Арденнские страсти
Шрифт:
– Когда вы мне это сказали?
– Ну, тогда, на дороге, когда вы меня вытряхнули из ящика.
– Я видел, что вы шевелите губами, но я просто не расслышал. И моторы так шумели. К тому же я спешил.
– Да и я с трудом
– Еще бы! Они ведь пронюхали, что вы были в одном из ящиков.
Ядзя всплеснула руками:
– Неужели? Значит, вы меня ссадили вовремя! Между прочим, еще и потому вовремя, что я чуть не задохнулась в том ящике. Если бы я там не провертела дырку…
Штольберг махнул рукой:
– Ох эта дырка! Когда моя автоколонна прибыла к месту назначения, там уже ждали ее гестаповцы, и они осмотрели каждый ящик. Они допросили всех шоферов. Ну, и, натурально, на меня как на начальника колонны завели дело. И эта ваша дырка сыграла не последнюю роль: она была тем, что мой следователь гауптштурмфюрер Биттнер назвал косвенной уликой.
– Что с ним стало, не знаете?
– Мне говорили, что он пустил себе пулю в лоб, когда фашизм рухнул. Но незадолго до этого он послал мой смертный приговор в Берлин, в тюрьму, где я был заключен. Меня уже собирались вздернуть. Да не успели. Русские меня освободили.
Ядзя на мгновение прикрыла глаза, как бы что-то вспоминая:
– А вы знаете, что вы едва не погибли
Штольберг посмотрел на нее с недоумением.
Она засмеялась:
– Два слова, которые вы тогда сказали, спасли вас от верной смерти.
– Когда?
– Когда вы вошли в тот сарай, где я спряталась.
Штольберг сказал несколько смущенно:
– Боже мой! Если бы вы знали, зачем я зашел туда. При даме сказать неудобно…
– Зачем бы вы ни зашли, вы тотчас об этом забыли: вы увидели меня.
– Да, вы сидели, скорчившись, в темном углу…
Ядзя неторопливо мотнула головой: не мешайте, мол! Брови ее были грозно сведены, но глаза светились нежностью.
– Когда я увидела вас – темный силуэт офицера на светлом фоне открывшейся двери, я вскинула пистолет и прицелилась. В это время вы сказали… Вы помните, что вы сказали?
– Разве я что-то сказал? По-моему, я выглянул за дверь, увидел, что переулок безлюден, поманил вас, ну, и усадил в ящик.
– Но до этого вы сказали… В этом все дело! Я услышала в ваших словах и в вашем голосе столько доброты, что опустила руку с пистолетом.
– Но что же я такое сказал?
– Вы сказали: «Бедный ребенок…»
1976