Арена

Воронин Дмитрий Анатольевич

— Слышь, ка-амандир… чо на девку наезжаешь?

Хриплый, пропитой голос заставил старлея обернуться. Прямо перед ним, чуть пошатываясь, стоял, засунув руки в карманы, мрачного вида парень, явно долго и тщательно битый.

— Че думаешь, в мышку покрасился, так все бабы твои?

— Слышь, парень, тебя кто трогает? — огрызнулась Лика. — Шел бы ты… лесом.

Но было поздно. Сказанное в его адрес старлей счел оскорблением, мгновенно окрысился, перехватил поудобнее демократизатор и требовательно протянул руку:

— А ну — документы!

Что произошло дальше, он толком объяснить не мог. Вроде бы подпитой мужик

что-то сделал, но в следующее мгновение Чугин уже летел, кувыркаясь по полированному мрамору, сбивая на своем пути зазевавшихся пассажиров. Чувствуя, как острая боль пронзает руку, он заверещал неожиданно тонким голосом еще на лету, а потом впечатался в стенку, и этот удар вышиб из его легких остатки воздуха — вместе со способностью издавать какие-либо звуки.

Михаил тем временем уже бежал вперед — туда, где грохотал прибывающий на станцию поезд. Мало кто из пассажиров остановился, чтобы посмотреть на потасовку, — все куда-то торопились, втискиваясь в переполненные вагоны и стараясь не остаться, случаем, на платформе. Впрочем, поезд подошел забитый под завязку, и было совершенно очевидно, что всем желающим в него не влезть.

Двое напарников вырубленного старлея пришли в движение. Михаил на бегу погрузил кулак в солнечное сплетение одного милиционера, пытающегося непослушными пальцами расстегнуть кобуру… нацелился на последнего — и вдруг понял, что, пожалуй, ему не успеть. Кто его знает, этот идиот может — с испугу — и из автомата полоснуть.

Переживал Мишка зря: мимо молнией метнулась размытая от скорости фигура, на какое-то мгновение изящный женский сапог встретился с не очень тщательно выбритым подбородком — и вот уже владелец автомата напрочь утратил интерес ко всему окружающему, погрузившись в беспросветную тьму. На время.

— Быстрее, не отставай! — рыкнул Михаил, увлекая девушку за собой. Где-то неподалеку находился Генка, но искать его было не время — он сам объявится, если дела будут очень уж плохи.

Лика, без труда поспевая за напарником, на бегу думала, что вмешался он зря. Конечно, порыв защитить ее должен быть оценен высоко — это трогательно и здорово, но не влезь он в это дело… Хотя, кто его знает, как бы оно повернулось? Все, что ни делается, делается к лучшему. Она рванулась к закрывающимся дверям вагона, но Михаил резко дернул ее назад, едва не вывернув сустав:

— Нет, сюда… за колонну…

Боевые навыки имеют огромное значение, и в этом вопросе Лика, пожалуй, дала бы Мишке сто очков форы, но в ряде других вопросов многолетний оперский опыт был ценнее. Предположение Михаила оказалось совершенно верным — двое обозленных донельзя милиционеров, выскочив на платформу через десяток секунд (третий находился в глубоком нокауте), не могли и представить себе, что парочка хулиганов находится всего лишь в нескольких шагах от них.

Бросив вслед уходящему поезду каскад сочных фраз — несколько женщин смущенно отвернулись, а какая-то бабушка при первых же словах демонстративно зажала уши малышу, по всей видимости внуку, — порядком помятые, все еще красные от боли и унижения менты стали что-то орать в рации…

Пока они приводили в чувство третьего, пока пытались докричаться до поста на соседней станции, Лика и Михаил тихо покинули подземку через второй эскалатор. Встретившись глазами с Геннадием, Мишка подмигнул ему и указал глазами в сторону вагона — езжай, мол. На такой случай у них было оговорено

место и время встречи.

Спустя немногим более получаса на станции появились два пассажира. Девушка с волосами, собранными в конский хвост, и в новенькой на вид курточке, весьма паршивого качества, и средних лет мужчина в широкой кепке-аэродроме и в ярком желтом пуховике.

Особых примет в виде шрамов, синяков или ссадин мужчина не имел.

Оба неторопливо продефилировали мимо озлобленных сотрудников милиции и, втиснувшись в вагон, благополучно уехали.

Петр набрал номер, по привычке стараясь делать это так, чтобы двое неприметных мужчин, которые шли за ним, как привязанные, уже минут пять, не смогли разглядеть цифр, долго вслушивался в гудки, мысленно загибая пальцы, и только после девятого бросил трубку на рычаг. Пробормотав: «Где же ты ходишь, зараза!» — исключительно для очень уж любопытных и подозрительных, он набрал номер снова. Теперь выждал только пять гудков.

Хвост он подцепил примерно полчаса назад. То, что до сих пор позади него маячили все те же две фигуры, коих он срисовал еще на выходе из метро, могло говорить либо о том, что его ведут лишь в качестве одного из потенциальных подозреваемых, а на всех таких подозреваемых никаких оперативников не хватит, либо о том, что эта парочка— хреновые профессионалы. Нельзя сказать, что они вообще ни черта не умели: довольно неплохо маскировались — заметить и выделить их в толпе мог только тот, кто и сам на этом деле собаку съел. Но двое — это несерьезно: для организации сколько-нибудь эффективного сопровождения требовалось, по крайней мере, пять-шесть человек и хотя бы две машины. Лучше — больше.

Несмотря на восторженные охи и ахи товарищей, сам Петр не переоценивал возможностей своего изменения внешности. Опытного человека все это не обманет — и потому, что приемы довольно избитые, и потому, что профессионал просто умеет видеть чуть глубже обычных внешних эффектов. Он и не полагался особенно на свой маскарад… Проблема в том, что именно сейчас наступило оговоренное заранее время связи, и если его упустить, то уже минут через пять абонент просто не снимет трубку.

Воспитанию своих сотрудников Петр уделял немало времени, поэтому все приемы отвлечения внимания сам отработал до автоматизма. Вот и сейчас он чисто механически бормотал себе под нос фразы, которые должны были убедить постороннего наблюдателя в том, что он каждый раз набирает разные номера. При этом Петра не интересовало, слышат его или нет. Если эта парочка — мастера своего дела, тогда наверняка слышат. Он вытащил из кармана записную книжку и стал водить по потрепанным страничкам пальцем, делая вид, что разыскивает забытый номер. Он не оборачивался, но спиной чувствовал повышенное внимание к своей персоне и весьма сожалел, что отложить звонок нельзя.

Петр набрал номер снова. В этот раз на том конце линии трубку сняли при первом же гудке.

— Это я, — бросил развязно Петр. — Ты че пропал?

— Пока все тихо, — ответил незримый собеседник. — Сидит дома, не выходит. В магазин бегаю сам. Признаков наблюдения не заметил. Шеф, ты телик-то смотрел?

— Ну.

— Шеф, я вас уважаю. Вы мне одно скажите: во всей этой лабуде хотя бы десять процентов правды есть?

— Да ты с дуба рухнул, братан, на хрен оно мне надо?

— Ага… я так и думал. Значит, какова теперь моя задача? Сидеть и не высовываться?