Арка первая: "Порт Даль"
Шрифт:
— Очень величественно, — отвечает она искренне. — Великолепный образец ранней имперской архитектуры, поразительной сохранности.
«Скорлупа» — одно из немногих зданий Порта Даль, переживших смуту, последовавшую за падением Империи и отделением Корпоры. В те годы открытый и с моря и с суши город был лёгкой добычей для всех, кто кинулся под шумок пощипать соседей. В иные дни пираты устраивали целые морские баталии в бухте, при помощи боевой магии и кисгодольской артиллерии решая, кто сегодня будет грабить первым. Большую часть города за несколько лет превратили буквально в руины. Позже новая столица — Всеношна — установила порядок, железной рукой приструнив как пиратов на море, так и банды на суше. Вдоль дорог выстроились виселицы с теми, до кого сразу не дошло, что смута кончилась. А в Порте Даль отстроили новые кварталы. Вышло симпатично, но, конечно, послевоенный бюджет не дал архитекторам развернуться так, как это могла себе позволить богатейшая империя Альвираха.
На фоне практичной, но утилитарной постимперской застройки «Скорлупа» выделяется как высший эльф среди гномов. Бывшее здание портовой управы символизировало торговую мощь Империи, в нём заключались ежедневно тысячи сделок, оно выполняло функцию биржи, здесь держали офисы страховые компании, здесь отмечался каждый корабль, входящий в порт и выходящий из оного. После войны оборот порта даже близко не дотягивает до имперского, и огромное пафосное здание оказалось не у дел — торговая бюрократия распределилась по небольшим конторам непосредственно в порту, где гораздо проще обделывать всякие делишки с контрабандой.
— Красивое здание, — повторяет Завирушка. — Жаль, что такие больше не строят.
— Пан, покажи ей! — командует Полчек.
«Скорлупа» секунду как бы мерцает, а потом девушка видит, что половины сияющих на солнце огромных витражей на самом деле нет — проёмы забиты досками, а щели между ними заткнуты тряпками. Колонны над входным портиком зияют прорехами, как зубы пережившего цингу моряка, роскошный серебряный купол потемнел до черноты и многих листов не хватает, а мраморная облицовка фасада уцелела едва ли на половине стены.
— Но… как? — поражается девушка.
— Пан — мастер иллюзий и может отчасти видеть сквозь них. Даже это умение обошлось бы ему дорого, узнай о нём кто-нибудь посторонний. Впрочем, он демон, ему проще.
— Значит, он тоже может как я?
— Нет. Он не развеял иллюзию, просто показал тебе то, что под ней. Как бы наложил иллюзию на иллюзию. Твоё умение уникально.
— Так что, договорились? — повторяет козел. — Не будешь развеивать всё? По договору с городом мы должны были отремонтировать фасад, но это такие деньжищи! Нам не нужны неприятности с муниципалитетом.
— Но я не контролирую эту способность! — признается Завирушка. — Со мной это случилось несколько раз в жизни, и каждый раз я валилась в обморок!
— Мастер, — озадачился Пан, — как же тогда спектакль? Зритель будет ждать спецэффектов!
— Покажешь ей Кифри в роли Дебоша, — пожимает плечами Полчек. — До сих пор срабатывало. А потом сразу бегом фасад прятать!
* * *
В порту царит своя особая несмолкающая суета, и Полчеку приходится повышать голос.
— Фасад — мелочь. Многие используют магию иллюзий вместо штукатурки, но городские власти смотрят на это сквозь пальцы, пока куски облицовки не начинают валиться прохожим на головы. Муниципалитету требуется, чтобы город опрятно выглядел, а какими средствами это достигнуто, не так важно. Но часто за магией иллюзий кроются куда менее безобидные вещи.
Они смотрят на красивое храмовое представление: две птахи отправляют желания детей нефилиму. Одна из них, наклонившись, внимательно слушает, что шепчет ей на ухо вставшая на цыпочки девочка, кивает ей, записывает на клочке пергамента. Вторая достаёт из клетки снежно-белого голубя, цепляет записку к его лапке и подбрасывает вверх. Тот взлетает в облаке блестящих огоньков и устремляется в небо. В воздухе какое-то время держится сверкающий след, уходящий в направлении Корпоры, потом медленно рассеивается.
— Моё желание теперь у Вечны? — спрашивает ребёнок.
— Конечно, дитя, — кивает птаха. — В самом Гнездовище. Это магические голуби, они летят прямо к нефилиму.
— И оно исполнится?
— А ты была хорошей девочкой?
— Хорошей, хорошей!
— Тогда сбудется. Вечна всегда помогает хорошим детям! — заверяет птаха.
Дети подходят один за другим, в кружке звенят монеты. Одно желание — один серебряный куспидат.
— Покажи ей, Пан! — велит Полчек.
Вместо птах в мантиях — кое-как замотанные в грязные тряпки гоблины, вместо записок с пожеланиями — кусок грязной бумаги, по которой впустую царапают сухим пером, вместо клетки с голубями — пустая коробка, а взлетает вверх раз за разом один и тот же измождённый пикси, шлейф его волшебной пыльцы видят радующиеся дети. Улететь ему не даёт привязанная вокруг пояса нить, за которую его притягивает назад ехидно скалящийся кобольд. Когда пикси окончательно выматывается и отказывается лететь, тот капает ему в рот виски из бутылки, и несчастный пленник взлетает снова.
— Но пикси же нельзя виски! — отчего-то Завирушку больше всего поражает именно это. — Они сразу спиваются и больше не могут жить без алкоголя.
— Именно так они его и удерживают, — комментирует Полчек. — От нитки он мог бы освободиться, от зависимости — нет.
— Но это жестоко! Мы должны что-то с этим сделать!
— То, что происходит на самом деле, видит только Пан, и немного мы с тобой, потому что он нам это показывает. Если бы мы попробовали освободить пикси, это выглядело бы как нападение на птах Вечны Нашёптанной. Как ты думаешь, на чьей стороне будут люди?
— Так надо сказать кому-нибудь!
— Кому?
— Кому-то главному!
— А кто, по-твоему, здесь главный?
— Не знаю, — призналась растерянно Завирушка.
Пан перестал транслировать для них «иллюзию над иллюзией», и на возвышении снова благостно улыбаются детям милые низкорослые девушки в мантиях храма. Дети радуются, родители, снисходительно улыбаясь, дают им серебряные монетки. Кто пожалеет один куспидат для счастья ребёнка?
— Так Дом Теней тут всё решает, дамочка, — раздался знакомый голос.