Арбалетчики князя Всеслава
Шрифт:
Храм Астарты стоит в северной части острова, со стороны океана. Что особенно хорошо для моих планов — он вне городских стен. Вызвано это не в последнюю очередь традиционной ксенофобией финикийцев, не любящих пускать иноплеменников внутрь своих городов. Между тем по другой давней финикийской традиции в отмечаемый летом праздник Астарты все финикиянки обязаны явиться туда, дабы послужить богине своим телом, отдавшись чужеземцу и пожертвовав полученные от него деньги храму. Как согласовать одну традицию с другой и не лучше ли было бы в этом случае просто обложить финикийских баб ежегодным налогом в пользу храма — спросите самих финикийцев. Чего не понимаю, того не понимаю, и боюсь, что понять этого мне попросту не дано свыше. Не для моих варварских мозгов сие великое таинство. Воспользоваться этим финикийским бзиком — другое дело. Это всегда пожалуйста, гы-гы! Впрочем,
Для меня же главное преимущество в том, что вне городских стен можно свободно разгуливать вооружённым до зубов, в том числе и по дороге к храму. На его территории, впрочем, оружие полагается сдавать страже и получать обратно при выходе, но я и не собираюсь учинять никаких вооружённых дебошей на территории храма. Ищите дурака! Видели бы вы этих мордоворотов, воинов-жрецов, которые надзирают тут за порядком! Глянешь разок, заценишь тушку и вооружение — и проникнешься искренней симпатией к порядку и спокойствию. Что характерно, когда Гадес при приближении римлян отложился от Карфагена, Магон Баркид, младший брат Ганнибала, разграбил знаменитый на весь финикийский мир гадесский храм Мелькарта, но даже не сунулся к храму Астарты. О чём-то это говорит?
Снаряжение у тутошних храмовых служивых ассирийское напоминает, и это не случайно. Финикийцы ведь когда с горячо любимой родины за моря ломанулись — в массовом порядке, имеется в виду? А когда Ассирия их прижала. В военном отношении это была тогда сверхдержава, с которой не забалуешь, и все её окрестные соседи по ассирийскому образцу свои армии реформировать норовили. Вот и финикийские элитные войска того времени ассирийских коллег копировали, что и закрепилось в традициях храмовой стражи. А уж где таких «шкафов» понабирали, чтоб снарягу эту тяжеленную таскать — о том, наверное, саму Астарту спрошать надо. Будь это кельты, я бы не удивился, но хрен там — чистопородные финикийцы, а это народ в общем и целом не особо рослый и не особо ширококостный — дохляков куда больше, чем гильгамешев с гераклами. Невольно Ефремов вспоминается с его храмом Матери Богов в «Таис Афинской». К счастью, то ли советский мэтр ошибся, то ли описанная им храмовая селекция практиковалась только в Месопотамии, а на Финикию не распространялась. В смысле — рвать голыми руками сетчатую одёжку жрицы, дабы получить доступ к её соблазнительному телу, в храме Астарты посетителей не заставляют. Здесь всё практичнее и циничнее — заплати по таксе и пользуйся.
У жриц-шлюх своя табель о рангах. Ниже всех храмовые рабыни, которых можно отыметь за медяки. Контингент их пользует соответствующий, и триппер от них подцепить, польстившись на дешевизну — как два пальца обоссать. Да и красавиц среди них не бывает — эти идут разрядом выше и по соответствующему тарифу. Не меньше полушекеля за раз и не меньше шекеля за ночь. Выше — уже собственно жрицы, ни разу не рабыни. Тут страхолюдин уже не бывает в принципе, таких в жрицы Астарты не берут. И обучены они получше элитных рабынь, и чем выше квалификация — тем, соответственно, дороже. Низший уровень — от трёх шекелей, средний — от пяти, высший — от десятка, а есть и вообще суперэлитный — «золотой», с которым речь может идти только о золотых статерах. Кто таких снимает, я даже ума не приложу. Это ж какой сдвиг по фазе надо иметь, чтобы за несколько ночей выкинуть деньжищи, на которые можно купить в полную и безраздельную собственность превосходную наложницу, и трахай её потом задарма, сколько влезет? Но видимо, находятся такие — ведь предложение рождается спросом. По легенде я спускаю на храмовых шлюх щедрую награду, полученную от Волния за «спасение» на охоте — незачем посторонним знать, что на самом деле я кучу за его счёт. Соответственно, хотя наниматель и не скупится, мне пришлось изобразить удушение жабой и выбрать жрицу среднего уровня. Типа, низшего — невместно, всё-таки целый мафиозо, не шпана какая-то, а высшего — жаба давит, всё-таки простой гадесский гангстер, ни разу не дон Корлеоне. Но уж из этого среднего уровня я выбрал, само собой, одну из лучших, продемонстрировав тем самым изрядную пройдошистость и хитрожопость, вполне естественную, если кутишь на свои кровные и хочешь поиметь за них максимум удовольствия. Разве ж я против поддержания легенды? Да ни в жизнь!
Легенду я поддерживаю вот уже почти неделю. Барита обходится мне в шесть шекелей моего нанимателя за ночь — это не считая её «чаевых», о которых знаем только мы с ней, да субсидирующий меня казначей Волния. Зачем
В первую я, естественно, «интересовался» для порядка излюбленной темой шлюх — «как она докатилась до такой жизни». Доброй половины её жалостливой и наверняка выдуманной истории я, само собой, даже не запомнил — буду я ещё всякой хренью мозги себе засорять! Нужно-то ведь это было только для затравки. Потом я, в свою очередь, проехался ей по ушам — о том, какой я весь из себя крутой, скольких противников уконтрапупил — раза в три, ясный хрен, преувеличил, как и положено, какие они были крутые — это, само собой, тоже преувеличил с тем же коэффициентом — в общем, распустил павлиний хвост, как и полагается преуспевающему, но недалёкого ума бандюгану — просто везучему до поры, до времени. Затем поинтересовался и прочими клиентами — много ли среди них наёмников вроде меня, каких баб снимают, за какую цену, с какой частотой — типа, захотелось заценить конкурентов и заочно померяться с ними окаянными отростками. Обрисовав мне в общих чертах — между сеансами постельной акробатики — заинтересовавшую меня картину, Барита заработала у меня свой первый «левый» шекель.
Во вторую ночь, состоявшуюся через день, я заинтересовался уже конкретнее, и финикиянка рассказала о нескольких достаточно колоритных персонажах из числа постоянных клиентов. Был среди них упомянут и Дагон, по описанию весьма схожий с интересующим меня, но главное — вернувшийся слегка подраненым после длительной отлучки и серьёзно раненым после недавней короткой. Чтобы не демонстрировать открыто персонального интереса именно к нему, я порасспрашивал Бариту и о парочке других, причём об одном из них подробнеее, чем о Дагоне. Утолив моё любопытство частично и пообещав разузнать к следующему разу побольше, жрица получила от меня уже три «левых» шекеля. И похоже, явно вознамерилась заработать больше — пришлось даже предостеречь её от слишком уж откровенного наведения справок.
В эту ночь — третью по счёту — должен наступить «момент истины». На дурочку финикиянка не похожа, так что должна была сообразить, за что ей платится «левак». Но — «положение обязывает», и каждый играет свою роль должным образом, и лично мне это не в напряг. Слава жриц Астарты вполне ими заслужена, и Барита — живое тому доказательство. В постели она вытворяет такое, что уже мой рассказ о первой ночи вогнал Софонибу в краску, после чего мне пришлось учить её кое-каким премудростям. Поэтому роль дорвавшегося до элитного женского тела похотливого самца даётся мне без труда — ну, если не считать чисто физического, гы-гы! А когда, вымотавшись, мы перешли к беседе «за жизнь», жрица наглядно продемонстрировала мне, что я в ней не ошибся. Даже не пытаясь гладить по шёрстке моё ЧСВ — Чувство Собственной Важности, если кто не в курсе — она сразу же заговорила о деле.
Дагон — финикиянка поняла и то, что меня интересует именно он, а не тот, о котором я спрашивал для маскировки — уже далеко не первый год был частым гостем в храмовом борделе. Лет пять назад он захаживал редко и снимал либо элитных рабынь, либо жриц низшего разряда. Года три назад зачастил, а затем и перешёл на средний разряд. Саму Бариту он снимал лишь один раз, как и добрую половину её товарок по разряду, задержав свой интерес только на экзотичных красотках вроде блондинистых кельток или африканских «шоколадок», а потом — года полтора назад — дела этого лихого наёмника, судя по кошельку, пошли в гору, и он переключился на высший разряд, половину которого перепробовал, пока не остановился на своей нынешней пассии Рамоне. К ней он теперь и ходит регулярно — когда дважды в неделю, когда трижды — если не бывает в отлучках по службе.
Я молча выудил из кошеля тяжёлую пятишекелевую монету и положил её перед собеседницей. Кошель ни убирать, ни завязывать не стал, поощряя её к дальнейшей откровенности. Ведь раз сообразила, кто мне нужен — должна бы иметь и хотя бы подозрения, в каких именно целях. И снова я не ошибся в финикиянке.
— Он ходит в те же дни, что и ты, только приходит и уходит раньше. Был позавчера, должен быть и сегодня…
Я выудил и положил перед ней ещё два шекеля.
— Верховная жрица не обрадуется, если Дагон перестанет приносить в храм своё золото и серебро…