Апрельское озеро
Шрифт:
– Мадам, я должен знать ответ,
Нет больше сил бродить во мгле.
Скажите прямо: «да» иль «нет»,
Оставьте ваши сильвупле.
Вам проще «нет» разок мигнуть,
Махнуть рукой туда-сюда.
Так дайте знак какой-нибудь,
Чтоб мне понять: «нет» или «да»…
– Здесь достаточно сонетов, но вы выбрали именно этот, – сказала Элисон, перебив супруга, затем чуть прищурилась. – А почему?
– О, не обольщайся, это вышло случайно.
– Никогда в это не поверю. Я вообще вам теперь вряд ли поверю…
– Хорошо, хорошо! Ты права, – Алекс отложил книгу и, не переставая улыбаться, примирительно вскинул руки. – Во всём права! Моя мать обожала Уайетта. Считала, что он очень разносторонний как поэт… И я знаю эти строчки. И сейчас прочёл их специально. Ведь от твоих решений тоже многое зависит. И я всё ещё жду твоего ответа…
– Насколько я поняла вчера вечером, все решения здесь принимаете вы. В голову не возьму, что от меня может зависеть в таком случае.
– Ты хочешь, чтобы я извинился? – посерьёзнев, он решительно придвинулся к ней, и их лица теперь разделяли несколько дюймов.
Он смотрел на Элисон, будто вновь изучая её лицо, словно этим пристальным взглядом забирался ей под кожу. От него пахло лугом, самой природой и свежим ветром, хотя девушка ощущала, что кожа его горит, и ему становится не менее жарко, чем ей сейчас.
– Хочешь, чтобы я умолял тебя о благосклонности? – продолжал он шептать слегка охрипшим голосом, от которого у Элисон мурашки бежали по коже. – Чтобы признал твою победу надо мной лишь потому, что меня неумолимо тянет к тебе? Знаешь, милая, для такого как я, это очень трудно сделать. Но так и быть. Я прошу у тебя прощения. За всю грубость и пререкания. А особенно за то, что ударил тебя. На ту, другую сторону своей жизни я никогда не пускал женщин, которых хоть немного ценю. А ты… тебя я не просто ценю…
Он замолчал, вдруг повернув голову в сторону, и солнечный свет, лившийся из окна, озарил его лицо и чуть взлохмаченные волосы, казавшиеся теперь золотыми. А когда он вновь посмотрел на застывшую в изумлении жену, она увидела, что от его былой радости не осталось и следа. Улыбка исчезла с лица, и Алекс был серьёзен, как и прошлым вечером. Элисон вдруг подумала, что именно так он гораздо более красив, чем когда улыбается.
«<i>Нет, он невозможен</i>, – решила она. – <i>Но может ли хоть один мужчина быть настолько красив? Почему-то, мне так не кажется»</i>.
– Как только я подумаю, что Кэллис трогал тебя… – Александр презрительно сморщил нос. – Когда я прочёл то письмо, присланное тебе, мне хотелось порвать его на куски. Кэллиса, конечно. Да, в какой-то мере я сам виноват. Он решил, что наши с тобой размолвки дают ему какое-то право на тебя, но он ошибся.
– Это была и моя вина тоже. Я ни о чём таком не думала, правда. Просто, кажется, я злилась. И мне было одиноко.
– Не надо оправдываться…
– И я подумала, что плохо повлияю на вашу дружбу, а это ведь хуже, – Элисон закусила нижнюю губу. – Так вы с мистером Кэллисом всё ещё друзья, правда?
– Да, конечно же. Друзья.
Он сказал это вынужденно, и Элисон всё прекрасно поняла. Но она не собиралась просто так сдаваться, тем более чувствовать себя виноватой, и вообще быть таковой.
– Знаете, не стоит прерывать такую дружбу только потому, что мистер Кэллис любит женщин. Он, эм-м-м, такой же, как все.
– Как все, говоришь?
– Да, по-моему, как все мужчины.
Александр как-то странно посмотрел на неё, но промолчал, видимо, не желая больше возвращаться к этой теме. Элисон прокашлялась в кулак и, наконец, решилась вновь спросить:
– Так когда же я смогу поговорить с отцом?
– К сожалению, пока я не могу предоставить тебе такую возможность. И это не обсуждается.
– Но хотя бы письмо можно ему отправить?
– Нет, Элисон, и это ни к чему, – ответил Алекс, вздохнув. – Вы скоро увидитесь, я обещаю. Я лишь прошу тебя подождать.
– Как скажете.
Ему не понравилось то, как она это сказала. Резко, грубо, с отчаянием. Алекс не разозлился, он мог её понять. И он тут же осознал, что должен заставить её забыть на какое-то время об отце.
– Сейчас я еду в деревню. И хочу, чтобы ты поехала со мной. Всего лишь безобидная, недолгая прогулка. Я не настаиваю, ты можешь остаться здесь вместе с моими людьми. Они присмотрят за тобой и замком…
– Нет, я поеду! – перебила его девушка. – Наверное, это лучше, чем сидеть в четырёх стенах, не имея возможности куда-либо пойти.
– Вот умница, – он коротко улыбнулся, затем было потянулся рукой к руке Элисон, но передумал, поднялся и, сказав жене переодеться и выйти на улицу, покинул гостиную.
Вернувшись в спальню, Элисон обнаружила на постели довольно большую коробку, в которой оказались два совсем новые платья. Одно длинное, пышное и тяжёлое, из шёлка жемчужного цвета, с низкими плечиками, неглубоким вырезом и широким поясом, украшенным таким же жемчужным цветком из кружев. Другое – намного более простое – сшитое из тонкой, переливающейся на свету ткани голубого цвета, с узким пояском, завязывающемся под грудью, короткими рукавами-клинами и глубоким вырезом на груди.
Элисон дрожащими от волнения и восторга пальцами трогала эту великолепную ткань, вдыхала её запах, будто эти платья только что были сшиты и отданы ей. Она вовсе не ожидала подарка и позволила себе предположить, что это её муж так расщедрился. Мог бы он что-то задумать, и был ли этот подарок началом чего-то нового?
Любовно, аккуратно сложив платья обратно в коробку, Элисон переоделась, но не в свою старую амазонку, а надела только белую рубашку, заправив её в узкие бриджи, и свои старые сапоги. Длинные волосы она причесала и сама наскоро заплела их в косу. Александр, увидев жену через несколько минут во дворе, не сдержал довольной улыбки. Его глаза заблестели, взгляд стал радостным, даже мечтательным, пусть всего на несколько мгновений.
– Любишь по-мужски сидеть в седле?
– А вы? – с улыбкой отпарировала Элисон, подойдя к мужу.