Архимаг
Шрифт:
— Он подготовился заранее… — счастливо прошептала Ванесса, вертя пузырек. — Он знал и заранее сварил лекарство!
— И нарочно поставил на самое видное место, — подчеркнул Мао. — Бутылочка, между прочим, стояла прямо здесь, в центре стола.
— Лучше бы хозяин кого-нибудь предупредил, — сказал Хубаксис. — Тогда бы и искать не надо было…
— Не успел, наверное, — вставил словечко Бат-Криллах. — Или забыл.
Ванесса осторожно поднесла пузырек к губам Креола, заранее морщась — такое амбре издавало это лекарство. Банальное человеколюбие требовало дать ему чего-нибудь сладкого — запить, но в магической книге было четко сказано: «Точно соблюдать рецептуру! Не разбавлять! Принимать единым глотком, ничем не запивая!» И ещё девушка усиленно отгоняла от себя мысль о том, что в состав зелья входят человеческие мозги. Всего лишь капля, но все равно…
По крайней мере, действовало оно отменно. Чернота почти мгновенно сошла с лица мага, вновь сменившись желтизной, а потом кожа чародея приняла естественный коричневатый цвет. Глаза открылись, сверкнув на присутствующих серой сталью, и Креол все ещё слабым голосом пробормотал:
— Благодарю…
— Хозяин, хозяин! — счастливо запищал Хубаксис, подбираясь поближе.
— Не прикасайся ко мне, раб, от тебя воняет! — брезгливо поморщился Креол, потянув носом.
— Узнаю старого доброго Креола… — слабо улыбнулась Вон.
Через десять минут маг был уже в полном порядке. Он наскоро произнес заклинание Исцеления, окончательно избавляясь от болезни, и с хрустом потянулся.
— Я хочу есть! — громогласно заявил он.
— Еще бы! — фыркнула Ванесса. — Ты, фокусник задрипанный, ты чего меня не предупредил, что можешь заболеть? Кстати, это незаразно?
— Теперь уже незаразно, не бойся…
— Еще сюрпризы будут?
— Что будет?.. — нахмурился маг. — Почему я не знаю этого слова?
В дверь постучали. Этот стук — частый, уверенный, ясно говорящий, что дверь сейчас распахнется, вне зависимости от того, скажут или нет — «Войдите!», Ванесса узнала бы из тысячи. Так стучала только её мама.
— А ну брысь! — шикнула она на разнокалиберную нечисть.
Хуберт молниеносно испарился, Хубаксис улетел сквозь стену, Бат-Криллах снова забрался под диван.
Агнесс Ли ворвалась словно вихрь, недоуменно моргнув при виде когтистой лапы, исчезающей под диваном. Демон опоздал на какое-то мгновение. Впрочем, она не подала виду, вероятно решив, что ей померещилось.
— Дорогой умоляю прости я так виновата так виновата знаю что мы только что приехали но это ужасно срочно я просто не могу подвести своих товарищей самолет через два часа надеюсь ты не обидишься билеты уже заказаны такой неожиданный звонок я ждала его неделей позже ещё раз прости! — единым духом выпалила она.
Креол поморгал, пытаясь вычленить из этой тарабарщины смысл, но он так и остался неизвестным. Зато Вон с отцом слушали совершенно спокойно: за годы общения с мамочкой они успели приноровиться к её манере вести беседу.
— И что на этот раз? — невозмутимо поинтересовался Мао. — «Зеленые»? Борьба за мир? Защита феминизма?
Дело в том, что Агнесс была очень кипучим человеком. В советские времена таких людей называли активными общественниками. Однако в бывшем СССР подобные порывы как-то все-таки упорядочивали (хотя тоже не лучшим образом)… А вот в США так и не удосужились изобрести способы воздействия, которые позволяли бы приводить не в меру активных дам в чувство. Потому-то Агнесс и выплескивала свою бурную деятельность на все подряд. Сегодня она летела на конференцию в Гааге по спасению китов от вымирания, а завтра защищала право каннибалов на самовыражение путем поедания себе подобных. Она числилась членом доброй дюжины всевозможных обществ, причем во всех занимала достаточно высокий пост. Она боролась за все подряд. Или против всего подряд, как уж карта ляжет. Особенно её кипучесть усилилась в последние годы. Мао давно притерпелся ко всему этому и только пожимал плечами, когда Агнесс неожиданно сообщала, что прямо сейчас улетает во Вьетнам — помогать ветеранам войны — и к ужину её ждать не стоит.
— Я знала что ты поймешь это съезд художников-абстракционистов борющихся за свои права на свободное творчество в Амстердаме не везде ещё люди осознали что искусство не знает пределов и может быть каким угодно он продлится три-четыре дня возможно и целую неделю. Уж через десять дней я точно вернусь но может быть ты полетишь со мной я ещё успею купить второй билет.
— Нет-нет, — испуганно отказался несчастный муж. — Не хочу тебе мешать…
Агнесс довольно кивнула. Действительно, в подобных мероприятиях муж становился для нее обузой.
— Но как же дом? — безнадежно поинтересовался он.
— Ах займемся этим когда я вернусь прости я знаю что ты бы с удовольствием сделал все сам но у тебя совершенно нет вкуса ты вполне можешь приобрести что-нибудь вроде этого кошмара прости девочка моя но это так уверена что вы с Ларри будете не против если Мао пару деньков поживет с вами у вас ведь такой большой дом.
— Я только «за»… — обняла отца Ванесса. — А ты?
— А? — дернулся Креол, зачарованно созерцавший Агнесс. Ему не верилось, что её рот все-таки закрылся.
— Ты не возражаешь, если папа поживет недельку водной из свободных комнат?
— Почему нет? — пожал плечами Креол. Агнесс вызывала у него исключительно глухое раздражение, но её муж был куда более симпатичной личностью. — Я не возражаю, женщина, отправляйся в свой… куда ты там собралась, — неловко закончил он.
— Послушайте Ларри вы очень милый молодой человек но вам явно не повредит пройти курсы хороших манер, — возмущенно выпалила Агнесс. — Одна из моих знакомых как раз проводит такие курсы если хотите могу порекомендовать а то это же просто ужас что такое!
— Не переживай, мама, просто в его родных местах так принято, — ласково пропела Ванесса, обняв мать за плечи. — Но мы над этим работаем, правда?
Креол тупо уставился на нее, не понимая, чего от него опять добиваются.
— Правда? — ещё ласковее переспросила девушка, незаметно наступив ему на ногу.
— Да!!! — выпалил маг, еле сдерживаясь, чтобы не заорать. Вон весила от силы килограммов пятьдесят пять, но ему показалось, что по ноге прошелся бегемот, да непростой, а страдающий ожирением.
Агнесс ещё раз покосилась на Креола. Ярая феминистка, она не переносила само это слово — «женщина» — и считала, что оно унижает женское достоинство.
— Провожать меня не надо, — все ещё сердито сообщила она. — Я вызову такси.
Ванесса немедленно заверила маму, что никакого такси не нужно, что она будет просто счастлива отвезти её в аэропорт, что она её очень любит и все такое. Девушка четко усвоила, что, если этого не сказать, мамаша здорово обидится и будет потом долго дуться. Такое случалось уже не раз.