Арест
Шрифт:
Дверь открывается, раздаются шаги. Тяжелая мужская поступь. Уверенная походка хищника.
Я не оборачиваюсь, не спешу взглянуть на противника. Незачем торопить события, нам и так предстоит схлестнуться.
Его присутствие уже давит на меня. Хоть он пока ни слова не произнес, ничего не сделал. Но сзади будто наваливается каменная плита.
Еще несколько шагов, а потом тишина.
Он замирает за моей спиной.
Выжидает? Изучает?
— Адам.
Этот голос проникает в плоть
— Ч-что?
Я закашливаюсь, закрываю рот ладонью, сгибаюсь пополам. Лихорадочный озноб сотрясает тело.
— Меня зовут Адам, — следует спокойное разъяснение.
Теперь я вздрагиваю от каждого его шага. И сердце колотится так сильно, будто жаждет разорвать грудную клетку. Я стараюсь вернуть себе самообладание, только получается не слишком успешно.
Он обходит меня и усаживается напротив. Нас разделяет стол, но впечатление такое, будто этот мужчина держит меня за горло.
— Вы нервничаете? — спрашивает невозмутимо.
— Да, — перевожу дыхание, натянуто улыбаюсь: — Ведь я опять на допросе. Причем по непонятной причине.
Он не сводит с меня тяжелого взгляда, точно изучает с помощью скрытого рентгена. А потом резко подается вперед, и я не отклоняюсь и не отскакиваю лишь потому, что целиком и полностью загипнотизирована. Подчинена, скована незримой силой по рукам и ногам.
— Дыхание участилось, зрачки расширены, — он почти касается моих губ своими губами, когда говорит это. — Вы возбуждены или просто под кайфом?
Я расстегиваю пиджак, снимаю, небрежным движением перебрасываю через спинку стула.
— Хотите проверить мой пульс? — интересуюсь с издевкой.
— Вы знаете, что здесь нет камер? — звучит как явная угроза.
— Но кто-то есть за тем стеклом, — парирую я.
— За нами наблюдает лишь Господь Бог, — усмехается он, прибавляет: — Или Дьявол. В кого вы больше верите?
— Это действительно часть допроса?
— Я проверяю вашу реакцию.
— Похоже, вас не смущает то, что я не отвечаю.
— Я и без ваших ответов все прекрасно понимаю.
Во рту пересыхает.
Жадно вглядываюсь в его лицо.
Прежде та ночь казалась далекой и нереальной. А теперь я словно ныряю в прошлое и заново все переживаю. Рев сирены, ослепительный свет фар. Битое стекло. Память оживает, картинка складывается воедино по фрагментам.
Он выше и крупнее, чем я запомнила. Широкие плечи, мощные руки. Это заметно даже через строгий деловой костюм. Мускулы отчетливо прорисовываются даже сквозь светлую ткань его рубашки.
Возраст трудно определить. Тридцать? Сорок? Больше? Возможно, он ровесник моего отца. Если бы не морщины в уголках глаз и не седина на висках, я бы решила, что он не старше меня.
Его
Коротко стриженные черные волосы. Высокий лоб. Ровный нос. Тяжелая челюсть. Это только незначительные штрихи портрета. Мой взгляд задерживается на тонких губах, что змеятся в усмешке, и сердце пропускает удар.
— Вам нравится то, что вы видите? — спрашивает Адам.
Я хочу дотронуться до него. Потребность на грани боли. Настоящее безумие. Я пытаюсь обуздать собственные эмоции. Только напрасно.
— Не совсем, — отвечаю глухо.
— Вас уже вызывали на допрос.
— Бесполезная трата времени.
— Не хотите помочь расследованию.
— Мне нечем помочь.
— Выходит, вы не в курсе дел собственного отца.
— Да, выходит именно так.
— Странно.
Вроде ничего особенно не произносим, но чувство, будто ходим по краю.
— Я почти год не живу с родителями, мы практически не общались, — озвучиваю давно заученный текст. — И если бы не вся эта ситуация, вряд ли бы встретились снова. По крайней мере не в ближайшие несколько лет.
— Но раньше вы проживали вместе.
— Как и многие другие люди.
— Вам могли открыться некоторые секреты.
— Я ни дня не работала с отцом. Никак не пересекалась с его компанией. Оплачивал ли он мое обучение? Да. Содержал? Да. Были ли эти деньги грязными? Понятия не имею. Если честно, мне наплевать. Я ушла из дома и теперь я независима. Мы уже никак не связаны.
— Но год назад вы общались довольно тесно.
— Отец бы и близко не подпустил меня к документам.
— Значит, когда вам исполнилось восемнадцать лет, вы не летали с отцом в одну экзотическую страну и не открывали там личный счет?
Я стараюсь не показать волнения. Но я задерживаю дыхание на пару мгновений, и это не укрывается от моего дознавателя.
Он называет дату. День. Месяц. Год. Четко, точь-в-точь.
И я чувствую, как ледяной пот струится по спине, пробегает капля за каплей вдоль позвоночника.
— Я не понимаю, о чем речь, — заявляю ровно.
— Может быть, фотографии освежат вашу память?
Только сейчас я замечаю черную папку в его руках. Он открывает ее, раскладывает снимки на столе.
Я и отец. В том самом банке. Открываем тот самый счет.
Но мое внимание быстро переключается с фотографий на пальцы, которые их держат. Длинные, крупные.
Я облизываю губы.
— Вы хотите посадить меня? — криво усмехаюсь.
Он усмехается в ответ.
— Следуйте за мной, Ева.