Аркай
Шрифт:
А ему и не надо было никакой награды, рыжему Аркаю. Он хорошо отоспался за ночь в пушистом сугробе, сгрыз утреннюю пайку рыбы и чувствовал себя весьма бодро. Ночные тревоги отлетели прочь, сумасшедший рейс в пургу через лёд завершился благополучно, люди были доброжелательны и спокойны. Всё обстояло как нельзя лучше. На израненных лапах красовались мягкие сапожки, припасённые заботливым каюром. Можно было жить дальше. И Аркай, прижмурив раскосые глаза, с охотой принимал ласку: папа бережно прочёсывал ему голову меж ушей. Не так часто выпадает ласка ездовым собакам, поэтому доброе отношение они очень ценят.
Береговая, где жили Ивановы, прилепилась к скалам в маленькой бухточке внутри большой камчатской губы. На карте это место имело другое название, а в повседневности издавна повелось: Береговая да Береговая.
Деревянный дом их, как в шутку предполагал папа, ставили ещё первопроходцы, казаки атамана Атласова. Скрипеть ему оставалось недолго: на южной оконечности бухты поднимались новенькие пятиэтажки. А в новой школе ребята учились уже два года.
Первая камчатская осень Ивановых выдалась необыкновенно славной. Сопки пылали пожелтевшей листвой, солнышко светило неярко, ровно, все предметы вокруг виделись отчётливо, выпукло. И тишина стояла такая, что слышно было, как за увалами шелестят сухим травостоем куропатки, а слово, негромко сказанное у причала, поднималось к вершинам сопок, переливалось, звенело и не таяло. За дальними мысами громыхал в скалах океанский прибой.
Позже на смену тишине пришёл неторопливый ветерок бриз, прохладный и мягкий. К началу ноября облетела листва, обнажились крученные жестокими ветрами камчатские берёзы. После праздников медленный снежок прикрыл землю пушистой шубой, выровнял распадки и ямы, пригладил земные неровности. И скоро всё вокруг засияло нестерпимой белизной.
Ещё позже пожаловали ветры настоящие. Задул свежачок, подкрутил позёмку, метель вихрастую завёл. А там и пурга камчатская ударила, укатала снежок, отвердила. Сугробы воздвигла с двухэтажный дом, укрыла деревья и кусты, а строения помельче так упаковала, что не сразу и отыщешь. Засвистели ветры ураганные, загрохотали в прибрежных скалах океанские волны, сокрушая земную твердь, стены домов задрожали. Скрылась под снегом старая баня Береговой и маленький домишко рядом с нею, в котором обитал Метальник Савелий. Даже труба домика утонула в сугробе. И снова наступила тишина. Недолгая, до следующей пурги.
Так и жила Береговая, укутавшись в белый тулуп, и жизнь на ней никогда не замирала. Корабли от причала уходили в океан, радиоузел связь держал, посты на скалах наблюдение вели за водной поверхностью, ребята в классах занимались — все при деле, праздных нет.
В школу Люда бегала напрямик, через распадок, называемый собачником. Летом распадок зарастал трёхметровыми стеблями шеломайника [5] и выглядел как дремучая тайга, в которой терялась приземистая сторожка об одном кривом оконце. Когда же полёгшие дебри буйной растительности придавило снегом, стало тут холодно и неприютно. Сторожка одиноко чернела на пологом склоне, а вокруг неё, привязанные к шестам, тихонько поскуливали собаки. Вид у них был скучный. Тут и сообразила Люда, кто это так жалобно тявкал и подвывал среди ночи на разные голоса.
5
Шеломайник — однолетнее камчатское растение, похожее на подсолнечник.
— Ай-ай! Как вас, бедненьких, обидели! — сказала Люда. — За какие провинности голодными на привязь посадили?
Достала она приготовленные бабушкой пирожки и давай разламывать их на кусочки. Псы, конечно, с интересом на неё воззрились и приподняли уши. Ломтики пирожков они заглатывали с лёту и нетерпеливо ёрзали хвостами по снегу.
Приотворилась дверь сторожки, вышел парень — высокий, с раскосыми глазами на смуглом лице, обутый в какие-то мохнатые бахилы. Обувка его выглядела громоздко, а ступал он легко, немного враскачку.
— Привет тебе, Людмила Иванова! — немного торжественно сказал парень, потрясая какой-то дребезжащей деревяшкой. — Известно ли тебе, как называется этот инструмент?
— Обыкновения палка с железкой, — пожала плечами Люда.
— Это не палка, — сделал вид, что обиделся, парень. — И вовсе не обыкновенная. Это специальный прибор, называемый остолом. Можно им нарту притормозить, коль шибко с горки побежит, или собачку ленивую приласкать, чтобы резвее пошевеливалась. Можно, однако, пощекотать того, кто собачек портит.
— Никто собачек не портит, это вы сами их мучаете, — упрямо сказала Люда. — Они на холоде голодные всю ночь плакали.
— Эх-хе! Мучаю! Я тренирую их. Понятно? Собачки за лето лишний вес нагуляли. А толстяки работать не любят, их в сон клонит. Не замечала? Такими они нарту с места не сдвинут, повалятся на снег — жирок их с ног собьёт. Надо его подрастрясти. Значит, диета нужна — одна рыбина сушёная в день.
— Им очень холодно поодиночке, — жалостливо сказала Люда. — Пусть бы хоть погрелись в кучке.
— Нельзя. Они в зимний порядок не втянулись, по летней обильной пище скучают. Передерутся со злости. Им закалка нужна. Это не комнатные пёсики, а ездовые, рабочие собаки. Зимой в снегу спят, мягкие подстилочки им не положены. Не привыкнут постепенно, простужаться станут, болеть.
— А почему летом пища обильная?
— Эх-хей! Непонятливая! Летом каникулы, беззаботная жизнь. Скитаются по побережью, свежей рыбкой у рыбацких станов лакомятся, шерсть меняют, щенков воспитывают.
— А вот рыжий пёс не привязан, — заметила Люда. — Он работать не собирается?
— За него не переживай. Это лучший работяга, вожак. Он сам сознательный, лишнего не ест. Вообще талантливый пёс. Мы с тобой, к примеру, беседуем, а он уже знает, что про него говорим. Морду отвернул, а уши куда навострил? А?
Ярко-рыжий пёс и правда глядел в сторону, а уши держал странным образом — развёрнутыми к говорящим. Такого Люда ещё не видела.
— Эй, Аркай, не хитри, — сказал ему парень. — Подойди сюда и познакомься.
Пёс не спеша встал, подошёл ближе, снова сел и уставился на Люду, наклонив лобастую голову. Шевельнул носом, вроде улыбнулся, и вывалил розовый язык, подмигнув при этом правым глазом.
— Хорош? — спросил парень.
— Славный, — сказала Люда. — Его, наверное, и дрессировать не надо.
— Я их и не дрессирую. У нас не цирковые потешки. Просто в порядке их содержу. Кое-чему обучаю, — парень засмеялся весело. — А кое-чему сам у них учусь. Это совсем не глупый народ — собаки. Бывает, грузы раскидываю по побережью. Будет охота, приходи — проведаем посты.
— Сейчас мне в школу надо, — сказала Люда.
— Так это не сразу. Когда снег сядет и тропа выстелется.
Люда помахала собачкам варежкой, они взвизгнули тихонько, заелозили хвостами по снегу. А рыжий Аркай сидел спокойно, наклонив голову и внимательно глядя ей вслед. Люда и крикнула ему со склона: