Арена
Шрифт:
— Ладно, молчу… — вздохнула девушка. — Ты прав, капитан. Не спорю. А вы втроем-то справитесь?
— Вчетвером, — жестко заявил Лигов.
Саша почувствовал, как на душе, несмотря на сложность их положения, становится легко. Дан сделал свой выбор и теперь пойдет с ними до конца. Может быть, он не такой уж хороший боец, но без его знаний задуманный план обречен на провал.
— Спасибо, Дан, но все-таки втроем. — Неизвестно, умел ли Лигов читать эмоции по глазам, но если умел, то понял всю степень признательности и дружеских чувств, которые оставались невысказанными. — Ты сейчас наш
Лигов склонил голову в знак согласия.
— Теперь следующее. Забудьте о машинах, в том числе и о такси. На дорогах сейчас повальные проверки, рисковать не стоит. Забудьте об автобусах: пассажирам скучно, они разглядывают соседей и могут вас узнать. Лучше пользуйтесь метро, там редко люди глядят по сторонам — в переходах бегут, а в вагонах читают или дремлют…
— Прописные истины, — фыркнул Петр.
— Не спорю — считай, что просто напоминаю. Старайтесь не держаться в кучке.
Фраза получилась мрачной, но смысл все поняли правильно. Если задержат кого-то одного, это будет очень и очень плохо, но двое других смогут, возможно, помочь. А вот если возьмут всю троицу — никто не успеет прийти на помощь.
— Хорошо, принимается, — кивнул Петр, и Саша понял, что в тройке поисковиков лидер именно детектив, который и продолжил деловито: — Тогда следующий вопрос. Маскировка. С Ликой все понятно — женщинам не привыкать менять внешность. Миша, тебе бы голову обрить…
— Не надо, — сказала вдруг Анжелика.
— Почему? — недоуменно уставился на нее Петр.
— Жалко, — она беспомощно улыбнулась, — такие волосы… Когда еще отрастут.
Сердце Михаила застучало вдруг с такой силой, словно решило выпрыгнуть из груди и устроить прямо на столе бешеный танец. От счастья. Лицо запылало, он чувствовал, как стремительно краснеет.
— А я с удовольствием «облысею», — сгладил неловкость Геннадий. — Откровенно признаться, давно собирался, да все духа не хватало.
— Дан, когда мы сюда добирались, я тут круглосуточный магазинчик видела, в нем всякую всячину продают, — затараторила Лика, стараясь не замечать красного, как после бани, лица Михаила. — Я тут тебе списочек накидаю, надо будет кое-что купить. Клянусь, никто нас не узнает.
Приготовления заняли не один час, и никому нормально поспать не удалось. Может быть, перед началом активных действий это было и не слишком правильно, но выбор отсутствовал. Зато результат того стоил.
Вполне вероятно, что Лика была отличной переводчицей. Очень может быть, что она по праву занимала место в Команде. Но после того, что она сотворила с мужчинами, все поняли — в ней умер поистине великий гример. Даже близкие родственники, наверное, не узнали бы членов собственной семьи.
Бритый наголо Геннадий не просто не походил сам на себя, а олицетворял полную противоположность сотрудника милиции. Добавить еще цепь в палец толщиной — получится эдакий бычок, не настолько накачанный, как вошедшие в многочисленные анекдоты «шкафы», но что-то довольно близкое.
Михаил
Саша сменил масть — теперь он был мелированным, как зебра.
Больше всего досталось Женьке. Малой отчаянно, до крика, возражал против предложенного Ликой варианта, но в конце концов ему пришлось скрепя сердце признать, что идея прекрасная, хотя чувствовал он себя отвратительно. Он, как и Саша, сменил окраску, только несколько в ином смысле. В смысле — поголубел. Косметика на глазах была видимой — то есть не бросалась в глаза, но любому становилось ясно, что она присутствует. Правда, над манерами ему еще предстояло поработать. Женька должен был дополнять маскировку Трошина, изображая его «пару». Сейчас, когда геев в Москве немерено, появлением на улице в таком виде сложно кого-нибудь удивить. Даже если отдельные невоспитанные граждане и пялятся на «сладкую парочку», то видят перед собой лишь объект для осуждения (восхищения, презрения — дополнить по вкусу), не замечая лиц.
Борис стал лысым. Не бритым — а именно лысым, со здоровенной плешью, явно чем-то смазанной для получения характерного блеска, с остатками волос, неожиданно поседевших. Несколько волосинок старательно укрыли лысину, как будто стыдливо ее маскируя. Пара чуть заметных штрихов карандаша вкупе с сединой прибавили ему чуть ли не двадцать лет сразу, а найденная в прихожей палочка с резным набалдашником вполне довершила образ. Ни у кого не повернулся бы язык сказать, что этому старому, простите, пердуну всего лишь тридцать семь.
Петр вполне смог сам справиться с изменением собственной внешности. И для этого ему не понадобились ни краска, ни косметика: чуть прищурил глаза, чуть оттопырил губу, что-то (вату, наверное) засунул за щеки, небольшой сверток на живот — и получился одутловатый, не в меру упитанный евин, изнемогающий от презрения ко всему миру.
Когда Михаил увидел, что Лика сотворила с собой, он сначала чуть не прыснул со смеху, а потом просто расстроился. Изящная, подтянутая девушка превратилась в дешевую шлюху — вульгарно накрашенную, немолодую, с давно немытыми волосами. Цветом волос пришлось пожертвовать — отчаянно ярко-рыжая грива Анжелики могла привлечь лишнее внимание.
— Твои волосы! Эта краска… Она смоется? — жалобно выдохнул он.
Лика подошла к нему, привстала на цыпочки, очень нежно, самыми кончиками кричаще-ярких губ чмокнула его в кончик носа, стерла ладонью помаду и шепнула:
— В любой момент! Не волнуйся.
Но поволноваться Мише пришлось. Новый имидж Лики никак не предусматривал наличие обтягивающего броне-комбинезона. Если мужчинам было не слишком сложно натянуть поверх брони нормальную одежду, то девушке такой вариант не подходил. Миша утешил себя мыслью, что все время будет рядом и, если что, сможет защитить ее.