Ария Маргариты
Шрифт:
Наш отечественный аспирин превратил курившего косяк Пилата в висевшие на спинке стула кожаные штаны. Собачьи консервы оказались нетронутыми, но мой пес Пинч подозрительно принюхивался к банке, презрительно чихнул, отверг подношение и окопался на коврике под креслом, словно говоря: «За прокураторами не подъедаем-с!».
Грипп отступил, и мы с Холстом принялись яростно перебрасываться вариантами запевов, как пинг-понговыми шариками. Он вгрызался в текст, опытной рукой вычленял из него одно-два слова и требовал продолжения оформления мысли…
Мы колесили по дорогам, Меняя струны и подруг, Неправильных подруг, Совсем не думали о Боге, Звали в гости Сатану, Выпив не одну — Но пугались, услышав в дверь Стук…
или
Мы
А не творческих мук…
Под многоплановым псевдонимом «Хозяин» на этот раз выступал не Дьявол, а Виктор Яковлевич Векштейн, собравший в свое время АРИЮ. Интересный был дядька — о мертвых либо хорошо, либо ничего… Привозил и ставил просто так, бесплатно, аппарат в кафе «Молоко», что в Олимпийской деревне, для выступления всяких рок-босяков, пригрел у себя на базе и бесхозный НОВЫЙ ЗАВЕТ и ЭВМ (экс-КРУИЗ с вокалистом Мониным и гитаристом Безуглым)… А как ловко он АРИЮ засвечивал на многодневных фестивалях студенческого творчества в Университете Патриса Лумумбы! Танцуют себе чернокожие нигерийцы, хором поют, боливийцы в дудочки свои дуют и по струнам ударяют. А потом, в конце, как выскочит Грановский с хаером, как выпрыгнет… Такое случалось в доледниковый период, еще до официального и всенародного признания «арийцев». Виктор Якоачевич любил собирать всяческие грамоты и призы: начинаются какие-нибудь маразматические претензии от парткомов и горкомов, а тут — пожалуйста! — красивая грамота, выданная коллективу Москонцерта за поддержку интернационализма и участие в международном студенческом движении.
или
Кто умер в двадцать или тридцать, Того любили небеса, Забрали небеса, А жизнь, как хитрая волчица, За флажки уводит нас, Чтоб в последний раз
Пылью славы обжечь нам глаза…
Нескромно как-то, но пророчески. После выступления АРИИ на фестивале «Нашествие» 4 августа 2001 года с оркестром, с дирижером, который почувствовал себя рокером и решил по этому случаю раздеться, оголив довольно кисельное тело, вокруг группы забурлил очередной водоворот страстей и выгодных предложений… Демоны, демоны испытывают АРИЮ на прочность/ Устоят ли «арийцы», в пределах очерченного разумом и совестью круга или нет?
Есть неземное состоянье, Когда ты с Богом наравне, И Бог — в твоей струне… Дар это или наказанье? Кто все понял, тот исчез В глубине небес, Как солдат на священной войне.
На 31 августа 2001 года песня «Замкнутый круг» стала последним творением Холстинина, для которого я написала текст. Напомню, что на «Химере» Петрович уже со мной не работал.
В интервью журналу «Dark City» в 2001 году Холстинин объяснял смену своих поэтических привязанностей весьма оригинально. Пушкина, мол, — женщина, и с ней трудно работать. «Она не выносит критики…» «Н-да, — подумалось мне тогда, — не выношу я критики.,. Особенно, если учитывать то количество переделок, которые вносились в тексты по требованию музыкантов. Конечно, не выношу критики! По 10 сюжетов…» Не буду кривить душой, слова «арийца», с которым мы работали с 1985 года и с которым я написала 5 (!) альбомов целиком, обидели меня. А потом мне стало весело. Это и есть рок, проявление той самой его темной стороны, о которой мало кто знает. Это обычная человеческая слабость, которую надо простить… В конце концов, у меня ( а значит и утех, кто любит АРИЮ) есть вершина, где парят три белых орла, у меня есть Улица Роз, есть требующий раскачки мир, есть Антихрист и древний град Иерусалим, есть заключительные строки «Замкнутого круга» — «не всем волчатам стать волками/ Не всякий взмах сулит удар». У меня есть история о том, кто такой на самом деле Иуда… Но об этом — как-нибудь потом, с позволения покровительствующих мне (или провоцирующих меня) пока еще не названных астрономами звезд…
ЗАМКНУТЫЙ КРУГ
Мы
Это просто замкнутый круг.
Что завтра будет — неизвестно, Хотя нетрудно предсказать. О, нам нечего терять, Какая жизнь — такие песни. А жизнь нелепа и смешна, Дальше — тишина,
Не объехать и не убежать.
Да, да, все сказано, Да, да, давным-давно, Да, да, да, все связано
Самым древним и хитрым узлом.
Да, да, да, все здорово, Да, да, да, гори огнем, Да, да, мы тоже золото,
Мы сверкаем, пока не умрем.
Другая кровь, другие раны, Совсем другие времена, Иные имена, И, словно щепкой в океане, Нами тешатся шторма, А ночь короче дня,
Свет достанет нас даже со дна.
Слишком скучно быть бессмертным – Те же лица день за днем, Те же глупые ответы
На вопрос: «зачем живем?».
Не всем волчатам стать волками, Не всякий взмах сулит удар,
Есть странный дар — лететь на пламя,
Чтоб в нем остаться навсегда… ПРИЛОЖЕНИЕ I
БИБЛИОТЕКА АГУСКАЛЬЕНТЕС
Откуда: La Jornada. 18 января, стр. 15 Кому: В еженедельник «Progreso» Кому: В национальную газету «Ei Financiero» Кому: В национальную газету «la Jornada»
Кому: В местную газету SCLC «Tiempo»
16 января 1994 года Господа,
Перед вами коммюнике, содержание которого свидетельствует об изменении в направлении ветров. Вы вновь угрожаете нам безработицей. Думаю, на этот раз всерьез. Мне сказани, что Мистер Робледо Ринкон укрылся со своими до зубов вооруженными охранниками, окрестившими сами себя «государственной общественной службой безопасности», где-то в лабиринтах губернаторского дворца. Даже если власть тех, кто противится народной воле, не простирается дальше 4-х районов древней столицы штата Чиапас, Тукстлы Гутьеррес, им следует предложить достойный выход из ситуации. Пусть только они объяснят, на какие деньги вооружались бледнолицые солдаты, истребляющие коренное население в сельской местности Чиапаса. Может, на деньги, предназначенные для подписанных в Сан-Кристобале «мирных соглашений», и эти деньги так и не дошли до бедноты этого штата Юго-Восточной Мексики ( и который мы все еше считаем мексиканским? Так или нет?).
Vale.
Здоровья и мира во имя надежды предсказать завтрашний день, С гор Юго-Восточной Мексики, Мятежный субкоманданте Маркое,
Мексика, январь 1995 года.
P.S. Он вспоминает утро вчерашнего дня и холод, царящий внутри.
Однажды ночью, заполненной ревом танков, самолетов и вертолетов, я очутился в библиотеке Агуаскальентес. Я пребывал в гордом одиночестве, окруженный книгами и стеной холодного дождя, из-за которого пришлось натянуть лыжную шапочку.. Мне не надо было ни от кого скрываться, разве что от холода. Я устроился на одном из немногих стульев, на которых ещё никто не сидел, и созерцал заброшенность этого места.
В этот рассвет, как и во все прочие, люди не заглядывали. А Библиотека начала свою сложную церемонию демонстрации своих богатств. Пришли в движение тяжелые книжные шкафы, и казалось, что они кружатся в непонятном хаотичном танце. Книги менялись местами, обменивались страницами, и по ходу дела одна из них упала на пол и явила утреннему сумраку неповрежденный лист. Я не стал поднимать эту книгу, передвигая танцующие полки таким образом, что она оказалась рядом со мной, и я смог бы ее прочитать…