Анж Питу (др. перевод)
Шрифт:
Дойдя до края террасы, Бийо сел на парапет и спрыгнул на набережную.
Питу сделал то же самое.
XII. Что происходило в ночь с 12 на 13 июля 1789 года
Оказавшись на набережной, оба провинциала взглянули на мост Тюильри, заметили там блеск оружия нового воинского отряда, по всей очевидности, отнюдь не дружественного, прокрались до края набережной и спустились на берег Сены.
На часах Тюильри пробило одиннадцать.
Добравшись до красавиц осин и высокоствольных тополей, растущих вдоль Сены, и укрывшись
Следовало решить, и вопрос этот был поставлен фермером, оставаться ли здесь, куда они пришли, то есть в безопасном или хотя бы относительно безопасном месте, либо ринуться в центр возмущения и принять участие в сражении, которое, похоже, будет продолжаться и ночью. Задав этот вопрос, Бийо ждал ответа от Питу. Питу весьма вырос во мнении и в глазах фермера. Тому способствовала и ученость, которую он продемонстрировал накануне, и, конечно, проявленная им этим вечером храбрость. Питу инстинктивно чувствовал это, однако вместо того чтобы возгордиться, лишь испытывал еще большую признательность к доброму фермеру; по природе Питу был склонен к послушанию.
– Господин Бийо, – начал он, – сейчас совершенно очевидно, что вы гораздо храбрее меня, а я не такой уж трус, как мне думалось. Гораций, который все-таки не сравним с нами, хотя бы в части поэзии, при первой опасности бросил оружие и бежал. Я же не бросил свой мушкетон, патронную сумку и саблю, и это доказывает, что я куда отважнее Горация.
– Ну хорошо, а к чему это ты ведешь?
– А веду я, господин Бийо, к тому, что пуля может убить даже самого отважного человека.
– Ну и что? – не понимал фермер.
– А то, сударь, что, как вы мне объяснили, покидая ферму, направились вы сюда ради некоторой весьма важной вещи.
– Проклятие! Ведь правда… Шкатулка!
– Вот, вот. Итак, вы сюда приехали ради шкатулки?
– Тысяча чертей! Ну, конечно, из-за шкатулки, а не по какой другой причине.
– Ну, а если вас застрелят, дело, ради которого вы сюда приехали, не будет сделано.
– Ты сто раз прав, Питу.
– Слышите, как там что-то рушится? Слышите крики? – продолжал уже смелее Питу. – Дерево раздирается, как бумага, железо рвется, как пенька.
– Это потому, Питу, что народ разгневался.
– Но мне кажется, – рискнул заметить Питу, – что король тоже изрядно разгневался.
– Почему ты так решил?
– А как же иначе? Австрияки, немцы, короче, цесарцы, как вы их назвали, – солдаты короля. И ежели они нападают на народ, значит, так им приказал король. А чтобы король отдал подобный приказ, он должен очень сильно разгневаться. Правильно?
– Питу, ты сейчас прав и не прав.
– Дорогой господин Бийо, мне кажется, такое просто невозможно, и я просто не решаюсь вам заметить, что если бы вы изучали логику, то никогда не осмелились бы высказать подобный парадокс.
– Нет, Питу, ты все-таки и прав и не прав, и сейчас поймешь почему.
– Я очень бы этого хотел, хотя и сомневаюсь, что пойму.
– Видишь ли, Питу, при дворе имеются две партии: партия короля, которая любит народ, и партия королевы, которая любит австрийцев.
– Это потому что король – француз, а королева –
– Погоди. С королем господин Тюрго [77] и господин Неккер, с королевой господин де Бретейль [78] и Полиньяки. Но король не хозяин, и поэтому он вынужден был уволить в отставку господина Тюрго и господина Неккера. Хозяйка – королева, а это значит, всем распоряжаются Бретейли и Полиньяки. Вот почему все идет так худо. Понимаешь, Питу, во всем виновата госпожа Дефицит. Госпожа Дефицит разгневана, и от ее имени войска нападают на народ. Все очень просто: австрияки защищают австриячку.
77
Тюрго, Анн Робер Жан (1727–1781) – французский политический деятель и экономист, в 1774–1776 гг. был генеральным контролером финансов, провел ряд реформ, ущемлявших привилегированные сословия, под давлением которых Людовик XVI вынужден был дать ему отставку, а реформы отменить.
78
Бретейль, Луи Огюст, барон де (1730–1807) – французский дипломат, после отставки Неккера был членом кабинета, павшего после взятия Бастилии, советовал королю прибегнуть к иностранной помощи для подавления революции.
– Простите, господин Бийо, но дефицит – латинское слово и означает «нехватка». Чего же у нас не хватает? – спросил Питу.
– Господи, да денег же! Потому что не хватает денег, потому что любимчики королевы пожирают все деньги, которых не хватает, ее и прозвали госпожой Дефицит. Нет, это не король разгневался, а королева. Король просто недоволен, что все так плохо идет.
– Понятно, – сказал Питу. – А что же со шкатулкой?
– Да, да, верно. Это чертова политика завела меня бог знает куда. Главное, это шкатулка. Ты прав, Питу. Когда я повидаюсь с доктором Жильбером, мы вернемся в политику. Это наш святой долг.
– Нет ничего более святого, чем святой долг, – заметил Питу.
– Так что пошли в коллеж Людовика Великого к Себастьену Жильберу, – сказал Бийо.
– Пошли, – ответил Питу со вздохом, потому что надо было вставать с мягкой травки, а он уже так удобно устроился. Кроме того, несмотря на то что вечер прошел чрезвычайно бурно, сон, этот верный спутник чистой совести и усталого тела, слетел, держа в руках охапку маков, на добродетельного и усталого Питу.
Бийо уже встал, Питу тоже поднимался, но тут часы пробили получас.
– Слушай, мне думается, в половине двенадцатого коллеж Людовика Великого будет закрыт, – заметил Бийо.
– Разумеется, – подтвердил Питу.
– К тому же ночью можно попасть в засаду. Мне кажется, я вижу бивачные огни возле Дворца правосудия. Меня могут арестовать или убить, а ты, Питу, прав: нельзя допустить, чтобы меня арестовали или убили.
За сегодняшний день вот уже в третий раз Бийо, обращаясь к Питу, произнес слова, столь приятные для слуха и лестные для гордости человека: «Ты прав».