Апостол истины

Алтаев Ал.

Затем пошли переговоры о плате. Торговались долго. Отец ставил ребром последний грош и чуть не плача просил учителя спустить, а учитель оскорблялся. Он то и дело повторял:

– Ведь вы подумайте: риторика, логика, латинская грамматика… А моя опытность? С мальчиком будет много возни, это сразу видно: он упрям – это видно по цвету волос; он всё путает – путает Священное Писание, бог ты мой!

Винченцо молчал, задыхаясь от изнеможения, и обливался потом. Наконец он махнул рукой и решил ещё немного прибавить Боргини за опытность. Ударили по рукам. Учитель церемонно

раскланялся и вышел.

– О, мой Галилео! – простонал Винченцо, как только дверь затворилась за тщедушной фигуркой учителя, – теперь ты видишь, чего мне стоит твоё образование, и ты должен хорошо учиться, чтобы не быть таким бедняком, как твой отец!

Занятия Галилео в школе Боргини пошли со следующего утра. Каждый день бегал он в школу с книжками в кожаной сумочке. Каждый день выслушивал он наставления учителя, одно тоскливее другого. Школьная мудрость давалась Галилео не даром, хотя синьор Боргини был, пожалуй, добрее многих учителей того времени и сравнительно не так часто пускал в дело палку. Но уроки его были просто невыносимы. Почтенный педагог учил Галилео мёртвой риторике, логике, греческому языку, сухой церковной латыни. О математике или о естественных науках не имели понятия в школе Боргини, и вряд ли сам синьор учитель мог ответить на занимавшие Галилео вопросы о явлениях природы.

И Галилео, ум которого вечно работал, принялся самостоятельно за изучение греческих и латинских классиков. Ему помог в этих занятиях один монах, у которого он бывал. Скоро Галилео приобрёл обширные и основательные сведения в древней и новой литературе. Под влиянием этого изучения образовался впоследствии тот увлекательный язык, которым говорил и писал Галилео Галилей. Часто ночью отец заставал его за чтением Ариосто, поэму которого «Неистовый Роланд» Галилео скоро знал наизусть. Углублённый в чтение, Галилео не слышал шагов отца, и синьор Винченцо тушил его масляную лампу, отчасти из экономии, отчасти из жалости к сыну. Ариосто на всю жизнь остался любимым поэтом Галилео Галилея.

Была, впрочем, у Галилео и другая страсть – страсть к искусству живописи и ваяния. Флоренция – город искусства, родина великих художников, бессмертных произведений резца и кисти. Много славных имён насчитывает история Флоренции: Джотто, Мазаччо, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Сандро Боттичелли и сколько ещё других, подаривших городу чудные статуи или картины! Здесь почти каждое здание носит на себе печать гения. На улицах, в нишах домов, в храмах, на площадях – всюду создания бессмертного искусства. И Галилео каждый день, направляясь в школу, проходил между ними, и взгляд его не мог оторваться от гармоничных форм… И мало-помалу в нём проснулась душа истого флорентинца, чутко, восторженно отзывавшаяся на творения художников…

Галилео брался за карандаш и кисть, изучал, лихорадочно набрасывал, чертил, доходя до истины и высшей красоты ощупью, самоучкой. А потом он стал бегать в мастерские художников. Здесь Галилео слушал и поучался, правда, урывками, но зато как прилежно, с какой страстью!

Анджело с лукавым любопытством следил за старшим братом. С тех пор как Галилео поступил в школу, Анджело перестал его понимать. Брат казался ему каким-то помешанным, говорившим стихами, проводившим ночи напролёт за книгой, когда все добрые люди давным-давно спят. Бывало, отец, неожиданно раздобрившись после получки, давал детям мелкие монетки. Анджело, большой лакомка, сейчас же спускал деньги на сладкие пирожки или конфеты, но Галилео стал особенно скуп с некоторых пор и старательно копил свои деньги.

Анджело начал его презирать…

– Скупой, – говорил он с отвращением, – скряга…

Но каково же было удивление Анджело, когда старший брат принёс раз большой пакет, как потом оказалось, с красками и кистями.

– Ну погоди же! – прошептал завистливо мальчуган, погрозив Галилео украдкой маленьким, но сильным кулаком, – уж я высмотрю!

И он припал лицом к щели двери чулана, за которою скрылся Галилео. Анджело увидел, как рыжая голова Галилео низко согнулась над доской, а рука его стала быстро водить углем, делая смелые наброски. Из-под угля Галилео вышло очертание головы старика. Анджело узнал апостола Петра, которого он видел на стене одной из флорентийских церквей.

Он ушёл от двери в глубоком недоумении…

Каждый день работал кистью Галилео, и каждый день Анджело караулил его у двери. Картина росла, и наконец Анджело увидел оконченный прекрасный образ.

– Так вот куда Галилео девал свои деньги, – медленно проговорил мальчик, – а я и не знал!

И с этих пор он стал с почтением смотреть на Галилео.

Галилео рос, и вместе с ним рос и креп его художественный талант. Скоро Анджело, ходивший теперь вместе с ним в школу, заметил, что встречающиеся им на улице известные художники останавливались и охотно болтали с Галилео о своих картинах, приветливо зазывали его в свои мастерские, и юноша, почти мальчик, давал им с видом знатока советы.

– Да что же это, в самом деле? – недоумевал простодушный Анджело, – этот Галилео настоящий волшебник: и рисует-то он, и играет, и знает наизусть все стихи, и делает разные чудесные игрушки и машины…

Это же недоумение перед разнообразными способностями Галилео давно уже занимало и даже мучило старого Винченцо. Кем же сделаться, в самом деле, мальчику, когда он имел талант ко всему? Ведь торговцу вовсе не нужно играть на лютне, или декламировать Ариосто, или рисовать. Уж не сделать ли из него художника? Э, да что хорошего в этом занятии? Ещё повезёт ли мальчику, угодит ли он вкусу толпы, – а ему уже семнадцать лет, надо подумать и о дальнейшей карьере. Вот занятие медициной – куда вернее и прибыльнее. Не сделаться ли ему доктором? Эта мысль гвоздём засела теперь в голове у Винченцо. Раз он решительно сказал старшему сыну:

– А знаешь, Галилео, как стукнет тебе восемнадцать лет, отправлю я тебя из дому. Не всё же тебе сидеть у материнской юбки.

– Куда, батюшка?

– В Пизу… да, да, лучше всего в Пизу. Там ты родился, маленьким ведь привезли тебя сюда… В Пизе хороший университет, да и близко от Флоренции. Лучше быть тебе, в самом деле, доктором, чем торговцем. Занятие доктора куда прибыльнее!

Галилео не думал возражать; он только удивился. Поездка в Пизу положительно улыбалась ему. Отчего бы ему и не заняться медициной и не сделаться доктором? А главное: он избавится от премудрости синьора Боргини…

И он весело отвечал отцу:

– Хорошо, батюшка, я поеду в Пизу и буду учиться медицине.

III

Непонятый гений

И вот Галилео в Пизе. Университет представлялся юному Галилею чем-то бесконечно заманчивым, а жизнь в Пизе привлекала своей новизной. Но скоро Галилею пришлось разочароваться в университете. В таинство медицины не мог проникнуть ни один новичок. Всякий студент сначала должен был прослушать курс философии Аристотеля [2] , состоящей из метафизики [3] и математики. В философии в то время царил Аристотель, и учёные слепо подчинялись его взглядам. Никаких рассуждений, никаких новых выводов не терпела тогдашняя наука. Совершенное знание сочинений Аристотеля – вот идеал, к которому стремились тогда все философы. Это слепое следование идеям одного человека возмущало Галилея. Мысль его всегда работала, и на многое он смотрел не так, как последователи Аристотеля. Он привык наблюдать, проверять, а этого-то и не терпели перипатетики, как назывались последователи Аристотеля.

2

Аристотель – величайший из древнегреческих философов, основатель так называемой школы перипатетиков.

3

Метафизика – часть философии, исследующая сверхчувственное бытие, или то, что не может быть предметом наблюдения и опыта, а доступно только умозаключению.