Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
– Это помогло бы мне стать аббатом.
– Вот возьми меня, – сказал г-н Бийо. – Разве я знаю греческий? Разве я знаю латынь? Разве я знаю французский? Разве я умею читать и писать? И что же, по-твоему, это мешает мне сеять, жать и сохранять собранный урожай?
– Ну, так вы же, господин Бийо, не аббат, вы – земледелец, adricola, как пишет Вергилий. О fortunatos nimium [37] …
– Уж не думаешь ли ты, глупый поповский прихвостень, что
37
Трижды блаженные (земледельцы) (лат.).– Вергилий. Георгики, II, 458.
– Мне всегда говорили, что нет ничего на свете лучше, чем стать аббатом. Правда, – добавил Питу, улыбнувшись самой приятной своей улыбкой, – я не всегда слушал, что мне говорили.
– И был прав, парень. Между прочим, я ведь тоже не больно-то слушаю, когда лезут в мои дела. Мне кажется, в тебе достаточно доброго материала, чтобы стать кем-нибудь получше, чем аббатом, и тебе повезло, что ты не стал им, а погода теперь скверная для аббатов.
– Ну да? – удивился Питу.
– Надвигается гроза, – продолжал фермер. – Так что можешь мне поверить. Ты парень честный, ученый…
Питу, крайне польщенный, поклонился: впервые в жизни его назвали ученым.
– Ты ведь и по-другому можешь заработать на жизнь, – заключил фермер.
Мадемуазель Бийо, которая снимала с лошади корзины с курами и голубями, с интересом прислушивалась к разговору между Питу и ее отцом.
– Вот заработать-то на жизнь как раз для меня самое трудное.
– Что ты умеешь делать?
– Ловить птиц на клей, ставить силки. А еще я очень хорошо подражаю птичьим голосам. Правда ведь, мадемуазель Катрин?
– Что правда, то правда. Он свищет, как зяблик.
– Да, но только это не ремесло, – заметил папаша Бийо.
– Так черт меня подери, я о том и толкую!
– О, ты умеешь ругаться? Это уже хорошо.
– Я выругался? – испугался Питу. – Господин Бийо, прошу меня простить.
– Не за что, – успокоил его фермер, – со мной иногда тоже такое случается. Разрази тебя гром небесный! – вдруг повернулся он к своей лошади. – Ты что, не можешь постоять спокойно? Ох, уж эти чертовы першероны, вечно они то ржут, то копытом бьют. Ну-ка, скажи мне, – вновь обратился он к Питу, – ты ленив?
– Не знаю, я ведь всю жизнь занимался только латынью да греческим и…
– И что?
– И не скажу, чтобы я в них особенно преуспел.
– Тем лучше, – сделал вывод папаша Бийо. – Это доказывает, что ты не так глуп, как я думал.
От изумления глаза Питу округлились и расширились до невозможности: впервые перед ним гласно исповедовали круг идей,
– Так вот я спрашиваю, ленив ли ты, скоро ли устаешь?
– А, устаю? Это совсем другое дело. Мне случалось проделывать по десять лье, и я не чувствовал усталости, – заверил Питу.
– Это уже кое-что, – усмехнулся папаша Бийо. – Если бы тебе похудеть еще на несколько фунтов, из тебя получился бы скороход.
– Похудеть? – удивился Питу, взглянув на себя, на свои костистые руки и длинные, похожие на палки ноги. – Мне кажется, господин Бийо, что я и без того достаточно худой.
– Нет, право, дружище, – рассмеялся фермер, – ты настоящее сокровище.
И опять же впервые в жизни Питу оценили столь высоко. Неожиданности следовали одна за другой.
– Послушай меня, – продолжал Бийо. – Я все-таки хочу знать, ленив ли ты в работе?
– В какой работе?
– Вообще в работе.
– Не знаю, я же никогда не работал.
Катрин расхохоталась, но на этот раз папаша Бийо воспринял ответ Питу крайне серьезно.
– Вот каковы они, эти мерзавцы-попы! – вскричал фермер, грозя кулачищем в направлении города. – Вот как они воспитывают молодежь – в праздности и никчемности! Чем, спрашиваю я вас, такой малый может быть полезен своим братьям?
– Да ничем, – промолвил Питу, – и я это знаю. К счастью, у меня нет братьев.
– Под братьями я подразумеваю всех людей, – пояснил Бийо. – Уж не желаешь ли ты, случаем, сказать, что люди не являются братьями?
– Нет, нет. Кстати, так написано и в Евангелии.
– И равными друг другу, – продолжал фермер.
– А вот это уже другое дело, – не согласился Питу. – Если бы мы были равны с аббатом Фортье, он не бил бы меня так часто плетью и линейкой, а если бы мы были равны с тетей, она не выгнала бы меня.
– А я тебе говорю, что все люди равны, – упорствовал фермер. – И очень скоро мы это докажем тиранам.
– Tirannis! – повторил Питу.
– И в подтверждение этого, – продолжал Бийо, – я беру тебя к себе.
– Вы берете меня к себе, господин Бийо? Это правда, или вы решили посмеяться надо мной?
– Правда, правда. Что тебе нужно, чтобы прожить?
– Примерно три фунта хлеба в день.
– А кроме хлеба?
– Немножко масла или сыра.
– Я гляжу, прокормить тебя нетрудно, – заметил Бийо. – Ну что ж, прокормим.
– Господин Питу, – вступила в разговор Катрин, – а вам больше ничего не нужно от моего отца?
– Нет, мадемуазель, нет!
– А почему вы сюда пришли?
– Потому что вы сюда ехали.
– Весьма галантный ответ, – улыбнулась Катрин, – но я оцениваю комплименты только так, как они того стоят. Господин Питу, вы пришли сюда, чтобы узнать у моего отца известия про вашего покровителя.