Араб у трона короля
Шрифт:
— Странные какие-то бумаги. Никто не находил…
— Как никто не находил? — «Удивился» я. — А кто же тогда их туда положил. Мудрили ваши наместники. Скрывали от вас. Дабы не злить князей московских. Хранили до лучших времён.
— А ты, что ж? Вскрыл их… Считаешь, что лучшие времена наступили? — сказал с вызовом и насупился Беклемишев.
— Именно! — согласился я, «не замечая» хамства.
— И чем же они лучше иных? — так же с вызовом спросил посол.
Я помолчал, думая, говорить или нет? Действительно ли пришло время? Англичане наверняка обработали и Беклемешева. Нет!
— Это время лучше иного для Руси, потому, что уже прекратились набеги на ваши города…
— Да как же прекратились, когда твои войска взяли Казань! — возмутился Беклемешев.
— Сказано же, Казань и все города и земли до Рязани мои, — терпеливо повторил я. — И мне хватит народа, чтобы освоить их, и воинов, чтобы поставить на этих землях крепости. И ты, Иван Никитич, понимать должен, что те набеги, что творили Крымский хан с Казанским, покажутся Руси жалким подобием туристического похода, ежели мы двинем на Русь все силы Османской Империи.
Беклемишев смотрел на меня гневно. Я тоже нахмурил брови. Здесь точно только силу уважают. Пока не пройдёшься огненным асфальтовым катком по городам и весям, не понимают.
— Мне что, Москву сжечь, чтобы вы меня услышали? — спросил я.
Беклемишев молчал, потупив взор.
— Ты видел, как мы Казань брали? В три дня… А вы?
— Это вам ногаи не противились. А при наших городах наши люди живут.
— Правильно, — согласился я. — Тут ты прав. Но ты не заметишь, как ваши люди через год станут нашими.
— Это почему? — удивился Беклемишев.
— Да потому, что те, кого мы отпустили из рабства восвояси, уже вернулись со своими семьями, ибо у нас им землю дают и подати берут только через пять лет в виде десятины. А не обдирают, как липку. Ты правду сказал, вокруг Казани богатые земли. Так мы их все отобрали в казну. У нас нет частной собственности на землю. Вся земля принадлежит мне, и только я могу её кому-либо передать в пользование. Что и делаю. В Крыму и в Приазовье ты видел наши новые общинные поселения. Мы их называем колхозы. Видел? Так и здесь везде будет. И по Волге, и по Дону. А вы, можете жить, как жили, только так как вы уже никто не живёт.
— Так не дают нам жить по-другому! — вскричал Беклемишев. — Мастеров не дают, грамоте не обучают. В Польше университет открыли, а чтобы в Москве, так вишь-ли, открывайте католические храмы и вступай в унию. А до того ни-ни.
— Вот-вот… А у нас в Казани уже завтра откроется университет и младшая школа. Бесплатные, между прочим.
— Ваши магометанские университеты известны, — махнул рукой посол.
— Это не магометанские, а суфийские университеты. Это большая разница. В них вместе с обычными науками изучают историю религии. Не только суры Корана, но и Заветы. Христианский класс в университете ведёт Максим Грек. Скоро приедет.
— Слышал, что на Тавриде новый христианский храм возвели?
— Суфийский собор. У вас ведь тоже во многих церквах христиане с магометанами вместе молятся. Символ веры ведь почти идентичен [26] .
— Наши митрополиты, те что из Киева пришли, супротив наших традиций, — вздохнул Беклемишев. — Не пойдут на это.
— Лучше уж с магометанами молиться, чем с латинянами. На мой взгляд, — вздохнул я.
Мне претили конфессиональные споры.
— Мне всё равно, как вы будете развиваться. Хоть зарастите говном и мелкой ракушкой. Но на моих землях будет так, как я сказал. И, если захотите, так же будет и на ваших землях.
26
На Руси до семнадцатого века было распространено арианство, символ веры которого не называл Иисуса Христа Богом. Именно потому ханами христианские церкви во время «татаро-монгольского ига» не разрушались.
Помолчали. Мы с Беклемишевым сидели в восточном крыле второго этажа Царского дворца. Я лично любовался разлившейся Волгой, бурно несущей свои бескрайние воды мимо Царицына, а истекавшей из торфяных болот Тверской области.
Ещё недавно противоположный берег был виден «невооружённым глазом», а теперь он исчез среди растёкшейся в бесконечность реке.
Древние называли её Ра, ордынцы — Итиль, русы — Волога. Для меня она была и есть Волга.
«Кто не видел её разливы, тот в этой жизни ничего не видел», — подумалось мне.
Никакие водохранилища не сдерживали стремящийся к морю поток и он сам вскоре становился морем.
Я поднял подзорную трубу и глянул вдаль. Только вода до самого горизонта.
«Это километров сорок с такой-то высоты», — прикинул я расстояние до горизонта.
— Это, действительно, место, где была столица Улуса Джучи?
Я с удивлением посмотрел на посла.
— А сам бы ты, Иван Никитич, разве не здесь поставил город. Самое высокое место, ручьев полно и перетока в Дон не далеко.
Беклемишев удивлённо вскинул брови.
— Так разве ж была в те времена перетока? При Батые-то?
— Ещё и ранее была, при Афинянах, — усмехнулся я. — Мы старые протоки раскопали и углубили.
— Да-а-а… Видать надолго ты пришёл сюда, Пётр Иванович, — покачал головой Беклемишев.
— Ты, Иван Никифорович, даже не представляешь, на сколько долго. У нас ведь все правители расписаны на века.
Беклемишев хмыкнул.
— Так не бывает. Всё течёт и всё меняется, — сказал он, глядя на Волжский разлив.
— Не бывает, — согласился я. — Но, дай бог, система выдержит и после меня.
Частной собственности на землю в империи не существовало. Формально владельцем всех земель в Османской империи был султан. Большая часть земель пожизненно предоставлялась в пользование турецким феодалам. Однако фактически они могли передать свои владения по наследству, при условии содержания за свой счет вооруженных конных отрядов.
Образование было бесплатным. Начальные школы при мечетях могли взымать символическую плату, но часто предоставляли бесплатное питание и одежду. Среднее образование давали специальные учебные заведения — медресе. В них преподавали правоведение и другие предметы. Единственное, что сделал я, — это увеличил субсидирование школ и обязал заниматься ими суфиев. Орден бекташи вообще многое взял в своё управление.