Аргентинец
Шрифт:
«Барыню» действительно нельзя было оставлять большевикам. Она была одним из самых быстроходных судов. Ее построили три года назад и вместо парового она имела дизельный двигатель. Багров несколько раз приглашал Жору покататься: это был корабль будущего.
Пока Нина расспрашивала Саблина о подробностях, Жора с Еленой потихоньку выскользнули из дома. Тропами, через кусты, они спустились к Нижне-Окской набережной, где рядом с водонасосной станцией жил Постромкин, лоцман, служивший у Багрова.
Жора оглядел пустынную улицу: никого. Шмыгнули в подворотню, постучали в окно.
— Кто тут?
— Постромкин, это я! — прошептала Елена. — Впусти нас!
Семейство лоцмана жило в маленькой двухкомнатной квартире.
— Ступайте на кухню, — проговорил он, передавая Жоре коптилку. — Мои все спят, так что тихо.
Сели вокруг изрезанного ножами стола.
— Ну, что у вас? — спросил Постромкин. Он был в одних кальсонах; на заросшей жирной груди поблескивал медный крестик. Елена не знала, куда глаза девать, — стеснялась.
Жора пересказал все, что слышал от Саблина.
— Знаю, — хмуро сказал Постромкин. — Всех наших мобилизовали: и ваняев, и водолива [26] , и старшего механика, и меня…
— Неужели пойдете? — ахнула Елена.
— Бабу мою, сказали, расстреляют, если не пойду.
— Надо сжечь «Барыню»! — твердо сказал Жора. — Облить борта керосином… Где она стоит?
— Да тут и стоит — напротив извозчичьей биржи.
— Охрана есть?
— А то!
Жора помолчал, думая.
26
Ваняями называли волжских матросов; водоливами — капитанов барж.
— Нам потребуется лодка и керосин, — наконец сказал он. — Подплывем со стороны реки…
Постромкин взглянул на него оторопело:
— Ну, ты отчаянный!..
Елена взяла Жору за руку, стиснула его ладонь:
— Постромкин, мы сами все сделаем: помоги нам!
Тот ушел и вернулся уже одетым:
— Сидите здесь — я сейчас буду.
5
Его не было больше часа.
— А он точно надежный? — спросил Жора.
Елена возмущенно вскинула брови:
— Они с отцом вместе бурлаками ходили по Волге. Такие тяжести перетаскивали — уму непостижимо. В этих артелях люди как братья становились: по-другому нельзя, когда на человека по двести пудов груза приходится.
Жора обнял Елену, поцеловал в мягкие волосы.
— Товарищ, верь: взорвется порох, За всё расплатимся сполна, И в милицейских протоколах Напишут наши имена!Елена засмеялась и вдруг прервалась: на пороге появилась босая простоволосая женщина в длинной рубахе.
— Дети… Ведь совсем дети! — запричитала она. — Он в ЧК побежал, ирод-то мой, сдать вас решил! Уматывайте отседова!
Глава 23
1
— Война, товарищ Рогов! — взволнованно закричал Леша Пухов. — Нас включили в состав Второго Петроградского полка: в четверг выступаем в направлении Казани. Поедем на военном транспорте «Нахимовец», через Мариинскую систему. Вы с нами, так что собирайтесь.
Путь на Казань шел через Нижний Новгород.
— Никак на фронт собрались? — спросил Хитрук, оглядывая Клима, когда тот зашел к нему попрощаться. Вид у аргентинского переводчика с китайского на русский был весьма колоритен: новенькое, только что со склада, обмундирование и все то же длиннополое серое пальто, пошитое у лучшего портного на Calle Florida [27] в Буэнос-Айресе.
— Я еду в Нижний, — отозвался Клим.
Хитрук отвел глаза:
27
Улица Буэнос-Айреса, где располагались дорогие магазины и ателье.
— Ну, с богом, с богом…
Он хлопал себя по карманам в поисках зажигалки, ворчал, чертыхался и делал вид, что не замечает протянутой ему руки.
— Спасибо за все, Борис Борисович, — сказал Клим, поднимая с пола вещмешок.
Дурга встретила его на лестнице.
— Уж и не знаю, чего вам пожелать… — проговорила она сердито. — Уезжайте скорее, а то я что-нибудь ляпну, нечаянно вас прокляну, и вы в первом бою схлопочете пулю.
2
Военные суда едва пробирались по обмелевшим за лето рекам. На Шексне двадцать восемь столетних шлюзов на подъем и четыре — на спуск. Деревянные камеры ветхие, неглубокие — пришлось перегрузить и уголь, и боеприпасы на баржи; воду и ту спустили из паровых котлов. До самого Рыбинска шли на буксирах, со средней скоростью два с половиной узла. Иногда приходилось простаивать у шлюзов по полдня — ждать, пока в верхнем бьефе накопится вода.
Клим истомился: мерил шагами раскаленную палубу, смотрел из-под ладони на старые монастыри с башнями и бойницами, на заливные луга с рядами косцов. Пахло травой и тиной.
Леша Пухов приставал к разленившимся от жары китайцам:
— Как по-вашему будет «здрасьте»?
Китайцы что-то объясняли ему и радостно гоготали, Леша тоже заливался тонким смехом. Он не догадывался, что они опять подшучивали над ним: учили, чтобы он сам себя называл ругательными словами.
После ужина Клим прятался на корме за спасательной шлюпкой— чтобы побыть в одиночестве и отвязаться от китайцев, которым все время надо было что-то переводить.
Но и тут Леша Пухов отыскивал его. Садился рядом, зажимал худые руки между коленок.