Аристократы
Шрифт:
Капитан. Я полгода обдумывал эту речь. Моя речь готова, как песня на клавишах. Товарищ Громов, неужели мне нечего сказать? Я скажу им так, что заплачут даже нетронутые старые девы.
Громов. Но не исповедуйся.
Капитан. Не умею.
Громов. Понял мои пожелания?
Капитан. Оценил.
Громов. Последний митинг объявляю
Капитан (тихо). Нет… я еще не подготовился.
Громов. Оратор не подготовился. Подготовьтесь, пожалуйста. Софья Потапова?
Соня на трибуне.
Соня. Когда мне… мне Громов сказал, как сестре… что мне государство посылает орден… Когда сказал, как сестре…
Громов. Смелее, по-военному.
Соня. Поймите… (Плачет.)
Капитан. Соня, вы плачете? Что значит слабая женщина!
Соня. Что же вы смотрите на меня? Поймите. Я все сказала.
Громов. Слово предоставляется Дорохову Константину Константиновичу.
Капитан. Разрешите мне через одного.
Алеша. Можно?
Громов кивнул.
Я был жестокий бандит, конечно, да…Грабил народ, не любил труда,Как черная ночь, моя жизнь былаИ меня, конечно, на канал привела.Все, что было, стало, как страшный сон.Я вроде как будто снова рожден.Трудиться, и жить, и петь хочу,От радости слезы текут, и, конечно, я молчу.Громов. Ну, Дорохов?
Капитан. Когда-то в мои юные годы в варшавском зале я слушал скрипача. Он был бедный еврей с белыми манжетами, и я на него смотрел, как на ошибку родителей. Но когда этот мальчик положил свои глаза на скрипку, то я и сейчас вижу его, как в Третьяковской галлерее. Я помню эти чужие рыдания и не хочу хвалить чекистов — мне дали смычок для моего сердца, и я расскажу вам… извините… Здесь солнце, вода… бьет в глаза…. и у оратора что-то такое не в порядке. Я прошу вас срочно отвернуться. У оратора что-то такое не в порядке. (Отвернулся, протер глаза)Прекрасно. Давайте меньше волноваться, друзья, и говорить откровенно. Рапсодия еще не сыграна, и мы не взяли всех нот. Кое-кто еще сорвется. Большевики это отлично знают. Жизнь очень трудная консерватория, в особенности для таких элементов, как мы. Соня, вы недовольны моей речью? Соня, я теперь не могу петь советские серенады подешевке. Моя серенада мне очень дорого обошлась. Но сейчас я смотрю на Соню, и мне хочется подарить ей цветы. Соня, вы привлекательная женщина. У вас милые глаза… Вы краснеете? За пятнадцать лет Соня впервые краснеет. Друг мой, Юрий Николаевич, куда вы смотрите, чего вы ждете? Вы тоже краснеете? Когда-то вы были очень бледный вредитель…
Мать. Молодой человек, это уж слишком.
Капитан. Мамаша, я тоже краснею. Вы прислали своему сыну посылку, но копченую колбасу съел я. Вы этого не ожидали? Вы не ожидали, что судьба вашего замечательного сына переплетется с судьбой знаменитого жулика? А я не ожидал, что моя судьба переплетется с жизнью замечательного чекиста, товарища Громова.
Все встают и аплодируют Громову.
Громов. Да, товарищи, наши судьбы переплелись, и в этом сплетении тысяч жизней много трогательного, высокого, истинно человеческого. Почему будет славен Беломорский канал? Здесь с невиданной смелостью, с большевистской суровостью, со сталинской широтой действуют силы приобщения к социалистическому труду таких людей, как Дорохов или Садовский. Отщепенцы, отверженные, потерявшие себя и даже прямые враги — сегодня они признанные люди на своей родине. Никто, может быть, не поймет этого с таким волнением, как мы, прошедшие славный путь Беломорстроя. Всем, с кем я дрался, кого я брал в работу, как мог, с кем побеждал и соединен глубокой дружбой, — привет и крепкое рукопожатие. Все!