Аратта. Книга 7. Золотые корабли
Шрифт:
«Так вот ты какой, Зарни Зьен!»
Белые глаза на загорелом лице, знак солнца на лбу; длинные седеющие волосы, разбросанные по плечам; укрытые шкурой обрубки ног…
Хаста смотрел только на руки, скользившие по струнам. Руки были красивы и двигались с завораживающей легкостью и точностью. Однако, глядя на них, жрец не мог сдержать дрожи.
«Да что со мной? Успокойся!… А он… погодите-ка… Святое Солнце, он сурья!»
Зарни молчал. Хаста вдруг понял, что тот слушает его дыхание, и едва не закашлялся.
Гусляр
– Слуги сказали мне, что встретили в лесу женщину с мальчиком, шедших к знахарке Линте…
Голос у Зарни был глубокий, хрипловатый. Хаста очень ярко представил, как он способен зачаровывать тех, кто его слушает.
– Так и было, славный Зарни Зьен, – почтительно подтвердил он. – Я шла к знаменитой знахарке Линте… Только я ее что-то не вижу. Твои люди сказали, ведунья прихворнула…
– Выжила из ума, – уточнил Зарни. – Что ж… Вы действительно шли к Линте. И понятия не имели, что здесь я. В твоем голосе и дыхании звучит изумление, которое очень трудно подделать… Одного не пойму: почему ты говоришь «шла», если ты, несомненно, шел? Или это и есть та самая беда, с которой ты направлялся к лекарке?
Издевка в голосе слепца была совершенно нескрываемой.
У Хасты ослабели коленки.
«Слепой видит меня насквозь. Тонкий слух… Он в самом деле способен по голосу отличать правду от лжи?»
– Почему ты трясешься, как осенний лист? – внезапно спросил Зарни. – Может, потому, что ты лазутчик? И хорошо знаешь, как поступают с лазутчиками? Итак… Судя по выговору, ты вырос в столице…
«Ему нельзя врать, он сразу поймет…»
Хаста стиснул зубы, пытаясь совладать с собой.
– Если я и лазутчик, то только свой собственный, – ответил он почти спокойно. – Не буду скрывать, я желал с тобой встречи, Зарни Зьен, ибо слыхал о тебе много необычного. Вот почему наша встреча – судьба это или случайность – лишает твердости мой голос…
– И что же ты обо мне слыхал, жрец Исвархи из столичного храма? – вкрадчиво спросил Зарни. – Много ли рассказывал обо мне святейший Тулум?
У Хасты перехватило горло так, что он какое-то время не мог вздохнуть.
Зарни захихикал.
– Святейший Тулум никогда не упоминал о тебе! – воскликнул Хаста, все ясней понимая, что от этого разговора зависит его жизнь. – Да, я в самом деле жрец из столицы, но ранг мой весьма невысок. Кто я такой, чтобы святейший обсуждал со мной свои замыслы? Зато в Яргаре, в Белазоре и прочих местах, где пролегал мой путь, я о тебе слышал немало. Все славят Зарни, все рассказывают о невиданных чудесах…
– А что ты делал в Яргаре, в Белазоре и прочих местах?
– Вез письма из столицы в Северный храм, – совершенно искренне ответил Хаста.
Зарни призадумался.
– Наклонись ко мне, – приказал он.
Хаста повиновался. Гусляр протянул руку и быстро ощупал лицо жреца.
– Ты старше, чем я думал, – пробормотал он. – Много странствуешь… И ты умен: быстро понял, что врать мне вовсе не следует… От писем, конечно, давно избавился… Ну, вот он я. И что же ты обо мне думаешь?
– Я думаю, – медленно заговорил Хаста, – что ты – жрец Исвархи, распоясанный или беглый…
– Я?! – изумился Зарни. – Жрец Исвархи? – Он расхохотался, но тут же умолк и потребовал: – Продолжай, это очень занятно! Почему ты так решил?
– Чудеса, подобные твоим, умеют творить посвященные в столице, а также и Белазоре. Такие, как Светоч…
– Или Тулум.
– Я не видел, чтобы Тулум являл чудеса, кроме рукотворных.
Зарни принюхался:
– Угу, погремушки вроде Гнева Исвархи, что у тебя в сумке… Ну, продолжай.
– Я думаю, что ты – бывший жрец, изгнанный из храма за некую тяжкую провинность, – продолжал Хаста. – Даже не могу вообразить какую. И кто мог в наказание так искалечить тебя.
– В самом деле, кто бы? – фыркнул Зарни. – Столько умельцев в столичных пыточных!
– Ты был наказан и изгнан и теперь желаешь отомстить храму. Именно затем ты провозгласил новую веру и повсюду насаждаешь ее. Ибо как лучше отомстить врагам, нежели уничтожить то, чему они поклоняются?
– Ну что ж, прекрасно, – одобрил Зарни. – С тобой интересно беседовать, жрец. Но тебя ведь что-то смущает? Я слышу в голосе некое сомнение…
– От тебя ничего не укроется, мудрый Зарни. Я был уверен в своих предположениях, пока не увидел, что ты сурья. Порой сурьи достигают весьма высоких рангов – наместник Аршалай тому пример, – но все же главный храм, тем паче внутренний…
– Ладно, – поднял руку Зарни. – Я услышал достаточно. Спасибо, жрец.
«Это что же – я вообще не угадал? – потрясенно подумал Хаста. – Он не был жрецом? Но где он тогда приобрел подобные знания?!»
– Да, беседа доставила мне удовольствие, – повторил Зарни. – Не поверишь, до сего мига я и сам не осознавал, какая тоска, когда вокруг лишь говорящие орудия… Ты останешься при мне, жрец. Мы иногда будем беседовать.
– Это честь для меня, – склонил голову Хаста.
– Не прикидывайся. Ты, похоже, ловкий плут, а я – загадка, которую тебе неймется разгадать. Да, ты наткнулся на меня случайно. Но при первом же удобном случае сбежишь и помчишься с докладом к своему любимому Тулуму… Ты ведь любишь Тулума?
Зарни наклонился вперед. Хасте стало жутко от выражения его лица.
– Люблю, – сдавленным голосом сказал он. – Как же не любить его, нашего мудрого отца и наставника…
– Конечно, – съязвил Зарни. – Помню, как на него пялились молодые жрецы в храмовой школе! Будто столичные девки на наследника престола!
Он откинул рысью шкуру, показывая культи:
– Вот это сделал Тулум. Собственными руками.
Хаста отшатнулся. Он в самом деле был поражен.
– Тулум? Быть не может…
– Еще как может, – прошипел Зарни. – И глаза… Потом расскажу, как это было… Теперь ступай. По двору можешь ходить свободно. За ворота – запрещаю. Слуги тебя устроят и накормят… Что там за мальчишка с тобой?
– Я его не знаю. Проводник из местных, – не думая, соврал Хаста. И прикусил язык.
Но утомленный допросом Зарни не заметил промашку.