Аркай

Герман Василий Васильевич

— Это, думаю, и Метальнику известно, — невозмутимо заявила Зента. — Мы всё-таки на Береговой живём. Какие тут могут быть тайны? Так что ты мне скажешь, Иванова Люда?

— Приводи своего папу в кладушку, — тихо ответила Люда. — Только глаза завязывать, наверное, незачем.

— Я тоже так думаю, — согласилась Зента, обняв Люду за плечи. — Значит, сразу после уроков мы и придём.

* * *

Доктор пришёл в кладушку с небольшим чемоданчиком. Аркай встал и молча ощерился при виде незнакомца, но доктора это нисколько не смутило. Он мягко повалил пса на бок и принялся ловко снимать повязку. Аркай не противился,

следил за руками доктора острыми глазами, приподняв верхнюю губу и обнажив клыки.

— Открытый перелом, травма непростая, — говорил доктор. — Осколки, запашок, скажу, нехорош. Нехорош! Кое-что устраним на месте, подчистим в походно-полевых условиях, так сказать. Основательную работу придётся выполнить в стационаре, если мы хотим, чтобы пёс жил правильно. Лапу, не исключено, придётся отнять. А может быть, и нет. Может быть. Ты не тушуйся, Иванова Людмила, — бормотал доктор, споро управляясь с лапой Аркая. — Держи его чуть крепче, прижми немного, успокаивай. Видишь, он дрожит, волнуется. Понимает, что дела его не просты. И не бойся. Говорю тебе, никто твоего друга обидеть не посмеет. Это всё блажь Метальникова, циркуляры эти. Забурел человек, за бумажками солнышка не видит да и брякнул сгоряча: рукавицы сшить! Надо же додуматься до такой мудрости. Не дадим мы такого мужественного барбоса в обиду. Не дадим! Кто же это позволит? Это просто плохая шутка: из такого красавца — рукавицы… Редкостный экстерьер. И ты молодец. Молодец, Иванова Людмила!

— У него не только экстерьер, — сказала Люда. — Он умница.

— Наслышан, наслышан. Морда у него такая — только что не говорит.

— А он и говорит, только по-своему.

— Вот видишь, а ты говоришь: рукавицы. Проведём секретную операцию, — подмигнул доктор, перебинтовывая лапу Аркая. — Отвезём раненого в Посёлок, покажем моему приятелю Андрею Лукичу. Он отменный хирург и в собачьих болячках тоже разбирается хорошо. А мне на медскладе кое-что взять надо. Обстановка на данный момент сложилась такая, что машина не пройдёт: лёд на заливе пока слабоват, окружная дорога, как водится, не расчищена. Смекаешь, Иванова Людмила? Можем только воспользоваться дружбой Онолова Андрея. — Так говорил доктор Пенкалис, который — все на Береговой это знали — никогда не бросал слов на ветер и начатое дело всегда решительно доводил до конца.

Через час нарта уже пересекала тундровый перешеек. Собачек на потяге было ровно десять, и впереди шёл Катай, на этот раз исключительно прилежный. Он не пытался чудить, налегал на алык, подбадривая собачек звонким, чисто аркаевским тявканьем. И собачки, виляя мохнатыми хвостами-бубликами, дружно и заливисто ему отвечали. Рядом с передком нарты прискакивал Онолов Андрей, потрясая остолом под аккомпанемент собственных заклинаний:

— Крр-ххаа! Крр-ххаарр! — что обозначало на каюрском наречии: давай, ребятки, навались! Или что-то в этом роде.

Люда бежала за нартой на лыжах. Её куртка находилась под головой у Аркая, а он, спеленатый по всем четырём лапам, всё порывался встать с нарты. Ему непривычно было и неловко. Рыжий Аркай пребывал в полном недоумении, он никак не мог взять в толк, почему полёживает на той самой нарте, которую всегда обязан был возить. Наверное, совестно ему было бездельничать, когда остальные собачки усердно трудятся. А может, ему казалось, что Катай ведёт нарту не так, как следует.

Посвистывал снежок под полозьями нарты, вылетали из-под прытких собачьих лап комочки снега, падали на морду Аркая. Он отряхивал их и снова пытался

встать. Его удерживал доктор Пенкалис, восседавший на передке нарты как почётный член экспедиции. Он ехал на нарте впервые в жизни и пребывал в превосходном настроении, испытывая мальчишескую радость от этого способа передвижения по земной поверхности, веселящего душу и приносящего непередаваемые ощущения. Доктор щурился на сияющие сугробы, растирал лицо свежим пушистым снежком и подавал команды немного отстававшей Зенте:

— Не терять темпа, держать дыхание! Ритмичный, сильный и плавный толчок! Работать палками!

Зента Пенкалис считалась неплохой лыжницей, хотя плохих лыжников на Береговой не было. Но угнаться за нартой — дело непростое.

Во всяком случае, подававший команды доктор находился в более благоприятной позиции.

Катай работал на совесть, собачки рвались из шлеек, нарта летела среди сугробов, не сбавляя скорости на пологих взлобках. Так и прибыли в Посёлок.

Люда с Зентой немного отстали. Несмотря на чёткие указания доктора, ровное дыхание они не удержали.

Притормозили у знакомого крылечка поселковой больницы. Собачки присели, вывалив языки, облачка пара вылетали из розовых пастей. Девочки оперлись на лыжные палки, чувствуя, как быстро-быстро отбивают звонкий ритм разогнавшиеся сердца. Они разогрелись и приустали, конечно, но могли бы ещё бежать и бежать. И сознание своей силы наполняло их радостью.

На крылечко вышел человек с бородкой на смуглом лице, приветственно поднял руку:

— С прибытием, полуостровитяне! Пациента в боковушку! Всё приготовлено, можем без промедления начинать.

Аркая перенесли в маленькую комнатку, уложили на покрытый клеёнкой стол. Включили яркую лампу, и обнаружился другой столик, а на нём множество щипчиков, пинцетов и других инструментов, от холодного блеска которых становилось как-то не по себе.

— Случай осложнённый, — говорил Андрей Лукич, осматривая лапу Аркая. — Процесс активный.

— Это, надеюсь, сумеем подавить, — заметил доктор Пенкалис. — А без спицы, пожалуй, не обойтись.

— Да, я велел приготовить на всякий случай. Лапа у него всё же будет несколько короче.

— Пусть будет короче, — поспешно сказала Люда, обрадованная тем, что лапу Аркаю удастся сохранить.

— В упряжке ему не ходить, а ковылять с укороченной приловчится, — сказал доктор Пенкалис. — Тут важнее аспект нравственный.

— Новый раздел медицины: собаки и нравственность, — заметил Андрей Лукич.

— Не медицины, а этики, если хотите! — горячо возразил доктор Пенкалис.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Андрей Лукич. — Давайте к делу. Надеюсь, не откажетесь ассистировать? Девочек за дверь! Аня, прошу шприц.

Люда с тревогой вслушивалась в этот разговор и старалась не смотреть на руки Андрея Лукича, которые бесцеремонно обращались с пораненной лапой Аркая. Она успокаивала пса, поглаживала его лоб; Аркай косил глазом на доктора и чуть постанывал, обнажая в уголках пасти крепкие коренные зубы.

— А можно, я останусь? — с надеждой попросила Люда. — Аркай волнуется, а я постараюсь его успокоить. Ему ведь очень больно будет.

— В этом нет необходимости, девочка, — Андрей Лукич ободряюще улыбнулся. — Я, помню, занимался тобой, и ты вела себя прекрасно. Не пикнула. Есть основания полагать, что твой дружок тоже не робкого десятка. Кроме того, после укола он будет спать, как суслик. Когда очнётся, лапка поболит немного, но он потерпит: больше ведь терпел. Правильно?