Апология
Шрифт:
Сдержишь шаги свои, узрев за чьей-то спиною
мрамор лестницы и служащих "Метростроя"*. 20 марта 85 ________
*здание горьковской школы No49 было отобрано под "Метрострой"
x x x Затеряться в толпе незаметных людей с восторгом, затереться в трамвайную прозу c cорванным горлом, передавать нагретый пятак на билетик, занимать сидячее место в транспортном кордебалете.
Причесывать волосы по утрам, исчезая из зеркала, узкой расческой, не останавливаться, проходя, у газетных киосков, забывая ночь на свету -- обрывки ночного бреда, вечно
Видеть как лед плывет по гладкой воде в апреле, подталкиваемый вперед солнечною форелью, греметь опавшей листвой, просыпающимся бульваром, ощущая над головой небо, ставшее старым.
Видеть в черных деревьях графику собственных мыслей, замечать одиноких женщин, усвоивших несколько истин, до которых других доводит отчаянный возраст, увидев N, -- удержать естественный возглас.
Ходить по правой стороне одной и той же улицы годами, встречать одни и те же лица над торопливыми шагами, каждое утро за тысячей спин вбегать на уползающий эскалатор, мимо блузок и шуб, вот еще один падает в мраморную прохладу,
мимо шоколадных панелей и теплящихся лампионов, мимо таких же, как ты -- призеров и чемпионов, под баритон или альт ошеломительных правил, мимо миллионов лиц -- миллионов стершихся фотографий. Ждать поезда -- нарастающий звук -- вас уносит поезд, ждать вечера, ночи, утра, лета, не беспокоясь, что они никогда не придут -- для тебя исчезнет весь этот мир возносящих и опускающих лестниц.
Новые двери, вещи, лица, глаза, объятья, новые президенты, слова, войны, платья, новые зимы, песенки, дети, тарифы, новые календари, грачи, елки, цифры...
Я устаю от своего лица, от своей походки, я отличаю в толпе, кто мои одногодки, я видел девочку из нашего класса, теперь -- певица в шикарном ресторане, куда вечером не пробиться.
Как блестят у нее глаза над рукой с микрофоном, она поет не одна -- на другой -- такое же платье с серебристым шиффоном, очень белые плечи у обеих певиц, очень стройные спинки, но не надо приближаться -- не увеличивать лиц - пусть не меркнут картинки.
Пусть мигают цветные лампочки и высокий голос заполняет притихшую залу от потолка до пола, пусть его вожделенно слышат опоздавшие "гости", давая швейцару сколько положено -- с одного, сколько положено -- с пары.
По часам, по кругу вечно бегущие стрелки, вечно застывшие, вечно замершие на делениях мелких, маленькие шажки, маленькие остановки жизни в бесконечно привязанной к тебе отчизне.
День и ночь чередуются, как карты в пасьянсе, меняются местами, как пара на киносеансе, чтобы увидеть вдвоем звучащее как далекая арфа за головами передних рядов завораживающее ЗАВТРА. 17 марта 85
x x x Валерий Чкалов, фонари, край башни, уханье оркестра, звезда над полюшком горит, упасть приискивая место.
Топтанье сдвоенных фигур по набережной вдоль ограды, и приблатненных местных дур неодобрительные взгляды. 21 марта 85
x x x Лицо с возрастною оснасткой в подробной штриховке морщин мне кажется тесною маской, такой, как у прочих мужчин.
x x x Прошла зима и облупился пласт оштукатуренной стены, как будто воспаленный глаз глядит в меня из старины.
Он был бордовым -- этот дом, а двор под ним -- в булыжных лбах и небо с хлопавшим бельем скрипело на шести столбах.
"Дом -- это грусть", идешь назад, но странно движешься вперед, остановив в прошедшем взгляд -увидишь в будущее ход.
Так электричкой на ходу из -- двери в -- дверь -- через вагон, вошедшие назад идут, но входят в новый перегон.
Подобье странного моста уводит из тенет ночных на отслужившие места к покинувшим навечно их. 9 апр. 85
x x x Мой дед домашнее вино сквозь марлю процедил в графин. Горит свеча, и мне темно. Я маленький, и я один.
С меня сползли мои чулки, а он сутулится и сед он -- стар, все станут старики, и мы умрем, как все, как все...
Он говорит и шепчет вслух нездешние слова молитв, и плачу я о нас о двух. Часы стучат, свеча горит. 15 апр. 85
БЕЛЫЕ СТИХИ
I
Я с вечностью приятельство забросил, я нынче не поглядываю в небо: как там Господь и живы ль звезды, и как луна, скрипит еще старуха разбитой колесницей тьмы?
Что смерть: здорова ли? гуляет? блестит по вечерам косою?
– улыбкой черной опьяняя полночь, и также ль навещает безнадежных, заказы принимая на гробы: -- Пришлем, пришлем, уж вы не беспокойтесь, не заржавеет, так сказать, за нами...
Я тут забылся, первый признак счастья, подробности позвольте опущу, но к состоянью этому, как, впрочем, к любому, быстро привыкают, так, кажется, я тосковать начну, продлись блаженство две еще недели, -- печально мы устроены друзья.
II
Как там трава? Корнями обнимает тех, кто ходил по ней... нет, ей не дотянуться, но их дыханье шевелит ее податливые ветру стрелки; она в апреле будет зелена, и ты, знакомец мой, позеленеешь, злость зеленит, а мудрость серебрит. Тут в рыбных отдыхает магазинах мороженный, но серебристый хек -лежит и пахнет, -мутными очами обозревая непонятный мир, мечтая, может быть, о сковородке, о жирных красногубых едоках, хотя бы так судьба его согреет.
III
Что думаешь о собственной планиде?
– - Такое чувство, что меня она интересует мало, но это только видимость...
IV
Жизнь смотрит на себя с другой какой-то новой точки. Я на звездах сейчас живу, как раньше -- на песчинках. Стоит луна, и звуком полнолунья, звенящая на самой высшей ноте, все тянется, закладывая уши. Такая у нас ночью тишина.
V
Лентяй, болтун, мечтатель неподвижный, ты все еще живешь на свете, поправить думаешь свое существованье передвиженьем в сторону заката, в себе не изменяя ничего, с собой не споря, но противореча всему, что видишь в этом бедном крае. От этой площади пустой, ночных скитальцев, воспаленных сухим существованием своим, бежать и впрямь бы надо.