Аритмия
Шрифт:
Блин, перегиб, наверное.
— Дружить теперь с тобой тоже нельзя? — фыркаю насмешливо.
— Ну что ты такое говоришь, Ром! Конечно можно! — улыбается. Но как-то скованно.
— Значит Ян не против нашей дружбы?
Замечаю, как изменилась в лице.
— Неет.
Врет как пить дать.
Ставлю косарь на то, что Кучерявый запретил ей со мной близко общаться.
Ну щас я тебе устрою,
— Пойдешь со мной уток кормить в парк? Как раньше. Или все-таки тебе нельзя?
— Пойду, — обещает она.
— Отлично. В субботу.
— Хорошо, — соглашается, пожимая плечом.
— Договорились. И это, Даш… Ян — мой лучший друг, но я все равно скажу, — тон моего голоса становится нарочито серьезным, и я беру ее за руку. — Ты умная. В омут с головой того… не ныряй.
Многозначительно смотрю на нее.
— По-моему ты лезешь не в свое дело…
Выдергивает ладонь, мгновенно вспыхнув. Вскакивает со стула и отправляется собирать свои вещи с парты.
— Арсений, не хочу тебя расстраивать, но для Абрамова девчонки всегда были чем-то вроде расходного материала. Особо не обольщайся на его счет. До тех пор пока не поймешь, что у вас все по-настоящему.
— У нас по-настоящему, Ром, — вскинув подбородок, заявляет уверенно.
— Ну дай Бог… — печальная усмешка трогает мои губы.
Наивная до ужаса.
Эх… И жалко тебя, Арсеньева, и, что называется, сама виновата…
Во вторник вечером к нам в гимназию приезжают гости, и вся старшая школа дружно отправляется в спортзал. Болеть за нашу женскую сборную по волейболу.
Шум стоит нереальный. Идет третий сет, и от него, собственно, зависит исход всего матча.
— Не ну, блин, на наших девок хоть смотреть хочется, а эти жирафихи из кадетки вообще ни о чем! — ворчит над ухом Бондаренко.
Но так-то оно так.
С опаской кошусь на годзиллу, стоящую в третьей линии. Ей бы вид спорта сменить. В борцы сумо податься, например.
— Я с той шпалы угораю, — похрюкивая, хохочет Пилюгин, указывая при этом пальцем на нескладную высоченную брюнетку.
— Сдать бы ее в цирк, и ходули не нужны.
— Гол забила… — недовольно цокаю языком.
— Вот ведь вобла сушеная!
— Минус два часа из жизни. Лучше бы на маникюр сходила, — горестно вздыхает Ника, рассматривая свои когти. Им бы даже Крюгер позавидовал.
— А рыжая ниче так смотрится в этих шортах, — подмечает Бондаренко.
— Саша всегда красивая, — нахмурившись, выдает Камиль.
Вот те раз! А че это мы к Харитошке неравнодушны?
Хохотнув, толкаю его в бок, но он никак на меня не реагирует. Стоит, блин, весь из себя такой скала. Давно б уже подкатил е-мое…
— Да ну елки-палки!
Снова
Пока команда совещается, трибуна люто негодует.
21:19. Не в нашу пользу.
Харитонова идет на подачу. Мяч принимает годзилла. Передает шпале, и та пытается забить еще один гол в первую линию, но там Дашкет.
— Вооо! Молоток Арсеньева!
Разозлилась. Щас стопудово будет рвать и метать.
— Супер, детка!
— Повезло, — скучающим тоном комментирует Ника.
— Болельщик из тебя отстой, зай.
Показывает мне средний палец.
Коза. Обиженку из себя корчит. Не может принять тот факт, что я решил временно от нее отдохнуть.
Подача. Разыгрывают мяч. Обманка. И Дашка снова забивает.
Крутая комбинация однако.
— Еее!
Народ оживляется и начинает активно подбадривать девчонок.
— Красавчик! Видели, как она их надурила?
— А под каким углом забила гол! — восхищается Цыбин.
— Выкусите, верзилы стремные! — орет как ненормальный Бондаренко.
Циркуль, сидящая неподалеку от нас, демонстрирует ему кулак.
— Не ну а че, Элеонора Андреевна, вы их видели? — оправдывается он. — Никакой эстетики!
— Новенькая в разнос пошла.
— Зачетные ноги, кстати.
— И задница ничего.
— Ага… Я б нагнул ее, надо номерок стрельнуть, — раздается за спиной.
Колесников из одиннадцатого «в».
— Ты бы пасть захлопнул.
А это Ян, молча наблюдавший за игрой все это время.
— А если нет?
— Я тебе помогу, — толкает его.
Вообще, парни как-бы хорошо общаются. Между ними никогда не возникало конфликтов. Скорее наоборот.
— Ну попробуй.
И понеслось…
До того, как начинается мордобой, успеваю взглянуть на табло и понять, что мы-таки победили.
25:22.
Пока Абрамов и Колесников катаются по полу, пересчитывая друг другу ребра, болельщики, прыгая и крича, радуются исходу матча. Заодно беспалевно прикрывая потасовку спинами.
— Это что там такое, Рома! Немедленно растащите их! — к нам ковыляет возмущенная Циркуль.
— Все, все, Ян, хватит, — оттаскиваю его от Колесникова.
Как Питбуль, ей Богу! Не оторвать.
— Прекратили! — орет физрук. — Вон пошли из зала. Оба!
— Нас уже нет. Уходим. Растворяемся, — толкаю Яна вперед.
Сопровождаю Абрамыча до самого туалета. А то вдруг в коридоре опять сцепятся. Надо сказать, драка в зале вышла та еще… Думал убьет Колесникова прямо там.
— Ты всю морду ему разбил, — залезаю на подоконник и внимательно смотрю на друга, стоящего у раковины.
Молча закатывает рукава рубашки и подставляет под воду сбитые костяшки пальцев.
— А че с тобой происходит, Ян? — интересуюсь, анализируя его поступок.