Апостолы Феникса
Шрифт:
Слова « вечная жизнь»навевали смутно-тревожные образы и мысли. Сенека поочередно сняла руки с рулевого колеса и вытерла вспотевшие ладони о джинсы. «Почему смерть не может наступать быстрее и не быть такой пугающей?»Она предполагала, что даже при гильотинировании есть последние ощущения. Мозг не умирает мгновенно, не так ли? Должна быть секунда осознания. До гибели Даниеля она никогда по-настоящему не задумывалась о смерти.
А теперь смерть преследует ее, словно тень.
Сенека заставила себя смотреть на дорогу.
Она
Чтобы не терять зря времени, она стала нащупывать в сумочке мобильный, намереваясь позвонить редактору. Достала «леди Смит» и положила на пассажирское сиденье, потом извлекла телефон и подождала, чтобы загрузились меню и список контактов. Через несколько секунд автоответчик сообщил, что редактора нет на работе, и предложил оставить голосовое сообщение. Она решила перезвонить позже.
Эл перевез ее вещи, как и обещал. Правда, все пока оставалось в коробках, за исключением купленного Дэном пистолета: его Эл нашел и решил, что при сложившихся обстоятельствах ей нужно носить его при себе. И когда Сенека приехала из аэропорта, на кухонном столе ее дожидался револьверчик «Леди Смит» с патронами.
Едва приехав, вчера вечером Сенека вскрыла несколько картонных коробок, доставленных рабочими, которых нанял Эл. Каждую коробку он снабдил этикеткой, поэтому ей несложно было найти все необходимое. Потом она вскрыла ту, в которой были бумаги Даниеля — книги и справочники, записные книжки, переписка с другими учеными. Вид этих вещей выбил почву у нее из-под ног, словно ее ударили в солнечное сплетение; опустошение от потери проникло в новый дом.
После этого ей расхотелось распаковывать остальное. Она переоделась в шорты и танк-топ, не обуваясь, стянула волосы в конский хвост, налила бокал мерло и уселась на балконе, глядя на воды залива Бискейн.
Они с Дэном влюбились в эту квартиру из-за открывавшегося из нее вида. Она потягивала вино и наблюдала, как парусные яхты и скоростные моторки двигаются на горизонте, словно мишени в тире, пока ночная тьма не превратила их в бегающие огоньки. Когда она ушла с балкона, ее глаза заволокли слезы. В спальне она легла прямо на матрас и уснула.
Наутро она почувствовала себя несколько посвежее. Приняла душ, оделась и, прежде чем выехать на Олд-Катлер-роуд, завернула в «Макдональдс». Поездка, если не считать мимолетных мрачных мыслей, неожиданно доставила ей удовольствие. Наконец она припарковалась у дома престарелых. Несколько минут она сидела, сжимая в сумочке револьвер, и изучала окрестности. Удостоверившись, что за ней никто не следит и ей ничто не угрожает, она закрыла сумочку с оружием, вылезла из машины и вошла в здание.
Ее шаги эхом отдавались в безлюдном коридоре. Эти звуки навели ее на мысль, что «домпрестарелых» — неправильное название. На самом деле это учреждение.Дом —
А это — не дом.
Сенека негромко постучалась в комнату матери. Хотя дверь была приоткрыта, она считала, что надо быть вежливой. У Бренды и так уже почти не осталось достоинства, и она заслуживает хотя бы простой вежливости, чтобы ее предупреждали, прежде чем войти в комнату.
— Мама? — она заглянула за дверь. — Ты в порядке?
Она ожидала, что мать сидит в кресле и смотрит телевизор, но увидела пустое кресло и аккуратно застеленную постель. На прикроватном столике стояла коробка шоколадных сердечек с вишневой начинкой. Сенека удивилась. Интересно, от кого они. Она постучалась в дверь ванной.
— Мама, ты здесь?
Ответа не было.
Она бросилась к посту медсестер с леденящей мыслью: «Мать похитили». Может быть, те же люди, которые пытаются убить ее?
К полукруглой конторке медсестер она подошла почти бегом.
— Извините. — Из-за компьютера выглянула молодая сестра, с которой она ссорилась в прошлый раз.
— Чем я могу вам помочь?
— Моя мать. Ее нет в комнате.
— Какая комната?
— Бренда Хант. Не помню номер.
— Да-да. Она в общей комнате.
— В общей?
— У нее посетитель, мужчина.
У Сенеки прервалось дыхание, и она ощупала сумочку, чтобы убедиться, что «леди Смит» при ней.
ПИСЬМО
2012, Майами
Сенека бежала через холл к общей комнате. Толкнув половинку двойных стеклянных дверей, она ворвалась в почти пустое помещение, ища глазами мать. За одним столом два старика играли в домино, за другим — группа женщин в маджонг. На складном стуле сидел санитар, поглощенный телевизионным ток-шоу. Бренды не было.
Еще раз обшарив взглядом комнату, Сенека дошла до венецианского окна с толстым стеклом, сквозь которое были видны двое: они сидели на лужайке в тени огромного виргинского дуба. Она узнала мать в кресле-каталке, а рядом с ней на бетонной скамье, похоже, сидел Эл.
Сенека отыскала выход в дальнем конце комнаты, но он был заперт. Она подумала, что, учитывая количество слабоумных пациентов, это, наверное, хорошо. Должно быть, выскользнуть незаметно под самым носом санитара было нетрудно. Он был так увлечен телешоу, что даже не заметил, как она вошла.
Сенека подошла к стойке возле санитара, привлекла его внимание и попросила открыть ей дверь.
Он нехотя встал, гремя ключами, подошел к двери и отпер ее. При этом он не произнес ни слова, просто вставил ключ, повернул и отошел в сторону.
— Спасибо, — сказала Сенека.
При ее приближении Эл поднял голову и помахал рукой. «Действительно, он», — подумала Сенека.
— Привет, — сказала она, наклоняясь к матери и целуя ее в щеку. — О, ты сегодня наслаждаешься свежим воздухом. Давно не выходила.