Архивных сведений не имеется
Шрифт:
– Так что же тогда делать?
– Все, что было до этого, – прелюдия к основным событиям, поручик.
– Как это?
– Очень просто. Жаль, что вы не изучали психологию. Занятная и полезная наука, смею вас уверить. Сейчас мы сыграем на самой слабой струне подобных твердокаменных типов – острому сочувствию к страданиям других. Тем более, когда должен страдать по его вине близкий ему человек, товарищ…
Макара Медова ввели в избушку, когда Христоня с помощью нескольких ведер воды привел Владимира в чувство.
– Ладимир! – в страхе закричал якут, увидев вздувшуюся
– Как видишь, твой "Ладимир" оказался больно уж несговорчивым, – Кукольников придержал старого каюра за рукав, когда тот со слезами на глазах бросился к полатям, где лежал его товарищ. – Поэтому во избежание дальнейших недоразумений ты нам скажешь, где находится золотоносная жила. В противном случае мы продолжим эту вынужденную экзекуцию. Непонятно? То есть поджарим еще его благородие Ладимира!
– Он не знает… – прохрипел с натугой Владимир, выразительно посмотрев в глаза якуту.
– Тойон, моя не знает! Отпусти Ладимира! – упал на колени перед Кукольниковым каюр.
– Врешь! – пнул его ногой Деревянов.
– Христоня! Займись графом… – Кукольников поднял Макара за шиворот с пола и усадил на табурет. – Смотри сам, до чего доводит упрямство…
Снова пошли в дело раскаленные шомпола. Владимир, закусив губы до крови, молчал. Макар при виде такого изуверства потерял сознание и завалился на пол.
– Отставить! – прикрикнул Кукольников на Христоню, который вытащил очередной шомпол из огня и направился было к графу. – Приведи его в чувство, – кивнул на якута.
– Значит, не скажешь, где золотая жила? – потеребил за плечо Макара ротмистр. – Тогда пеняй на себя.
– Не знает он… – вновь захрипел Владимир, ловя взгляд Макара.
Тот давно все понял: Ладимир, товарищ, друг, не хочет раскрыть тайну, а значит и он не вправе это сделать. И Макар прикрыл глаза, со свойственным якутам стоицизмом приготовившись к самому худшему, что б ни выпало ему вынести в этот день.
Но Кукольников не зря слыл одной из лучших ищеек Жандармского корпуса – все помыслы графа он давно разгадал. Иронично покривившись, ротмистр показал Христоне на Макара Медова. Тот сноровисто сдернул с него кухлянку, оголив якута до пояса.
– Придется и тебя подрумянить, – дождавшись, пока Христоня связал якуту сзади руки, Кукольников неторопливо вытащил из печки раскаленный докрасна шомпол и сунул его каюру подмышку. Тот дернулся, застонал.
– Оставьте его в покое! Не знает он, не знает! Изверги! – заворочался Владимир, скрипя зубами от боли в обожженной спине.
– Знает, дорогой граф, все он знает, – Кукольников наотмашь хлестнул якута шомполом по обнаженной спине.
– Остановитесь! Довольно… Я покажу вам… это место…
– Вот так бы и давно… – самодовольно ухмыльнулся Кукольников и швырнул шомпол к печке.
– Развяжи графа, – приказал Христоне.
– Только якутов вы сейчас же отпустите, – Владимир, морщась от боли, растирал затекшие руки.
– Э-э, нет, граф. Так не выйдет. До тех пор, пока вы нам не покажете…
– Ротмистр, – перебил Кукольникоза Владимир. – Я все сказал. Иначе мы с вами не сговоримся. Можете мне поверить.
– Какие гарантии вы нам дадите, что все будет без обмана?
– Мое честное слово.
– Что ж, вполне подходит… – поколебавшись некоторое время, согласился Кукольников.
– Сейчас, сию минуту… И без сопровождающих.
– Но ружья они не получат, – твердо отчеканил ротмистр.
– Согласен. Обеспечьте их провиантом на пару недель.
– Это можно… Собирайся, – брезгливо швырнул Макару его кухлянку Кукольников.
– Ладимир! Моя не ходи! Моя оставайся!
– Нет, Макар, так надо… Уходите. Жив буду – свидимся…
– Возьми это. Моя не надо… – совал якут Владимиру мешочек с остатками целебных мазей и трав. – Твоя спина лечить будет…
Якуты ушли. Но вылазку к золотой жиле пришлось отложить до тех пор, пока хотя бы немного не подживет обожженная спина Владимира. Скрепя сердце, бандиты согласились и на эти условия графа. В том, что он иx не обманет, Кукольников был твердо убежден, – не такой человек. Но фактор времени, неумолимый своей неотврат-ностью, настойчиво поторапливал – ротмистр знал, что якуты рано или поздно возвратятся сюда (если, конечно, дойдут) и не одни. И к тому времени они, груженные добытым золотом, должны быть вдалеке от этих мест…
Воронцова-Вельяминова стерегли денно и нощно. Христоня стал его тенью, всегда с карабином в руках – Кукольников рисковать не хотел: слово словом, а меры предосторожности не помешают.
Но граф о побеге и не помышлял – отупляющее безразличие ко всему происходящему погрузило его в меланхолию. Израненная спина заживала быстро благодаря мазям Макара, и примерно через неделю после ухода якутов он повел всю троицу к золотоносной дайке.
Увиденное ошеломило бандитов – самородки буквально валялись под ногами, а первые промывки показали, что и в самом деле золотоносное месторождение чрезвычайно богатое. Опьяненные неожиданно привалившим богатством, бандиты ковырялись в ручье с раннего утра до ночи. Граф не захотел участвовать в добыче и сидел в избушке под присмотром все того же Христони. Решение его судьбы отложили на неопределенный срок по настоянию Кукольникова, у которого были свои виды на него. Деревянова так и подмывало пустить пулю в лоб строптивому гордецу, но Кукольников в этом вопросе был непреклонен, и поручик, скрепя сердце, согласился до поры до времени подождать с выяснением отношений, хотя и не понимал, куда гнет хитроумный ротмистр.
А все было очень просто. Кукольников про себя уже давно решил судьбу Христони и Деревянова, которым, по его планам, суждено было вечно охранять золотую жилу, – чересчур уж ненадежными были его "друзья".
Графу же ротмистр мог верить, заручившись его словом: только он способен был вывести Кукольникова из тайги, потому что обратную дорогу ротмистр и Деревянов, не говоря уже о Христоне, успели основательно подзабыть; когда их вел Колыннах, никто особо не присматривался к таежным приметам. К тому же, одно дело зимой, другое – летом, когда тайга изменяется до полной неузнаваемости…