Апофеоз
Шрифт:
От того, что я не мог найти с Хаширамой общего языка, он не становился чем-то хуже Люцифера. Даже наоборот – этот Ангел имел такую необычную внешность и столь дивную душу, что невольно теряется представление об истинном великолепии.
Хаширама был высоким и безумно очаровательным Ангелом. Длинные прямые волосы темно-коричневого цвета достигали той же длины, что и у Мадары. Они всегда точно блестели в лучах солнца. Вытянутое лицо с вечным румянцем на чуть пухлых щеках, на которых всяких раз, когда он улыбался, появлялись обворожительные ямочки, как у младенца. Его глаза были такими же черными и добрыми, как и Люцифера, правда, более живыми.
Михаил
Я бы мог утверждать, что мой брат был копией Хаширамы, но не хочу соврать. Итачи был лишен этой радости иметь сильные эмоции и чувства, был обделен счастьем иметь своё мнение. Изначально его создали иначе, и этот недуг нельзя было чем-то излечить или поправить. Его нельзя было назвать несчастным и совсем уж обделенным. Ему выпала возможность познать всю силу братской любви, и он имел сильнейшую любовь и привязанность ко мне.
Зато сказать, что Хаширама и Мадара были противоположностями – я уверенно могу. Их объединяло только две причины, имеющие такое могущество, которое бы уверенно заменило тысячи других причин. Братские узы и роль воспитателей. Хаширама был старшим и обязанным защищать своего младшего братца – Мадару. Ни одного из них это никогда не тревожило и уж, тем более, не являлось причиной гнева или злости. Наоборот – это делало их особенными и непохожими.
– Саске, ты приятно удивляешь меня, - усмехнулся Хаширама, потрепав мои волосы. – Я был уверен, что ты сбежишь, и нам с Итачи снова пришлось бы тебя разыскивать и наказывать.
– Я хотел, - буркнул я, - да только Мадара стал преградою.
Хаширама и Мадара улыбнулись друг другу. Они с такой легкостью управлялись с новыми ролями воспитателей, что не раз удивляли каждого на Небесах. По отдельности эти двоя, и так безумно обворожительные, имея способность покорять любые сердце и убеждать их следовать за собою, вместе они имели еще большую силу.
Хаширама протянул своему брату руку, и тот с её помощь поднялся. Итачи последовал примеру своего воспитателя и протянул руку мне, однако я, упрямый и вспыльчивый, хмыкнул и отвернулся. Два великих Ангела с интересом наблюдали за нами. Вместо того чтобы предаться уговорам, Итачи легко поднял меня и усадил себе на шею. Я не сразу поймал равновесие и быстро схватился за голову брата. Он знал мою слабость, заключавшуюся в вечном желании кататься на чьих-нибудь руках.
Мы все вместе направились в противоположную сторону от гор… Завязался приятный разговор, и моя обида скоро прошла. Я с восторгом оглядывался, воображая, какой я высокий и могущественный Ангел, изменивший весь мир. Мадара и Хаширама о чем-то весело спорили, по-моему, о сорте лучшего, по их мнению, чая, произраставшего на земле, а мы с братом заливались смехом над какой-то шуткой. Итачи бежал со мною на плечах то вперед, то назад, то быстро, то медленно, веселя меня. Наши воспитатели улыбались, глядя на своих воспитанников и вслушиваясь в мой заливной смех…
========== Глава 24. Мгновение безумства. ==========
Она ворвалась в тронный зал, как грозовые тучи ворвались в тот злополучный день на Небеса. Ни сомнения, ни страха не было в её сердце. Стоило ей только завидеть нас с Итачи возле алтаря, как её святящаяся, переливающаяся даже в Аду всеми цветами радуги, душа распахнулась настежь,
Она подоспела как раз вовремя – Люцифер только что ворвался в тронный зал, разгневанный на Инферно, который действовал по своей воле и в своих интересах. Он не успел сказать ни слова, и по пути сюда Мадара не столкнулся с девушкой только из-за счастливой случайности, или мысли, которая навела его явиться не через главные ворота, как истинный царь и бог Ада, а через небольшую дверь, как обезумевший от злости чудак. Право же, его лицо нужно было видеть, ибо даже Инферно на мгновение испугался этих святящихся красных глаз, хотя до этого никогда не поддавался страху перед ним.
Однако Судьба распорядилась так, что вслед за разгневанным Люцифером явилась разгневанная чистая душа. В тронном зале, кроме уже упомянутых, находился Азазель и Ключник – Демон, хранивший ключ от наших цепей. Все взоры присутствующих пали на дивную душонку. Зловещая тишина нарушалась только тихим сопением Цербера, который преспокойно лежал в ногах прибывшей.
Девушка была в ужасном состоянии! Не знай я запаха её души, и не люби я её так сильно, то вряд ли узнал бы по внешности. Потрёпанная и в каких-то лохмотьях. Волосы клоками выдраны или сожжены. Кожи вообще почти нигде не присутствовало, только островками на животе и на лице… Мясо выдрано кусками… Без слез не взглянешь! Однако, что было до жути пугающе(!), она быстро регенерировала. Прям-таки на глазах! За те пять минут безмолвия тонкий, первый слой кожи успел обтянуть её некогда миловидное личико, которое в данный момент больше походило на кровавое месиво.
Сердце моё в это мгновение забилось столь быстро, что готово было разорваться. Всего меня передернуло, и мелкая дрожь покрыла обожженное тело. Итачи, стоявший на коленях подле меня, лишь устремил обеспокоенный взор в её сторону. Один черт знает, что творилось у него в голове!
Более всего залюбовался на девушку Азазель, и этому свидетельствовала его издевательская улыбка. Никто, кроме него, не посмел даже пошевельнуться, а он, своенравный глупец, сделал шаг к ней, и силой одной лишь мысли заставил девушку передвинуться на пару метров вперед. После этого дверь тронного зала с грохотом захлопнулась. Демон медленной поступью направился к гостье, не обращая внимания ни на Инферно, ни на Люцифера, застывших в оцепенении.
Девушка как-то смялась, однако продолжала гордо держать подбородок вверх, сжимая маленькие кулачки. Помимо того, она успевала всё рассматривать кругом и строить в своей голове план грядущего побега и одновременно нашего спасения. В этом легко можно было убедиться, посмотрев в её сосредоточенные туманные глаза и в то же время усомниться в здравости её ума.
– Не смей к ней приближаться! – закричал я, пытаясь вырваться.
Цепи зазвенели, нарушая гробовую тишину. Послышалось жалобное скуление Цербера за дверью, а затем он тихо поскребся. Внимание Итачи привлекло именно это незначительное происшествие, а не тот факт, что девушка, ради которой мы вместе с ним подписались на смертную казнь, скоро канет в небытие. Азазель не остановился, а лишь продолжил свой путь, отчего гнев мой возрос до предела. Его красные глаза пылали ярче, чем обычно, а в них – предвкушение. Не будь я заточен в цепях, что сдерживали все мои силы, в том числе и Вечные Силы Пророка, его бы давно уже не стало.