Апофеоз Империи
Шрифт:
— Хочешь сказать, в двух из трёх случаев, она нам не поможет?.. — у Хмурого, к моему глубокому удивления, промелькнули зачатки интеллекта.
— Верно, — я размялся, стёр со лба пот и поправил фуражку. — Идём. Пора переходить ко второму этапу плана.
— Ох, как же мне это не нравится… — признался он.
— Отступать уже поздно, — мы выдвинулись к лифту, оставив позади два раздетых трупа. Из одежды на них остались только трусы.
На Хмурого форма еле налезла, а мне оказалась слегка большой. Но выбирать не приходилось. Будь мой напарник худым,
А тем временем мы добрались до лифта, где предстояло пройти первую проверку. Смотреть в камеру было нельзя, и я на ощупь нажал на кнопку активации платформы.
Меня немного напрягал тот факт, что среди нас не было блондинов, а один из убитых имел довольно длинную шевелюру. Однако на нашей стороне был эффект неожиданности. Враги погружены в рутину и не ждут подвоха. А про то, что рабы могут переодеться в форму охранников и попытаться совершить заведомо невозможное…
К такому они точно не готовы.
Мы поднялись и оказались в распределительном помещении с вагонетками. В этот раз у двери стоял всего лишь один поляк. Он бросил на нас быстрый взгляд и сперва не осознал подмены. У нас было всего несколько секунд, прежде чем его мозг заметит несоответствие. Ему потребуется понять, а точно ли не померещилось. Недруг однозначно поднимет глаза во второй раз и только тогда поймёт, что к чему.
Я в это время пропустил Хмурого на пару шагов вперёд, чтобы он закрыл меня от камеры. Интересно то, что поляк стоял в слепой зоне. Наблюдение велось за рабами и вагонетками. И что самое печальное, почти наверняка за изображением с этой камеры следили на поверхности. Хотя уверенности у меня в этом не было.
Хмурый опередил меня, а я выхватил его шокер и выстрелил врагу прямо в шею, ибо только там был открытый участок кожи, не считая лица. Дротики не только плотно впились в плоть, но и зацепили артерию. Охранник не в силах совладать с мощным разрядом упал на пол, подёргался немного и затих.
Я спешно начал подбирать проволоку, тянувшуюся через всю комнату, а Хмурый чуть об неё не запнулся. Как же я в тот момент негодовал, что приходилось работать с идиотом.
Но, как бы там ни было, мы смогли добраться до дверей и сохранить спокойствие. И если я реально не чувствовал волнения, то вот Хмурый потел больше обычного и вёл себя чересчур скованно.
Теперь дело оставалось за малым. В теории, стоило только постучать, и дверь должна была открыться. Однако этого почему-то не случилось. Я постучал ещё раз и на чистом польском попросил впустить нас, но и это не помогло.
Послышалась какая-то возня и невнятные возгласы.
Плохой знак. Неужели нас уже раскрыли? Заметили проволоку или дротик? Опознали по камерам?
По идее это было бы крайне проблематично, ведь мы старались скрыть лица за фуражками, да и преодолели подконтрольную зону меньше чем за десять секунд.
К сожалению, даже будь у меня две бомбы, я бы не смог использовать их в этом помещении. Ударная волна в теории была способна опрокинуть гружёные вагонетки, и тогда мы все отправились бы к праотцам. Но как минимум следовало вырубить камеру.
Это оказалось несложно — я в прыжке оторвал её с корнями. А вот дверь до сих пор была закрыта. Она не выглядела прочной, хоть и была сделана из металла. И у меня довольно быстро созрел альтернативный план.
— Помоги мне! — я подбежал к пустой вагонетке и попытался приподнять её.
— Ты чего удумал? Хочешь на поверхность подняться? — вопрошал подбежавший Хмурый.
— Используем её как таран. Давай. Раз-два! Взяли! — кое-как нам удалось приподнять её и стащить с рельсов. Затем ушло неприлично много времени, чтобы выровнять траекторию. — Погнали!
— Понеслось говно по трубам! — прокряхтел Хмурый.
Нам удалось разогнать снаряд примерно до десяти километров в час, чего оказалось более чем достаточно, чтобы выбить железную дверь. У той даже петли сорвало! Что ни говори, но из вагонетки вышел добротный таран.
Во внутреннем помещении мой реципиент был всего один раз, но этого хватило, чтобы запомнить планировку. За дверью находилась просторная комната отдыха с ещё тремя дверьми. Одна вела на кухню, другая в туалет, а последняя в комнату начальника смены. Она управлялась гидравликой и без тени сомнений могла называться сейфовой.
Внутри мы застали ошалевшего от неожиданности поляка. Он долбился в комнату начальника и был немало удивлён нашему появлению. Хмурый не стал ждать особого приглашения и кинулся на недруга врукопашную, ведь его шокер был у меня.
А загвоздка была в том, что у них имелся всего один выстрел, а затем следовала долгая перезарядка. Именно поэтому я и пропустил «напарника» вперёд, позволив ему принять на себя первый удар врага.
А когда Хмурый рухнул на пол, не добежав пару метров, настало и моё время. Поляк оказался сообразительным и обнажил свою дубинку. Электрическую.
Я же не стал брать в руки оружие, напротив, даже демонстративно откинул пустой шокер. А затем и вовсе поманил недруга ладонью, выказывая максимальное хладнокровие и уверенность в своей победе. Поляк бросился на меня, выкрикивая всем известное польское ругательство.
К чему вся эта театральщина?
Этот поляк по имени Ганс был особенным. Невысокий, пузатый с гнилыми зубами и кривым носом. Перебежчик и уроженец Баварии обожал глумиться над рабами. В моих воспоминаниях нашёлся ужасный отрывок, как он домогался одной девочки, которую потом нашли мёртвой. Всем было понятно, что с ней произошло, но никто не мог ничего сделать.
До сих пор.
Ганс трудился не покладая рук, делая жизнь рабов ещё хуже, чем она была. Это было оправдано тем, что среди своих его считали уродом, кем он и являлся. Предателем, перебежчиком, мразью. Предателей никто не жалует, но этот урод перешёл все мыслимые и немыслимые границы.