Архипелаг Исчезающих Островов
Шрифт:
– Пошли! Пошли! – закричали на баке. Тахометр, отсчитывающий скорость хода корабля, затикал быстрее. Ничего не изменилось на гладкой водной поверхности, но корабль рванулся вперед, будто растреноженный конь.
– Ход двенадцать узлов! – повеселевшим голосом доложил механик, поднимаясь на мостик.
За ним взбежал по трапу улыбающийся Сабиров. Он держал в руке раскрытый вахтенный журнал, которым размахивал из стороны в сторону.
– Будто дьякон с кадилом! – недовольно сказал Федосеич. – Что это вы, старпом? – Хочу, чтобы чернила скорей просохли, товарищ капитан.
Мы увидели огромную жирную кляксу, расползающуюся по странице.
– Как неаккуратно, товарищ Сабиров! – упрекнул Федосеич. – Ведь журнал, официальный документ!
– А это не я, Никандр Федосеич! Под кляксой было написано:
“След толчка. 8 августа в 19.15 корабль вошел в “мертвую воду”. В 19.21 вышел из нее”.
Выяснилось, что старпом просматривал в каюте вахтенный журнал, когда корабль резко сбросил ход. Чернила выплеснулись от толчка на бумагу – чернильница сама, без помощи Сабирова, отметила удивительное происшествие!
– Здесь неточно, надо дописать, – сказал я, прочитав запись. – Добавьте: 8 августа в 19.15 корабль пристроился в кильватер судну неизвестных землепроходцев XVII века.
Федосеич и Сабиров недоумевающе переглянулись. Механик, удивившись, вынул трубку изо рта. Только Андрей понимающе кивнул.
– Я не шучу, – продолжал я. – “Мертвая вода” – это как бы веха на пути… Помнишь “мертвую воду”, Андрей Иванович? Из “скаски”?..
– Ну, как же!..
Стало быть, это не выдумка, не яркая сказочная подробность, как можно было предположить, а нечто вполне реальное!
Очень важно для нас было убедиться в том, что храбрый корщик Веденей, опередивший наш корабль на три столетия, не фантазировал, а описывал факты, хотя зачастую не умел дать им правильное истолкование.
– Выходит, идем верно, – пояснил я капитану, Сабирову и механику. – На одном конце пути – “мертвая вода”, о которой писал Веденей, на другом – Земля Ветлугина, которую он видел со своими товарищами.
– Вполне убедительно, – согласился механик. Пройдя “мертвую воду”, “Пятилетка” взяла курс на северо-восток, повторив в точности маневр землепроходцев, направивших в этом месте свой коч “промеж сивер на полуношник”.
Вечером в кают-компании было оживленнее обычного.
– Чего же ждать теперь? – спрашивали меня и Андрея участники экспедиции. – Если верить Веденею, на нас должен напасть водяной?..
– Предупредите заранее, Алексей Петрович: фотоаппараты приготовим!
– Лучше тралом его, проклятого, а потом – препарировать!
– Нет, тут уж, Андрей Иванович, как хотите, взял Веденей греха на душу…
Мы с Андреем улыбались, пожимали плечами, отмалчивались.
Глава четвертая
К ЗЕМЛЕ ВЕТЛУГИНА НАПРОЛОМ
Мы сами не ожидали, что через полтора дня будем наблюдать и вторую “сказочную” веху, о которой писал Веденей.
Пловучие льды находились еще далеко. Сколько ни смотрели вахтенные в бинокли, белесого “ледяного неба”, предвестия пловучих льдов, видно не было. Облака на горизонте казались очень темными. В противоположность “ледяному”, это было так называемое “водяное небо”, отражение больших водных пространств.
Однако я понимал, что долго так продолжаться не может. Ветер должен был перемениться. И с ночи он начал меняться. А к утру разыгрался шторм.
Наша молодежь, которой прискучило плавание вдоль берега, не уходила с палубы. Каждый хотел поскорее “оморячиться”. Даже Союшкин, имевший зеленоватый вид, стоически мок наверху и, косясь на вскипавшие и опадавшие за бортом холмы с белыми прожилками пены, толковал о чем-то ученом, кажется об элементах волн.
Я с удивлением узнал, что наш Сабиров, “старый морской волк”, совершивший кругосветное плавание, плохо переносит качку. По временам ему делалось совсем нехорошо. Но он преодолевал нездоровье, ни в чем не давал себе поблажки, даже не присаживался, и с обычным рвением выполнял свою работу.
– Некогда раскисать, нельзя раскисать, – пояснил он мне шепотом, заставляя себя улыбнуться. – Попробуй прилечь на минуточку – и готов!.. Уже не моряк, а пассажир, конченный человек!
– Неужели это с вами всегда так? – посочувствовал я.
– После долгого перерыва в плавании – всегда, Алексей Петрович. Вы только девушкам не рассказывайте. Они не поймут этого… А чем я виноват, что у меня такой аппарат равновесия в среднем ухе? У одних он лучше отрегулирован, у других хуже. У меня хуже. В общем, неуравновешенный человек! – Он засмеялся. – Ну, и что же? Из-за какого-то среднего уха отказываться от любимой профессии? Дудки! Нет, ничего, Алексей Петрович, я приноровлюсь, я втянусь! Ведь учтите: год без малого околачивался на берегу. Госпиталь, санаторий, то да се… А море не любит этого. Оно – как ревнивая жена. Вот и достается сейчас!..
Сабиров извинился и побежал на бак, заметив там непорядок. За ним вразвалку протрусил боцман.
Наш приятель так старательно “приноравливался” и “втягивался”, что уже через час или полтора полностью стряхнул с себя нездоровье. Теперь он с состраданием поглядывал на тех молодых научных сотрудников, которых с непривычки укачало. Союшкина даже помог препроводить по трапу вниз – бережно, под руки, как захмелевшего архиерея.
Мой аппарат равновесия, по счастью, “отрегулирован” лучше, чем у многих других, поэтому я не испытывал никаких неудобств от шторма. Однако мне не нравилось направление ветра. Ветер был нехорош. Он дул с севера, из недр Арктики.
Видимо, почти безмятежное плавание “Пятилетки” по чистой воде заканчивалось. Надо было ожидать, что вскоре северный ветер пригонит навстречу пловучие льды.
Таково было мнение и Федосеича.
Но перед этим довелось увидеть довольно редкое зрелище – образование донного льда.
Шторм уже утих к тому времени. Море было совершенно спокойно, будто и не бушевало несколько часов назад.
Внезапно на поверхность всплыли огромные массы мелкого льда и окружили корабль со всех сторон.