Анж Питу (др. перевод)

Дюма-отец Александр

– А как ты об этом узнал?

– Я получил от него письмо.

– Из Гавра?

– Да.

– Значит, оно отправлено из Гавра, где его арестовали?

– Нет, из Лильбонна.

– Слушай, мальчик, не надо на меня дуться, лучше подробно расскажи все, что тебе известно. Клянусь тебе, либо я буду убит на площади Бастилии, либо ты снова увидишь отца.

Себастьен взглянул на фермера и, видя, что тот говорит от всего сердца, смягчился.

– В Лильбонне, – сообщил он, – отцу удалось написать карандашом на книге несколько

строчек:

«Себастьен, меня арестовали и препровождают в Бастилию. Терпение. Надейся и трудись.

Лильбонн, 7 июля 1789.

P. S. Меня арестовали за любовь к свободе.

В Париже в коллеже Людовика Великого у меня сын. Во имя человеколюбия прошу того, кто найдет эту книгу, доставить ее моему сыну. Его зовут Себастьен Жильбер».

– И что было дальше? – спросил взволнованный Бийо.

– В книгу он вложил золотой, обвязал ее шпагатом и выбросил в окно.

– И дальше?

– Ее нашел лильбоннский священник. Среди прихожан он выбрал храброго молодого человека и сказал ему: «Оставь двенадцать ливров своей семье, у которой нет хлеба, а двенадцать возьми на дорогу и отвези эту книгу в Париж несчастному ребенку, у которого отняли отца за то, что тот чрезмерно сильно любит народ».

Вчера в полдень этот молодой человек пришел ко мне и передал отцовскую книгу. Так я узнал, что отец арестован.

– Ну что ж, это немножко примиряет меня с попами, – бросил Бийо. – Жаль, они не все такие. А где этот отважный молодой человек?

– Вчера вечером он отправился обратно. Он надеется привезти семье еще пять ливров из тех двенадцати, что он получил на дорогу.

– Прекрасно! Прекрасно! – бормотал Бийо, прослезившись от радости. – О народ, сколько в нем доброты! Помни об этом, Жильбер.

– Теперь вы все знаете.

– Да.

– Вы пообещали мне, что, если я вам все расскажу, вы вернете мне отца. Я рассказал, теперь вспомните про свое обещание.

– Я сказал, что либо освобожу его, либо погибну. Покажи-ка мне эту книгу, – попросил Бийо.

– Вот она, – сказал мальчик и достал из кармана томик «Общественного договора» Руссо.

– А где тут написал твой отец?

– Вот, – показал Себастьен надпись, сделанную отцом.

Фермер приложился губами к строчкам, написанным рукой доктора Жильбера.

– Можешь быть спокоен, – обратился он к мальчику, – я пойду к твоему отцу в Бастилию.

– Несчастный! – воскликнул принципал, хватая Бийо за руки. – Да как же вы пройдете к государственному преступнику?

– Тысяча чертей! Да взяв Бастилию!

Французские гвардейцы расхохотались. Через несколько секунд смеялась уже вся толпа.

– Ну-ка, ответьте, – крикнул Бийо, обводя хохочущих гневным взглядом, – что такое Бастилия?

– Камни, – ответил один солдат.

– Железо, – сказал второй.

–

И огонь, – добавил третий. – Прошу заметить, драгоценный мой, на нем можно обжечься.

– Еще как можно, – прошел ропот по толпе.

– Эх вы, парижане! – вскричал Бийо. – У вас есть кирки, а вы боитесь камней. У вас есть свинец, а вы боитесь железа, у вас есть порох, а вы боитесь огня. Выходит, парижане малодушны, трусливы, парижане – рабы! Найдется ли тут хоть один мужественный человек, который пойдет со мной и Питу отнимать у короля Бастилию? Меня зовут Бийо, я – фермер из Иль-де-Франса. Вперед!

Речь Бийо была возвышенна и отважна.

Воспламененная ею толпа заклубилась вокруг фермера, крича:

– На Бастилию! На Бастилию!

Себастьен попытался схватить Бийо за руку, но тот легонько оттолкнул мальчика.

– Себастьен, – спросил он, – какое последнее слово в письме твоего отца?

– Трудись! – ответил Себастьен.

– То есть трудисьздесь, а мы потрудимсятам. Только наш труд – разрушать и убивать.

Мальчик не промолвил ни слова; даже не пожав руку Анжу Питу, который поцеловал его, он спрятал лицо в ладони, и вдруг у него начались такие страшные конвульсии, что его пришлось унести в лазарет коллежа.

– На Бастилию! – кричал Бийо.

– На Бастилию! – кричал Питу.

– На Бастилию! – вторила им толпа.

И они пошли к Бастилии.

XIII. Король так добр, королева так добра

А теперь да позволят нам наши читатели ввести их в курс главных политических событий, которые произошли после того, как в последней книге мы покинули французский королевский двор.

Те, кто знает историю того времени, и те, кого пугает подлинная и неприкрашенная история, могут эту главу опустить; следующая за этой глава продолжает предыдущую, и то, что мы отваживаемся здесь рассказать, предназначено лишь для взыскательных умов, желающих иметь обо всем представление.

Уже год или два в воздухе, громыхая, собиралось нечто небывалое, неведомое, нечто, вышедшее из прошлого и устремленное в будущее.

Этим нечто была Революция.

Умирающий Вольтер на миг приподнялся на смертном ложе и, опершись на локоть, увидел сквозь ночь, которая объяла его, проблеск ее пламеносной зари.

Революции было предназначено, как Христу, кем она и была замыслена, судить живых из мертвых.

Кардинал де Рец [83] рассказывает, что, когда Анна Австрийская стала регентшей, все в один голос повторяли: «Королева так добра!»

83

Рец, Поль де Гонди, кардинал де (1613–1679) – противник Мазарини, один из руководителей Фронды.