Арденны
Шрифт:
— «Долог путь до Типперери», — подсказала Маренн. — Вы очень кстати, Иоахим.
Пайпер спрыгнул с брони «королевского тигра», на котором приехал. Увидев Маренн, улыбнулся.
— Что вы здесь делаете, фрау Ким? Где Скорцени?
— Он уехал к командиру батальона «Хергет».
— Понимаю, хотят занять высоты Мааса первыми, чтобы посмотреть на Антверпен. Держу пари, я буду там раньше их.
— Не сомневаюсь, вы же на колесах, — Маренн рассмеялась, — и на гусеницах, да еще с непробиваемой броней.
На фоне проходящих мимо эсэсовских танков Пайпер казался самим
На Восточном фронте о его смелости рассказывали легенды, он снискал репутацию командира, который хорошо знает, когда нужно выполнять приказ и когда его можно нарушить.
Среди подчиненных Пайпер прослыл истинно прусским служакой, который не искал наград ради наград, хотя за свои ратные дела получил Рыцарский крест — высший боевой орден Германии. И старался никогда не оставлять раненых товарищей на поле боя, что также вызывало у Маренн уважение.
— Вы хотите их подлатать? Зачем? — Пайпер пожал плечами. — Мы долго держать их здесь не будем, отдадим кому следует. А там, в лагере для военнопленных, с ними займутся.
— Я понимаю, но хотела бы оказать помощь тем, у кого тяжелые ранения, — возразила Маренн.
— Хорошо, — он снова улыбнулся. — Но тяжелых у них нет. Они же не оказали сопротивления. Просто бросили оружие, и все. Впрочем, если вы считаете нужным, фрау Ким, я не возражаю. По медицинским вопросам вы — главная. А нам надо вперед. Я думаю, в Антверпене мы будем через неделю.
Он снова вскочил на броню «тигра», выпустив клуб сизого дыма из выхлопной трубы, танк отъехал.
— Желаю удачи! — Маренн махнула рукой.
Маренн снова повернулась к американцам. И видом, и настроем они явно уступали немцам. Скорее всего, необстрелянные парни откуда-нибудь из Небраски, Омахи, Миссисипи. Конечно, они не выдержали натиска эсэсовской лейб-гвардии. Но сражение еще только начиналось, и Маренн помнила, что говорил ей Шелленберг в Берлине, — американская авиация не так долго будет прикована к земле, погода быстро может перемениться, горючего тоже — в обрез, снабжение тоже оставляет желать лучшего. Арденны — это захолустье Европы, сеть железных дорог здесь развита слабо. И уж конечно, главная проблема — местность. Густые леса и узкие средневековые улочки в населенных пунктах — как там лихо покатят семидесятитонные бронированные машины, пусть даже и на американском горючем. Так что — все еще впереди.
— Ранен мой товарищ, — услышала она голос американского лейтенанта, — он водитель. Ему попали в плечо. Может быть, у вас найдется, чем перевязать.
— Не только чем перевязать, но и все остальное тоже, — Маренн заставила себя отвлечься от размышлений. — Есть санитары? — громко крикнула она по-английски. — Будете помогать мне, чтобы я не тратила время на перевязки.
— Я санитар, — поднялся высокий американский парень, с немного раскосыми, по-индейски, глазами. — Рядовой Сэмюэль Добинс.
—
— Вы говорите совсем без акцента, — удивился он.
— Я долго жила в Чикаго, хотя сама из Вены, — ответила она.
— Я тоже из Чикаго, — радостно улыбнулся лейтенант Лэрри.
— Будем надеяться, что вы еще туда вернетесь, — кивнула Маренн. — А пока ведите вашего раненого товарища, у меня мало времени. Мои непосредственные обязанности никто не отменял. И меня ждут раненые немецкие солдаты.
Она осмотрела водителя, постепенно образовалась очередь — оправившись от страха, раненые американцы потянулись на импровизированный медицинский пункт. Вдруг неподалеку остановились два немецких бронетранспортера. Рядовой эсэсовец расстегнул кобуру, достал пистолет и спрыгнул на землю. Размахивая «люггером», он подошел к толпе пленных и выстрелил. Один из американцев упал. Еще выстрел — и еще один труп остался лежать на снегу. Среди пленных началось волнение. Послышалась автоматная очередь. Маренн вскочила.
— В чем дело? — сдернув перчатки, она оглянулась вокруг.
Три американца, напав на охранника, вырвали у него автомат и бросились к дороге.
— Куда? Куда? — Маренн крикнула в сердцах.
Танки неслись на предельной скорости — арьергард колонны Пайпера торопился догнать основные силы. Двое беглецов немедленно угодили под гусеницы. Третьего с башни пристрелил офицер. Ответ же на побег последовал немедленно. С обоих остановившихся бронетранспортеров застрочили в унисон тяжелые пулеметы — воздух наполнился гулким и частым треском. Американцы посыпались в снег, скошенные смертельным огнем, как кукурузные початки, срезанные комбайном.
— Ложитесь! Ложитесь! — напрягая голос, Маренн приказала тем из пленных, кто находился рядом. И сама упала на снег.
Она понимала, сделать ничего нельзя. Ярость прорвалась. И несмотря на ее погон, на ее звание, на то, что она немка и офицер СС, ее скосят так же, как большинство американцев, не разбирая. Просто не заметят, кто она такая. Надо переждать. Кто-то вдалеке крикнул:
— Убейте их всех.
— Фрау, фрау, уходите, — она услышала над ухом шепот лейтенанта Лэрри. — Они и вас не пощадят. Это бандиты.
— Это не бандиты, это солдаты, — возразила она твердо. — И над ними есть командиры. А если они заняты чем-то другим, вместо того чтобы следить за подчиненными, им придется ответить, как положено по уставу.
Она понимала, что надо встать. Пулеметная стрельба стихла. Несколько немцев проходили между лежащими американцами, держа наготове пистолеты и автоматы. Они спрашивали друг друга:
— Этот дышит? — и добивали, если убеждались, что пленный жив.
Снова послышались щелчки — пистолеты ставили на боевой завод. Умирающие стонали и выкрикивали проклятия. Американский офицер, раненный пулей при обстреле, попытался подняться. Ему прострелили горло — кровь хлынула струей. Маренн открыла кобуру, вытащила пистолет. Два эсэсовских охранника, которые слышали, как она разговаривала с Пайпером, встали за ее спиной, держа автоматы наготове.