Аполлоша
Шрифт:
Он думал о том, как вернется к началу и еще раз сам пройдет редакторским глазом уже переведенные терцины. Он думал о мучительно-сладкой работе над последними сотнями строк, о сенсации в литературном мире, когда крупнейшее издательство России выпустит в свет новейший, смелый, революционный перевод классического шедевра, выполненный неким Георгием Колесовым. И когорта критиков, литературоведов, журналистов, образованных читателей устроит побоище на страницах прессы, на телеэкранах, кто уничтожая, а кто, наоборот, превознося до вселенских высот этот внезапный дерзкий вызов, казалось бы, несравненному достижению Лозинского. А если издательство откажет, он сам спокойно оплатит выпуск тиража, настояв на кожаной обложке с золотым тиснением. И, может быть, на родине «певца Беатриче» ему вручат почетную литературную награду страны. Затем, как это часто бывает, позднее, но не запоздалое признание на родине и госпремия из рук президента…
– Валяй,
Игнат нехорошо усмехнулся.
– Дальше нам надо сделать шаг к настоящему обогащению. Нам, Гошик, предстоит стать миллиардерами. Только не дергайся, выслушай меня спокойно. Докладываю кратко и по существу. Как мы с Аполлошей предрекали…
– Ах, вы с Аполлошей?! – Колесов аж задохнулся от наглости друга.
– Да, именно. Так вот, в сентябре-октябре грохнется все. К этому никто не готов, всяких паникеров вроде Инородцева никто не слушает. А он – уверен! Там, на берегу моря, он мне это внушил. Только не надо опять твоих идиотских вопросов – как, каким образом? Повторяю – не знаю и знать не хочу. Идет прямо в мозг, и все тут. Проверено на практике железно. Согласен?
Гоша молчал. Его сковало предощущение какой-то беды, катастрофы. Не мировой, а его личной. Тем не менее логика подсказала прагматичный вопрос:
– А зачем сейчас-то сняли? Могли за лето еще миллионов пятнадцать нащелкать.
– Не знаю, ей-богу. Сам удивлен. Не важно… Мы, Гошик, владеем бесценной информаций. Но и она имеет цену. Наша цена – миллиард рублей. Ровно столько он велел получить с того человека, которого мы спасем. И с этим человеком знаком ты.
Гоша, как мог спокойно, поинтересовался:
– А он-то, Аполлоша, откуда знает про меня? Он же только с тобой дело имеет. По Грециям разъезжает, виски хлещет… Меня с ним лично никто не знакомил, мои предки его из земли не выкапывали, контрабандой не ввозили, никаких биологических волн и магических приветов я от него не получал.
– Очень остроумно. Но мы потом посмеемся, ладно. А пока – к делу. Ты как-то говорил мне, что, когда был маленький, твои родители дружили с семьей Утинского, того самого мультимиллионера, про которого газеты пишут. И ты с ним еще встречался у вас и у них в гостях, вы с ним то ли в солдатики играли, то ли в кошки-мышки – помнишь? Ты еще жалел, что, когда подрос, не поддержал отношений. Шутил, что мог бы у него бабок попросить на скромный замок под Парижем. Так вот… Я залез в Интернет. Этот Владимир Утинский хоть не олигарх, но владеет всяким – разным. Но главное его богатство – пакет акций крупного металлургического комбината. Я, Гошик, не спец в экономике, но кое в чем стал неплохо разбираться. Если этот Утинский немедленно не загонит свои акции, к Новому году он может клеить их вместо обоев, вешать на воротах амбарный замок и стреляться. Если он немедленно свой пакет и прочую собственность продаст, то под Новый год скупит их же по дешевке. А через год они снова дико подорожают. Знаешь – почему? Да потому что кризис этот, подсказал мне Аполлоша, через год с лишним, то есть, считай, к концу 2009-го, резко пойдет на убыль, а в 2010– м цены почти вернутся к сегодняшним. Короче, твой Утинский на такой спекуляции заработает десятки миллиардов рублей. И один, всего один отдаст нам.
– На блюдечке с голубой каемочкой, – без выражения закончил Гоша.
– Точно, – обрадовался Игнат, – как в «Золотом теленке».
– Твоя начитанность потрясает, полковник, – Гоша выпил залпом коньяк. – Чего ты от меня хочешь?
– Боевая задача, Гошка: выйти на Утинского и заключить сделку на бумаге и по совести. Мы ему – информацию, он нам – миллиард, если все сбудется.
– Игнатий! Я всю нашу с тобой соседскую жизнь подозревал, что ты кретин. Иногда мне казалось, что полный кретин. Но теперь я знаю твердо: ты клинический, патологический, абсолютный, уникальный, безнадежный идиот. И в такой же степени кретин.
Игнат заулыбался, отчего подросшие за последние годы брыжи мягко улеглись на ключицы, сделав лицо его добрым и очаровательно самодовольным, как у Карлсона.
– Упражняешься, драмадел хренов! А зря! Хочешь сказать, кто ж нам поверит? Не дослушал, обижаешь друга, оскорбляешь достоинство нашего Аполлоши, который тебя миллионером сделал. Нехорошо…
– Да пошел ты!
– Отвечаю на твои грязные выпады конкретным планом. Опять-таки он внушил.
– Ты хоть в уборную-то ходишь без его команды?
– Пропускаю мимо ушей. Слушай сюда! Мы срочно, любыми путями выходим на Утинского. Помогут детские воспоминания, дружба родителей, ностальгия и все такое. Встречаемся. Ты представляешься как человек с открывшимся феноменальным даром предвидения. Приобрел, сильно ударившись башкой
– Какие деньги? – машинально спросил Гоша. Он не очень-то вслушивался в этот дикий бред, но тревога усиливалась.
– Наши деньги, Гошенька, все наши деньги. Ну почти все. Тридцать миллионов рублей, или миллион с лишним долларов в переводе на более понятный для него язык.
– В каком смысле – выкладываем?
– Отдаем в залог, как гарантию нашей честности, уверенности и правоты. Но это не все. Мы пишем расписки на продажу наших с тобой обветшалых, но дорогих квартир в центре Москвы гражданину Утинскому за смешные деньги, за символические – ну, скажем, десять тысяч долларов штука. При цене добрых четыреста, а то и пятьсот тысяч каждая. Мы, у которых, кроме этого, вообще ничего нет. Но… Он все равно проверит. У таких служба безопасности – ого-го, любого по всем каналам пробьют. И что? Я – овдовевший военный пенсионер в драном плаще, ты – еще недавно нищий писака на излете творческих сил, владелец ржавого «жигуленка» допотопного года выпуска. Связей в преступном мире нет. И оба не психи, в диспансере не числимся, производим впечатление нормальных, здоровых россиян предпенсионного возраста. Да у тебя вдобавок высшее образование, интеллигентность, Пастернака цитируешь, святые воспоминания о папе с мамой. И о его родителях тоже. Так с какого рожна и перепугу, с какого бодуна, задает он себе вопрос, мы кладем на кон, можно сказать, в топку бросаем чудом заработанный капитал и единственную крышу над головой? И вот тогда Утинский поверит окончательно. Понял, Гошик? Поверит? Я знаю. Это ОН мне обещал… Ну, как тебе?
«Феномен», которому предстояло стукнуться башкой о скалу, молчал. Зловещая пауза нависла над Игнатом, как черная грозовая туча над головой гипертоника в кризе. И тут Гоша катапультировался из кресла. И разразилось…
Так русско-еврейский интеллигент Георгий Арнольдович Колесов, вооруженный «великим и могучим», еще никогда не орал, нещадно брызжа слюною в сторону парализованного Игната. Такого истерического вдохновения он еще никогда не испытывал.
– За-чем-те-бе-мил-ли-ард-бля-ту-па-я-ско-ти-на-бля-жир-на-я-бес-тол-ко-вая-сол-да-фо-ни-на е… т… м…?! Чего тебе надо?! Для какой жизни?! Что ты собираешься покупать? Здоровую печень, чтобы выпить еще две цистерны водки? Новое сердце, чтобы сбежать от инфаркта? Новый х… метровый и потенцию к нему в комплекте? Счастливую старость, бля? Золотые шахматы и чемпиона мира в качестве тренера, чтобы твоя безмозглая репа запомнила сицилианскую защиту, и тогда обыгрывать меня раз в год? А может, песочницу детскую из золота? А что – засыплем ее до краев золотым песком! Во картинка: два немощных старика, под присмотром братьев Альцгеймера и Паркинсона сидят рядышком в маразме и куличики делают, окропив там все предварительно для вязкости! А еще лично тебе советую гроб золотой и место на Новодевичьем или на Пер-Лашез в Париже. И надгробье из каррарского мрамора, а по нему, бля, золотом: «Здесь лежит величайший козел на свете, русский предприниматель-муд…б, лучший друг бронзового бога Аполлоши!»
Багровый, в испарине, с глазами навыкате, Гоша рухнул назад в кресло и схватился за сердце.
Игнат от испуга вошел в ступор. Но пересилила тревога за друга, он дошел на неверных ногах до аптечки на кухне и накапал валокордину. Тот выпил, немного успокоился, посидел в задумчивости и хрипловато, на сорванном горле заявил:
– Вот что, Игнатий! Я все понял. Я зря иронизировал. Тобою опять овладела мания мести. Синдром твой вернулся. А может и не отпускал. Поэтому тебе заработанного мало. Шлепнуть клиента стоит несравненно дороже. И этот Аполлоша таинственным образом появился, чтобы помочь тебе грохнуть первого вице-премьера правительства России. Пепел Олежки стучит в твоем сердце – не обижайся, я серьезно, Игнаша, это из Тиля Уленшпигеля. Ты инициатор предстоящей операции, а он, Аполлоша, отвечает за финансовую сторону заговора. Но я – я в нем не участвую! Прости, дружище: без меня. И можешь презирать меня, не общаться больше никогда, тоже убить за одно – я пас.