Аполлон на миллион
Шрифт:
Но случилась незадача. Невесту к увитой цветами арке, возле которой мается в ожидании жених, обязан вести отец, а у меня его нет. Узнав, что я просто пройду с Феликсом без торжественного шествия под руку с родителем мимо шеренги аплодирующих гостей, Зоя Игнатьевна схватилась за сердце. Но в агентстве «Стрела Амура» живо решили проблему — у Маргариты и Эвелины есть на такой случай несколько актеров, изображающих фальшивых отцов. Мне они посоветовали господина Бухтина. Чтобы эрзац-папаша с блеском исполнил свою роль и не вызвал подозрений у собравшихся, ему следовало пожить несколько дней у меня в доме, узнать «доченьку» получше. Снявши голову, по волосам не плачут, и я согласилась на пребывание в Ложкине Петра Андреевича. Он угнездился в особняке и за короткий срок ухитрился понравиться
И вот потрясающее известие — Зоя Игнатьевна и мой фальшпапа решили пожениться.
— Я сам растерялся, когда бабушка сегодня объявила о помолвке, — вздохнул Маневин. — И… э… ну…
Я махнула рукой.
— Договаривай до конца, навряд ли что-то поразит меня больше, чем уже услышанное.
— Бабушка хочет отложить наше бракосочетание на две недели, чтобы успеть купить себе подвенечное платье, — пробормотал Маневин.
Я чуть не свалилась со стула.
— Зоя Игнатьевна собралась присутствовать на свадьбе внука в образе счастливой невесты?
— Ну… э… она… — замямлил Феликс. — В общем, речь идет о парном мероприятии. То есть мы вступим в брак в один день. Такие праздники — большая редкость, в ресторан прикатит все телевидение. Только не нервничай!
Я наконец выдохнула. Свадьба отложится на пару недель, а потом две пары в ритме кадрили поскачут в загс?
— Скажи хоть что-нибудь! — взмолился Маневин. — Это не моя идея!
— Все хорошо, — отмерла я, — но есть встречное предложение. Мопсы Роза, Киса и собака Афина станут моими подружками. А вот ворона Гектора и кота Фолодю оставим дома — первый будет ругаться, второй же не умеет себя правильно вести в высоком обществе, еще, не дай бог, написает Зое Игнатьевне на фату.
Глава 22
В конторе кладбища мне подробно объяснили, где находится захоронение Ермаковых. Я прошла по дорожкам в удаленную часть погоста и увидела большой участок земли, окруженный облупившейся оградкой. Слева высился небольшой памятник, установленный, похоже, в незапамятные времена, на нем было несколько надписей. В могилах упокоились дед, бабушка, отец и мать Алексея Константиновича. И было видно, что сейчас к списку хотят добавить еще чье-то имя, на камне начали выбивать новую надпись, пока что появились лишь буквы «Ерм». Слева был еще один холмик, на нем высился покосившийся деревянный крест без таблички. Я поняла, что могилы давно никто не навещал. Правда, на участке не вырос бурьян, там зеленела трава, но сам камень давным-давно следовало помыть и заново позолотить надписи. И уж совсем убого выглядел чей-то последний приют справа. Вероятно, там и лежали Прохор с Любой.
Мне показалось, что на аккуратно постриженном газоне лежит упавшая с креста табличка, я присела и начала шарить по земле руками.
— Мастер еще не приходил, — сказал кто-то сбоку.
Я выпрямилась и увидела немолодую женщину, одетую в форменную куртку с надписью «Миусское кладбище».
— Вы скульптор? — полюбопытствовала незнакомка. — Ждете нашего резчика? А он, знаете ли, заболел.
Я улыбнулась.
— Работаю вместе с Геннадием Харитоновичем Иголкиным, он попросил посетить могилу Ермакова.
— Знаем Иголкина, — кивнула смотрительница, усаживаясь на одну из скамеек на аллее, — ученый человек, про нас книгу написал, меня там упомянул, как представительницу династии. Ведь наша семья на Миуссах пропасть лет работает. Еще прапрапрадедушка мой за могилками следил. А теперь вот я, меня Евдокия Гавриловна зовут, порядок навожу.
— К Ермаковым никто не приходит, — вздохнула я.
Евдокия Гавриловна подхватила.
— И не говорите! Давно они не нужны были Надьке. Вот Алексей Константинович всегда раз в месяц, несмотря на занятость, заезжал. Леша очень родителей любил, бабушку с дедушкой почитал. В Бога не верил, но в храм заходил, службу заказывал. На дни рождения и кончины родных красивые корзины цветов ставил, родительские субботы соблюдал. На Новый год елку с игрушками, вон там, где новая могилка, втыкал. А жена ему неродственная досталась, редко сюда с мужем приезжала. А когда являлась, сядет на лавочку, губы подожмет и молчит. То ли не нравилось ей к свекру со свекровью наведываться, то ли она по жизни бука.
Евдокия Гавриловна сложила руки на коленях.
— А потом Леша перестал появляться. На день рождения матери я его не видела и все голову ломала: что случилось? Время текло, Алексея все нет и нет. Иногда подойду к оградке Ермаковых, гляну на безобразие на их участке, и аж сердце переворачивается. Через год не выдержала, бодылья повырывала, цветочки воткнула. Мне потом в ночь папенька приснился, сказал: «Правильно, доча, поступила, поговори с женой Ермакова». Я в конторе домашний телефон Леши взяла и позвонила. Надежда подошла, услышала, кто я, и вежливо объяснила: «Алексей Константинович прошлым летом на рыбалке утонул. Тело не нашли, мужа пока умершим не признали. Я надеюсь, что он жив, поэтому на кладбище не хожу. Спасибо за беспокойство, более никогда мне не звоните!»
Евдокия Гавриловна одернула куртку.
— О как! Мне неприятно, что у Ермаковых могила, как у бомжей, а ей наплевать.
— Но сейчас бурьяна нет, — сказала я, — вроде за участком следят.
Служительница вынула из кармана сигареты.
— Хотите?
— Спасибо, давно бросила курить, — отказалась я.
— А я вот никак с никотиновой зависимостью не справлюсь, — пригорюнилась женщина. Помолчала с минуту и заговорила вновь: — После похорон Прохора и девочки вызывают меня в контору и спрашивают: «Брала деньги от Прохора Ермакова?» Я опешила: «Нет. Вы же знаете, я всегда через кассу работаю. Конечно, если кто чаевые даст, не откажусь, но за услуги беру по прейскуранту. Прохора сто лет не видела». И что выяснилось? Надька скандал устроила. Она, оказывается, на погост прикатила урны с прахом сына и внучки хоронить, бурьян увидела и ну претензии предъявлять, мол, каждый месяц сын сумму на уход за могилами в контору отдавал. Наши обомлели — им никто ничего не приносил. Вот и спросили у меня. Я им: «Звоните Ермаковой, готова с ней встретиться. Пусть в глаза мне скажет, что я деньги у Прохора брала, а обязанности свои не исполняла». Тишина! Потом начальство задний ход дало: «Прости, Евдокия Гавриловна, Надежда Васильевна старых квитанций найти не может, получается, оговорила она тебя. Сейчас заплатила за уборку, так что давай, начинай!» Я работу выполнила, траву посеяла и с тех пор регулярно это делаю. А недавно иду по своему квадрату, гляжу, Кирюха-мастер выбивает фамилию Алексея Константиновича. Стала его расспрашивать, а он ничего не знает. Сказал, наняли его через контору, предупредили: «Просто выбей данные, золотом не покрывай, Ермакова собирается памятник реставрировать, скульптор приедет, осмотрит место, скажет, что делать надо». Вон оно как. Я поэтому вас за скульптора и приняла. Кирилл вот только заболел, в клинику угодил, работу недоделал. Ну ничего, вернется и добьет. Значит, проснулась у Надьки совесть, собралась-таки в божеский вид захоронение привести.
Евдокия постучала себя пальцем по лбу.
— Она вообще ку-ку! Прохора с Любой в углу похоронила. Ямку вырыли, поставили туда урны с прахом и землей закидали, крест самый дешевый водрузили. У нас в конторе много чего есть для могил, можно красоту навести, а Проше с дочерью досталось то, что и самый бедный пенсионер не берет, стыдно даже на такое смотреть.
— Обычно на холмик ставят нечто временное, — сказала я. — Качественный памятник через год-полтора сооружают.
Евдокия сложила руки на груди.
— Ага. Но там же урны, не гробы, не надо ждать, пока земля осядет. И чего Надежда их отдельно от всех захоронила? Могла под общий старинный камень устроить, места полно. Нет, она Прохора с Любой словно от семьи отделила.
Служительница кладбища перекрестилась.
— Ох, нехорошо я сказала. Может, Надька большую реставрацию замыслила, поставит мавзолей? Много лет не чесалась, не наезжала, позором могила Ермаковых на Миуссах стала, а сейчас опомнилась. Сколько лет со дня пропажи Алексея Константиновича прошло? — Евдокия Гавриловна закатила глаза. — Десять? Одиннадцать? Хорошо хоть сейчас надпись с именем мужа выбить решила. А имен сына и внучки на убогом кресте так и нет. Ой, горе! Убили их в один день, отца и дочь. Почему так вышло, не знаю.