Архив Троцкого (Том 3, часть 1)
Шрифт:
«Теоретическая критика империализма у Каутского поэтому и не имеет ничего общего с марксизмом, что эта критика обходит и затушевывает как раз самые глубокие и коренные противоречия империализма: противоречия между монополиями и существующей рядом с ними свободной конкуренцией, между гигантскими «операциями»... финансового капитала и «частной» торговлей на вольном рынке, между картелями и трестами, с одной стороны, и некартелированной промышленностью, с другой, и т.д.» (том, XIII, с. 328).
Но, может быть, у Бухарина имеются новые, неопровержимые, конкретные данные, которые делают необходимым такое исправление проекта V конгресса, хотя бы в разрез с теорией Ленина? В этом случае мы, разумеется, не стояли бы на догматической точке зрения. На XV партсъезде Бухарин представил такие «данные». К сожалению, они очень далеки не только от неопровержимости, но даже от самой простой убедительности. Это просто жалкие доказательства. Их четыре. Вот они:
1. В Германии стальной и химический тресты сосредоточивают в своих руках до 80% каждой отрасли. Такая же часть производства электроэнергии сосредоточена в руках государства и муниципалитетов страны.
2. В Италии Муссолини переделал конституцию на корпоративныи лад[50].
3. Япония эволюционировала к капитализму при большей сравнительно роли самодержавного государства в экономической жизни страны, чем в других странах.
4. В Вене муниципалитет, руководимый социал-демократами, ведет большое жилищное строительство и держит в своих руках ряд крупных предприятий.
Вот и все доказательства. Из крупнейших могущественнейших стран финансового капитала — Америки, Англии, Франции, Германии, на которых только и можно изучать тенденцию развития современного империализма, названа одна Германия. Остальные просто забыты. В отношении же последней в качестве примера госкапитализма приведены две крупнейших частнокапиталистических монополии. Следующий пример более хитроумен, но не более убедителен: всем известно, что электроснабжение, газовые заводы, почта, телеграф и во многих местах железные дороги в самые либеральные времена находились в наибольшей своей части в руках государства, муниципалитетов, кооперативов и др[угих] тому подобных организаций и учреждений[51]. Это вовсе не случилось только после V конгресса. Вообще же указывать на процент производимой государственными предприятиями электроэнергии для доказательства роста госкапитализма и не указывать удельного веса этих предприятий во всем народном хозяйстве можно только при большой нужде в аргументах для подкрепления своей теории.
По той же причине, по-видимому, Бухарин пользуется итальянской конституцией как доказательством... госкапитализма. Организация государственной власти на основах представительства разных слоев, профессий и организаций буржуазии способствует концентрации государственного аппарата в руках фашистской партии, но отнюдь не ведет обязательно к концентрации хозяйства в руках государства, к отмене частной собственности и к созданию «коллективного капитализма», а тем более «умерщвлению» конкуренции, анархии и пр. Наконец, японский и венский аргументы настолько серьезны в качестве доказательства мировых тенденций[52] к «единому» госкапиталистическому тресту, что просто не заслуживают того, чтобы их опровергать.
Отношения между империалистическим государством и финансовым капиталом гораздо лучше характеризуются термином «трестификация государства», чем устанавливаемой Бухариным тенденцией к госкапитализму. Последняя означает подчинение капиталистического хозяйства государству, первая же обозначает превращение государства и его политики в явное голое орудие трестов, союзов капиталистов и магнатов капитала. В реальной действительности послевоенного времени сращение между государственным аппаратом и капиталистическими организациями происходит в такой форме, что есть основания говорить о трестификации государства, как противоположной госкапитализму тенденции, т. е. о подчинении буржуазного государства хозяевам промышленности и банков.
Для спасения своей точки зрения Бухарин, столь любящий в других случаях строго формальную точность в терминологии и классификации, в данном случае нарочно игнорирует важнейшее в процессе сращения государства с капиталистами различие: происходит ли это сращение в форме подчинения государственного аппарата хозяйственным организациям буржуазии или, наоборот, в форме подчинения последней регулирующей, контролирующей и хозяйственно-управляющей функции государства. Только в последнем случае может идти речь о госкапитализме. В первом же случае «сращение» обозначает только освобождение от прежних прикрытий и промежуточных инстанций, непосредственное подчинение государства — его аппарата — империалистической буржуазии.
При исследовании этого вопроса форма, в которой происходит это сращение, и вопрос о том, какая из сторон получает при этом преобладание — имеют самое важное значение. А Бухарин, взявшийся за исследование новых хозяйственных форм империализма, сознательно игнорирует формы сращения хозяйства и государственного капитализма.
Вся теория Бухарина родилась как одностороннее и раздутое до размеров универсальной теории обобщение частичного опыта по регулированию хозяйства в нескольких странах,— главным образом, в Германии и во время мировой войны. Но за годы послевоенного развития буржуазия отменяла и уничтожала одно за другим осуществленные во время войны госкапиталис-тические мероприятия. Термин «военный социализм», которым эти мероприятия обозначались, приобрел у буржуазии оттенок пренебрежения и ненависти. Буржуазия идет дальше и борется за «разгосударствление» искони государственных предприятий. Такова была борьба стиннесовской группы[53] промышленников за изъятие из рук государства железных дорог[54], что частично осуществлено при помощи «плана Дауэса»[55]; такова широко ведущаяся теперь в Германии и Америке авторитетными капиталистическими организациями пропаганда против государственного хозяйства, причем госкапитализм «добродушно смешивается с социализмом и даже большевизмом, хозяйственное банкротство которого приводится обязательно как классический аргумент против всякой непосредственно хозяйственной деятельности государства» (Лапинский). Такое же бешеное сопротивление оказывают в Англии угольные бароны идее национализации горной промышленности даже с выкупом. О Франции говорить нечего: там никто не думает об огосударствлении и никто не боится его. По теории же Бухарина выходит, что «прежнее сопротивление идеям «государственного социализма» (т.е. государственного капитализма) должно исчезнуть. Передача управления государственно-капиталистического треста формально независимому государству (мы говорим об экономическом регулировании с обеспечиванием твердого дохода) по существу не меняет дела. Зато она сулит и некоторые преимущества. Оппозиция «огосударствлению» идет сейчас лишь из рядов торгового капитализма, отраслей, значение которых убывает и посреднические функции которых становятся при непосредственном контроле государства излишними»[56].
По Бухарину, следовательно, финансовый капитал «должен» добровольно передавать государству управление хозяйством. Но финансовые магнаты на это не согласны, и в действительности частные монополии ведут ожесточенную борьбу против государственных и конкурируют с ними. Тем самым возникновение отдельных государственно-капиталистических предприятий не уменьшает анархии и конкуренции, а, наоборот, увеличивает ее. К прежним противоречиям прибавляется новое противоречие и новый вид конкуренции: между частной монополией и государственной.
Если воспользоваться терминами, которые применяет проект программы в отношении «военного коммунизма» и «нэпа», то с большим основанием, чем о последних, можно сказать: военный социализм или, точнее, государственный капитализм как система не есть «нормальная» экономическая политика финансового капитала и еще меньше его хозяйственная форма. Известные под этими названиями попытки регулирования и планирования хозяйства при власти буржуазии в изолированной от мирового рынка Германии 1914-1918 гг. были вызваны условиями войны, носили временный характер — не в смысле переходном, а в смысле эпизодическом — и при исчезновении этих исключительных условий, созданных войной, уступили место «свободной хозяйственной деятельности» капиталистов, т.е. их неограниченному распоряжению благоприобретенной собственностью. Буржуазное государство не может отнять у буржуазии ее собственность или вести политику, систематически ограничивающую пользование ее. Существенные и длительные ограничения, а тем более уничтожение частной собственности, кладущее начало новому строю имущественных отношений, могут быть не результатом самопроизвольной экономической политики финансового капитала, а следствием классовой борьбы пролетариата. Вот почему Ленин считал возможным и необходимым выставлять государственно-капиталистические лозунги (принудительное синдицирование и рабочий контроль) на знамени борющегося за власть пролетариата.
Руководствуясь своей неправильной теорией, тов. Бухарин с самого 1917 г. и поныне восстает против переходных требований, неизбежно идущих в наше время по линии госкапитализма. Результатом этого, по-видимому, и является эклектическая и путаная формулировка в проекте программы К[оммунистического] И[нтернационала] вопроса о частичных лозунгах.
а) Как решался этот вопрос Лениным и прежними конгрессами Коминтерна