Аракчеев

Томсинов Владимир Алексеевич

***

В конце октября, полтора месяца спустя после трагического происшествия в Грузине, Аракчеев переживал, по-видимому, полный упадок душевных сил. Мысль о смерти овладела им, и он уже прощался со своими близкими. 27 октября Алексей Андреевич отправил письмо Александру: «Прощай, мой Отец, верь, что я естьли буду жив, то буду тебе одному принадлежать, а умру, так душа моя будет помнить вашего величества обо мне внимание».

Это свое письмо Аракчеев послал в ответ на письмо Его Величества, которое завершалось словами: «Прощай, любезный Алексей Андреевич, не покидай друга, верного тебе друга». Государь и граф обменялись прощальными письмами. Вряд ли предполагали они в тот момент, когда писали их, что прощаются навеки, что никогда больше не увидят друг друга. При всех тягостях своего положения оба они были тогда достаточно далеки от смерти, и более вероятным должен

был представляться им иной исход: время успокоит душу Аракчеева, граф вернется к своему государю, и все пойдет у них по-старому…

Но слишком надрывным было это их прощание: кто-то обязательно должен был умереть. И действительно, прощальные их письма — Александра к Аракчееву от 22 сентября и Аракчеева к Александру от 27 октября — оказались, как и велела судьба, последними!

27 ноября в Петербург пришло известие из Таганрога о смерти государя императора. Все были поражены: Александру не исполнилось еще и 48 лет. Незначительный, казалось бы, факт красноречиво свидетельствует о реакции низов общества на это событие: в первые три дня по объявлении об Александровой смерти в столице было выпито водки всего по 200 ведер, тогда как в обычные дни прежде расходовалось по 3 тысячи. При всем том кабаки закрыты были только один день — 27 ноября.

Как воспринял эту грустную весть Аракчеев, осталось известным лишь ему одному. Но, без сомнения, в смерти Александра для графа было печального много больше, нежели для других сановников. Для Аракчеева смерть эта была ударом судьбы: она изменяла его статус при царском дворе, лишала прежнего влияния на государственные дела.

Внешняя реакция графа на смерть своего государя совершенно отличалась от той, что последовала на сентябрьское происшествие в Грузине, лишившее его любимой женщины, — Алексей Андреевич не впал в отчаяние, не побежал в монастырь, а, напротив, вернулся к делам. В тот же день, как получено было известие о кончине императора Александра, военные поселения Новгородской губернии присягнули на верность новому государю — брату Александра Константину Павловичу, следующему за умершим по старшинству. Вместе с поселянами присягал и граф Аракчеев.

30 ноября в адрес нового императора отправлен был из Новгорода следующий всеподданнейший рапорт: «Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доношу, что, получа облегчение от болезни, я вступил в командование Отдельным Корпусом военных поселений. Генерал граф Аракчеев. Начальник штаба Клейнмихель».

По воспоминаниям М. Ф. Бороздина, присутствовавшего на присяге вместе с офицерами военных поселений в тот момент, когда находился с ними Аракчеев, граф заметил окружающим после того, как все присягнули: «Вы скоро будете снова присягать!» Алексей Андреевич знал то, что во всей России знали лишь несколько человек: в Успенском соборе в Москве с 1823 года хранились документы, оформлявшие передачу права наследования престола от Константина к Николаю Павловичу.

5 декабря Аракчеев прибыл в Петербург. В течение четырех дней безвылазно пребывал в своем доме — большом деревянном строении, расположенном на углу Кирочной и Литейной улиц, принадлежавшем 2-й артиллерийской бригаде. Вечером 9 декабря отправился во дворец к императрице Марии Федоровне. Едва вошел к ней, бухнулся на колени и стал просить прощения у нее за то, что не уберег Александра. В тот же день граф получил приглашение от великого князя Николая Павловича. Алексей Андреевич ответил на приглашение будущего императора письмом: «Бог да вознаградит вашего Императорского Высочества, что вы несчастного сироту вспомнили в его неутешительной печали, которой потерянием своего Государя вместе с оным лишился своего отца и благодетеля. Желание мое теперь только существует в безпрестанной ко Всевышнему Богу просьбе, дабы он скорее меня соединил с покойным моим благодетелем, в чем я и не сумневаюсь, что Бог услышит мою молитву. Пока же угодно Богу оставить меня на страдание в сей жизни, то от нашего Императорского Высочества зависеть будет назначить мне день, час и место, когда и куда явиться мне к Вашему Императорскому Высочеству, но рабски прошу вас принять меня наедине, ибо с людьми я быть никак не могу. Свидетельствуюсь в оном самим Богом. Вашего Императорского высочества верноподданный Г. Аракчеев» [205] . 10 декабря Николай принял графа. В беседе с будущим императором Алексей Андреевич высказал намерение удалиться от дел по управлению государством. Николай дал свое согласие и попросил графа написать проект рескрипта по этому вопросу.

205

Данное письмо публикуется мною по копии, обнаруженной в аракчеевском фонде РГВИА (Ф. 154. Оп. 1. Д. 5). Текст ее несколько расходится

с публикацией этого же письма в книге Н. Дубровина «Письма главнейших деятелей в царствование Императора Александра I» (СПб., 1883. С. 482).

События 14 декабря на Сенатской площади, вошедшие в историю под названием «восстания декабристов», Алексей Андреевич переживал, находясь в Зимнем дворце. Здесь собралось довольно много людей, приехавших для поздравления императора Николая с восшествием на престол. И дамы, и господа были по такому случаю в праздничных нарядах. Лишь граф прибыл в обычном мундире без орденов и украшений, а только с портретом покойного государя Александра Павловича на шее. Мрачный и злой, с расстегнутым воротом, сидел он в одиночестве на диване в углу зала, а мимо проходили знакомые ему сановники, лишь недавно пресмыкавшиеся перед ним, но теперь демонстративно от него отворачивавшиеся. До двух часов дня Зимний дворец еще наполнялся людьми, однако затем толпа стала редеть: военные уходили на площадь, дамы уезжали домой, справедливо рассудив, что новому императору сейчас не до поздравлений. Аракчеев продолжал сидеть как ни в чем не бывало. Прибывший во дворец председатель Государственного Совета князь П. В. Лопухин подсел к нему, некоторое время спустя к ним присоединился князь А. Б. Куракин.

Увидев остановившегося неподалеку с графом А. Ф. Орловым бывшего своего подчиненного статс-секретаря Госсовета В. Р. Марченко, Алексей Андреевич встал с дивана и подошел к нему. Спросил, не может ли Василий Романович подарить ему экземпляр манифеста о восшествии на престол императора Николая Павловича. Тот срочно послал своего курьера с полтинником в сенатскую типографию и через полчаса вручил графу просимый экземпляр манифеста. Пока же курьер ходил в типографию, Аракчеев пытался выяснить, что же происходит на площади перед дворцом. «Что, батюшка, есть ли утешительные вести?» — спросил он Марченко. Статс-секретарь ответил, что число строптивых увеличивается переходящими из полков солдатами к шайке, стоящей у Сената, и что государь не решается пока на крайнюю меру, надеясь убеждениями образумить заблуждающихся. Услышав, что генерал-губернатор Милорадович тяжело ранен и доктора не ручаются за его жизнь, Аракчеев побледнел, выражение тревоги разлилось по осунувшемуся лицу, придавая ему еще большую мрачность…

После подавления восстания декабристов взошедший на престол император Николай с волнением ожидал известий о присяге в войсках. Графу Аракчееву было поручено обеспечить скорейшее принятие присяги в военных поселениях. 18 декабря он доносил Николаю, что полки 1-й Гренадерской дивизии присягнули в совершенном порядке.

«Я никогда не сумневался в усердии их к Императорскому престолу, — добавлял граф к своему сообщению, — и тем более всегда надеялся на их верность, что с самого начала командования моего Отдельным Корпусом военных поселений я всегда и непрестанно строго наблюдал о внушении войскам моего начальства таковой священной их обязанности».

19 декабря 1825 года Николай издал рескрипт, в котором подтверждал статус Аракчеева при императорском дворе, приданный графу покойным государем:

«Граф Алексей Андреевич!

В Бозе почивающему императору Александру Павловичу благоугодно было учредить военные поселения для пользы государства нашего, и вы, будучи всегда точным и верным исполнителем воли его, успели достигнуть цели благих его намерений. Предполагая и вменяя себе в обязанность поддерживать устройство начатого дела, я надеюсь, что вы будете мне воспомоществовать в оном с тем же чистым усердием, которое всегда отличало вас в глазах покойного императора, и вследствие того предоставляю вам действовать теми постановлениями и узаконениями, кои доселе по военному поселению были изданы, и в случае надобности повелеваю вам входить ко мне с докладами и испрашивать разрешения тем самым порядком, как исполняли оное при покойном государе.

Пребываю к вам всегда благосклонный Николай».

Однако на следующий день государь подписал рескрипт, освобождавший Аракчеева от должности управляющего Собственной Его Императорского Величества канцелярией, и указ, увольнявший его от заведования делами Комитета министров. Проекты этих высочайших актов были подготовлены самим графом, но окончательный вариант написан Николаем I.

Текст первого из них гласил: «Граф Алексей Андреевич! Желая сохранить здоровье ваше, столь сильно потерпевшее от поразившего нас общего несчастия, и столь мне и Отечеству нужное, для окончания предпринятого вами устройства военных поселений, памятника благодетельных намерений покойного государя, отца нашего, вам к исполнению вверенному, нашел я удобным перевести Собственную Мою канцелярию в непосредственное мое заведывание; канцелярию же Комитета министров вручить управлению директора оной… Гежелинскому. С истинным уважением есмь на всегда ваш искренно доброжелательный. Николай».