никак не касается. Он обождал, пока Грейвс и шериф не выйдут, а потом присел на краешек походной кровати и взял мисс Пройслер за руку.
Рука была теплой. Теплой до… чуть ли не до неприятного ощущения — лихорадочной. Она ответила на прикосновение, хоть и не сразу. Медленно она повернула к нему голову, и только спустя бесконечно долгие секунды ее лицо осветило подобие улыбки.
— Профессор…
— Могенс. Друзья зовут меня просто Могенс. — Он сделал протестующий жест, заметив, что мисс Пройслер попыталась что-то возразить, потому что говорить было ей явно трудно. — Молчите. Все в порядке. Вы с нами. Больше вам никто не сможет причинить зла.
Том с сомнением посмотрел на него. Мисс Пройслер тоже не выглядела такой уж убежденной или хотя бы успокоенной.
— Хотите пить? — спросил Могенс.
Она провела языком по губам, словно желая удостовериться, действительно ли ее мучает жажда. Могенс хотел обратиться к юноше с соответствующей просьбой, но тот уже был на пути к столу. Вернулся он, однако, не с кружкой или стаканом в руках, а с целой миской воды и губкой, которой он заботливо смочил губы мисс Пройслер. Терпеливо обождав, пока она не слизнет с губ последнюю каплю, он снова окунул губку в воду и принялся аккуратно протирать ее лицо и шею.
Нежность, с которой Том обихаживал пожилую женщину, тронула Могенса. Несмотря на шутливые в основе своей схватки мисс Пройслер и Тома, они с первого момента хорошо понимай друг друга, и Могенс спросил себя, не видел ли Том в ней нечто большее. Возможно, мать, которую он рано потерял.
— Вам лучше? — спросил Том, поставив миску с водой на пол. Руки, недолго думая, он обтер о полы своей куртки, и Могенсу показалось, что, несмотря на тяжелое состояние мисс Пройслер, в ее глазах проскользнула искра недовольства.
— Много лучше. Спасибо, Томас. Ты хороший мальчик.
Том совсем смешался. Он торопливо вскочил, бросился с миской назад к столу и лихорадочно загромыхал по нему, бессмысленно переставляя разные предметы.
И в тот же самый момент снаружи донесся голос Грейвса. Слов нельзя было разобрать, но вложенную в них ярость невозможно было спутать ни с чем. Секунду спустя послышалось хлопанье дверцы автомобиля и рев мотора.
— Кажется, не все гладко, — заметил Том.
Может, и хорошо, что Могенс не успел ответить на его реплику, потому что дверь резко распахнулась, и на пороге показался в высшей степени возбужденный Грейвс.
— Идиоты! — лютовал он. — Недоумки! И они еще смеют называть себя учеными?!
— В чем дело? — спросил Могенс.
Грейвс махнул скомканным листом бумаги, на котором красовалась официальная печать:
— Наши драгоценные коллеги, те, что квартируют по соседству… — Он задыхался от ярости.
— Геологи? — спросил Том.
— «Кроты!» — с негодованием выдохнул Грейвс. — Проклятые навозные жуки! У них же не хватает мозгов выглянуть из собственноручно вырытой ямы! Но я не позволю выкарабкаться по моей вые! Эти так называемые ученые! Они меня еще попомнят!
Потом совсем внезапно негодование с его лица как ветром сдуло, а его место заняла широкая ухмылка.
— Я был убедителен? — спросил он.
Могенс заморгал, да и Том был в полном замешательстве.
— Доктор Грейвс?
Усмешка Грейвса сделалась еще шире, когда он небрежным движением сунул сложенный лист во внутренний карман пиджака.
— Все-таки надеюсь, что был убедителен. В конце концов, не хотелось бы разочаровывать нашего уважаемого стража закона.
— Что за бумагу он тебе вручил? — спросил Могенс.
Грейвс махнул рукой:
— Предписание суда, которое выхлопотали драгоценные коллеги. По нему любому члену моей группы запрещается спускаться в пещеры до тех пор, пока компетентная комиссия не удостоверится, что от нашей деятельности не исходит никакая опасность. Могу себе представить, — добавил он презрительно, — как формируется такая комиссия!
— Мы не сможем спуститься под землю? — растерянно спросил Том.
— Под угрозой штрафа в тысячу долларов, — подтвердил с воодушевлением Грейвс. — За каждый случай нарушения предписания.
— Но они не имеют права!
— Боюсь, все-таки имеют, — Грейвс похлопал ладонью по карману, где упокоился документ.
— А на каком основании? — поинтересовался Могенс.
Грейвс фыркнул.
— Наши уважаемые коллеги, — ответил он тоном, полным брезгливости, словно говорил о чем-то тошнотворном, — уверены, что наши раскопки мешают проведению их измерений. И «нельзя исключать, что эти работы несут в себе угрозу городу, а также жизни и здоровью его обитателей». Идиоты!
Однако было не похоже, чтобы Грейвс действительно сердился или хотя бы обеспокоился. Это Могенс и выразил вслух.
— Тут ты прав, дорогой профессор, — весело сказал Грейвс. — Бумага все стерпит. А пока наш Уайатт Эрп [20] Уилсон сообразит, что предпринять по этому предписанию, все уже будет кончено. Сегодня решающий день, не забывай. Нам нужна только одна ночь, всего одна.
Могенсу не понравилось, каким тоном Грейвс сказал «мы», однако уклонился от возражений и повернулся к мисс Пройслер. Все это время она молча, но очень внимательно прислушивалась к разговору, и взгляд ее был красноречив. Могенс слишком хорошо знал, какого мнения она от такого рода несдержанных высказываниях, а предписание суда для нее стояло по ранжиру чуть ниже заповедей Моисеевых.
20
Эрп, Уайатт Берри Стрэпп (1848–1929) — легендарная личность эпохи освоения американского Запада (Фронтира), картежник и авантюрист, самый известный из четырех братьев Эрпов. В легендах его называют героем нескольких скотоводческих городков, поскольку он якобы очистил некоторые поселения Фронтира от бандитов. Эрп был вынужден уехать сначала в Колорадо, а потом в Лос-Анджелес, где в течение недолгого времени консультировал голливудских режиссеров на съемках нескольких вестернов.
— Не обращайте внимания, мисс Пройслер, — постарался успокоить ее Могенс. — Главное, что вы живы и снова с нами. Мы все очень о вас беспокоились. И, честно говоря, я уже опасался худшего, когда увидел, что этот… это чудовище утаскивает вас.
По выражению ее глаз он понял: то, что с ней случилось, было достаточно худо, но он совсем не был уверен, хочет ли на самом деле знать, что именно. Какое-то мгновение ее взгляд был устремлен в даль, населенную страшными чужеродными тварями — наверное, ее мир между днем и ночью, — однако она на удивление быстро вернулась и даже заставила себя улыбнуться, правда, в глазах при этом не отобразилось и тени улыбки. Ее рука крепче сжала палец Могенса.