Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России
Шрифт:
Отдадим должное интуиции Лейбница — феерический финиш XVIII века и крах феодальной Европы он предвидел раньше всех.
Дитер Гро: «После 1702 года вместе с целью введения европейского образования и культуры в Россию появляется (у Лейбница. — И.Ш.)и политическая задача — сохранить политическое равновесие, то есть сбалансировать чрезмерное французское влияние немецко-русским союзом… На сообщение о победе Петра у Полтавы он пишет в письме от 27.8.1709 к русскому поверенному в делах в Вене Урбичу: «Отныне царь будет привлекать внимание всей Европы и играть большую роль в международных делах»…
Может ли Россия представлять опасность для Европы? Это, по Лейбницу, может случиться только тогда, когда эта страна встретит препятствия в развитии по западному образцу. Очень последовательно он формулирует и здесь свою любимую мысль, что царь должен основать русскую Академию, руководство которой Лейбниц хотел бы принять на себя. В октябре 1711 давно лелеемое желание Лейбница наконец исполнилось: состоялась встреча между ним и Петром Великим… царь пожелал передать Лейбницу составление нового русского свода законов…
И сегодня обвиняя (часто обоснованно) век Просвещения во многих грехах, все же надо помнить, что прямой русофобии тогда не было. Вот истинное кредо Лейбница: «Где к искусствам и наукам лучше всего относятся, там будет мое отечество!» Растущее сознание того, что Европа сама находится в кризисе, которое усиливалось благодаря политическим событиям и личным разочарованиям, родило в его сознании образ лучшей «Европы» — то есть России, какой он ее представлял себе в будущем. Собственно, как и сам Петр, который ведь тоже все… «ко благу потомков»».
Что еще важно сказать об этом европейском «коллоквиуме» по поводу Петра и России? Северная война была для нас — первой «пиар войной»!.. Это потребовало бы целой отдельной главы — описать всю бурю, царившую в тогдашних европейских газетах. Имело ли это какое-нибудь значение? Только краткий пример. Часто у нас припоминают, что Англия в 1719–1721 году заняла резко антироссийскую позицию, высылала против нас даже флот. Но тогда надо и вспомнить, что за 3 года до этого она, Англия, приходила и на русскую сторону, и англо-голландский флот присоединялся к российскому, и более того, становился на этот период под командование Петра. И между двумя этими пунктами — только несколько лет усилий пропаганды и контрпропаганды. Была еще, правда авантюра, план одного Карлова министра, феерического барона Гертца, угрожавшая даже высадкой шведского десанта в Англии в поддержку Якова Стюарта. Но в смысле каких-то реальных выделенных для этого шведских сил — абсолютный ноль. Все в итоге вылилось в серию английских газетных кампаний и контр-кампаний… приведших, пусть и на короткое время, англо-голландский флот под управление царя Петра. PR — в полный рост.
Россия меж двух главных «Просветителей»
Но самые громкие дебаты о России разгорелись с выходом к трибуне двух главных ораторов того века. Вольтер и Руссо. Лишая себя удовольствия описать все оттенки их поистине великого диспута о России, о реформах Петра, я ограничусь здесь кратким пунктиром.
Руссо: Русские никогда по-настоящему не будут цивилизованы просто потому, что они цивилизовались слишком рано. Петр обладал подражательным гением; у него не было того настоящего гения, который создает и творит все из ничего… Он видел, что у него народ варварский, но он совершенно не понял того, что этот народ не созрел для культуры; он захотел его цивилизовать, тогда как его следовало только закалять для войны… Он помешал своим подданным стать тем, кем они могли бы быть, убеждая их, что они таковы, какими не являются.
Вольтер: Поразительные успехи императрицы Екатерины и всей русской нации являются достаточно сильным доказательством того, что Петр Великий строил на прочном и долговременном основании.
Демократ Руссо— видит народ, естественное развитие которого перечеркнул Петр.
Собеседник монархов Вольтер — видит (на месте русского народа) материал для планов просвещенного властителя.
Руссо: Царь помешал русским стать тем, чем они могли бы быть.
Вольтер: Военные успехи русских просто поразительны.
Но если глубже вдуматься, то не так и просто тут решить, кого записать в «наши», кого в — «русофобы»?
Один видит великую славу, а другой видит — нет, (пред)видит! — великую ошибку России. Одно можно сказать точно: для политического руководства России в XIX веке прогноз Руссо был бы стократ полезнее. Если бы был учтен. Он ведь говорит от лица будущейреальной и победительной силы Европы: революционной демократии.
Фронты этого будущего великого противостояния тогда, в середине XVIII века, только очерчивались. И Россия на два века попадет в злейшие враги… революционеров, демократов, прогрессистов(?) — названия — не суть, главное: Россия попала во враги тех, кто безоговорочно выиграл.
И еще ладно XVIII век, где, как выясняется, и сам Вольтер не углядел того, что углядел Руссо. Но инерция этой ошибочной политики занесла Россию уже и в XIX веке в такую пропасть, что если добросовестно проследить все следствия, все пружины истории, то надо признать: фанфаронство (на уровне ротмистров) Александра Первого и Николаев обоих бьет по России и до сих пор. Угробить 40 лет усилий целого народа— на «Священный Союз» монархов, смеющихся за спиной у России. На помощь «цесарю» против революции 1848 года… об этом далее и речь.
Наша полная свобода от «свобод»
Нашу «инаковость» мы начинали исследовать, напоминаю, с географических претензий XVIII века: «Россия… сама по себе уже взрывала своим гигантским размером всякое представление, которое люди привыкли иметь о «европейской» державе, то есть о члене европейской системы государств».
И вот на начало XXI века Россия, в общем-то, и не такой уж исключительный, запредельный мировой гигант. Выросли за это время Китай, Индия, Соединенные Штаты. Ну и мы сами постарались, в Беловежской Пуще-1991, в смысле приближения государства — к «удобопредставимым» европейцами размерам. Большой шаг навстречу…
Что ж еще остается из претензий? Оказывается — «свобода». Именно понятие «страны свободного мира» стало самым актуальным, легло на рабочие столы политиков. Едва не 95 % всех претензий к России — упреки по пункту «демократических свобод». Что ж сказать о нашей «свободности»?
Вот и Сигизмунд Герберштейн, немец XVI века отметил у нас: «Люди все считают себя холопами, то есть рабами своего государя».
И не менее известный маркиз де Кюстин (1843): «Должен ли подобный народ иметь такое деспотическое правление или же столь жестокое правление создает такой негодный народ?»